Очерки истории Грузии. Том 2
 В 8-и т. / АН ГССР, Ин-т ист., археол. и этнографии - Тб. : Мецниереба : Тип. АН ГССР - ; 21см.   [MFN: 2511]
Т.2 : Грузия в IV-X веках / [Ред.: М. Лордкипанидзе, Д. Мусхелишвили] - , 1988 - 580с. : ил. - - Библиогр. в подстроч. примеч. - : [4л.], 20000экз.   [MFN: 2512]
UDC:  9(479.22)"4-10"
T 1.382/3



ВСТУПЛЕНИЕ

§1. Основные этапы исторического развития Грузии IV – X вв. Д.Л. Мусхелишвили

§2. Краткий обзор источников. Ш.А. Месхиа

§3. Историография Ш.А. Месхиа

 

ГЛАВА I

ВОСТОЧНАЯ ГРУЗИЯ-КАРТЛИ В IV – V вв.

§1. Картли в первой половине IV в. Объявление христианства государственной религией Н.С. Джанашиа

§2. Борьба против агрессии Ирана в Картли во второй половине IV и в первой половине V в. Н.С. Джанашиа

§3. Картли во второй половине V в. Вахтанг Горгасал Н.С. Джанашиа

§4. Экономическое и социальное положение Восточной Грузии в IV – V вв. Утверждение раннефеодальных социально-экономических отношений А.А. Богверадзе

 

ГЛАВА I I

ЗАПАДНАЯ ГРУЗИЯ-ЭГРИСИ (ЛАЗИКА) В IV – V вв.

Н.Ю. ЛОМОУРИ

§1. Политическое положение Эгрисского царства в IV – V вв.

§2. Экономическое положение Эгрисского царства в IV – V вв.

§3. Социальные отношения и культура Эгриси. Принятие христианства

 

ГЛАВА I I I

РАННЕФЕОДАЛЬНЫЕ ГРУЗИНСКИЕ ГОСУДАРСТВА В VI – VIII вв.

А.А. БОГВЕРАДЗЕ

§1. Упразднение царской власти в Картли

§2. Борьба против иранских и византийских завоевателей в Эгриси

§3. Восстановление государственной власти в Картли

§4. Арабские завоевания и борьба против арабов в VII – VIII вв.

 

ГЛАВА IV

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ В  VI – VIII вв.

А.А. БОГВЕРАДЗЕ

§1. Развитие феодального землевладения

§2. Общественные классы

 

ГЛАВА V

ИЗМЕНЕНИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ И ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ В IX-X вв.

 

§1. Основные отрасли сельского хозяйства М.Д. Лордкипанидзе

§2. Формы землевладения М.Д. Лордкипанидзе

§3. Города, торговля и ремесло Т.К. Гамсахурдиа

§4. Основные общественные классы и классовая борьба М.Д. Лордкипанидзе

 

ГЛАВА VI

ВОЗНИКНОВЕНИЕ НОВЫХ ФЕОДАЛЬНЫХ ГОСУДАРСТВ

М.Д. ЛОРДКИПАНИДЗЕ

 

§1. Кахети

§2. Эрети

§3. Абхазское царство (Эгрис-Абхазети)

§4. Картвельское Царство (Тао-Кларжети)

§5. Тбилисский эмират

 

ГЛАВА VII

ОБРАЗОВАНИЕ ГРУЗИНСКОЙ ФЕОДАЛЬНОЙ МОНАРХИИ

М.Д. ЛОРДКИПАНИДЗЕ

 

§1. Борьба за объединение грузинских земель

§2. Предпосылки  объединения грузинских земель

 

ГЛАВА VIII

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ ГРУЗИИ IV-X вв.

Д.Л. МУСХЕЛИШВИЛИ

 

ГЛАВА IX

КУЛЬТУРА В IV - X вв.

 

§1. Культура и быт в IV – V вв. По археологическим материалам Г.А. Ломтатидзе

§2. Культура и быт в IV – X вв. По археологическим материалам Г.А. Ломтатидзе

§3. Письменность Т.Г. Папуашвили

§4. Художественная и историческая литература Т.Г. Папуашвили

§5. Вопросы правовой культуры Т.Г. Папуашвили

§6. Просвещение и центры культуры Т.Г. Папуашвили

§7. Философская мысль В.В. Беридзе

§8. Искусство

 

Иллюстрации

Список сокращений



Публикуемая книга, являющаяся сокращенным и переработанным вариантом вышедшего в 1973 г. на грузинском языке II тома восьмитомника «Очерков истории Грузии» (ред. Ш. А. Месхиа), касается чрезвычайно важного периода истории Грузии.

Это период генезиса и становления феодальных отношений, окончательного определения культурно-политичеcкой ориентации грузинского народа, отмеченного принятием христианства в начале IV в., и воссоединения Западной и Восточной Грузии в одну феодальную монархию. Все эти важнейшие проблемы истории Грузии IV — X вв. исследуются на основании новейших достижений грузинской историографии.

Книга предназначена для специалистов-историков и широкого круга читателей.

 

Редакторы: чл.-корр. АН ГССР М. Д. Лордкипанидзе

чл.-корр. АН ГССР Д. Л. Мусхелишвили

 
Рецензенты: д-р ист. наук, проф. Г. Д. Джамбурия

канд. ист. наук М. М. Бердзенишвили

канд. ист. наук Н. И. Апхазава
ВСТУПЛЕНИЕ

 

§ 1. ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ГРУЗИИ IV — X ВВ.

 

Второй том «Очерков» охватывает историю Грузии с IV конца X в.

В этот период в истории Грузии происходят весьма значительные исторические события как с точки зрения внутреннего социально-экономического развития страны, так и внешнеполитических отношений.

По социальному и экономическому развитию IV — X вв. истории Грузии являются периодом генезиса феодализма, победы и утверждения феодальных отношений. Большим социальным и экономическим преобразованиям, характерным для этой эпохи, сопутствовали важные изменения в политической и культурной жизни страны — объявление христианства государственной религией, объединение Западной и Восточной Грузии в одно целое, упразднение царской власти, возникновение власти эрисмтавара (правителя народа), феодальная раздробленность, образование феодальных царств и княжеств и борьба за расширение и укрепление этих феодальных единиц, что в то же время означало борьбу за объединение страны.

С точки зрения внешней политики, этот период отмечается борьбой грузинского народа против агрессии сасанидского Ирана и Византийской империи, а также против владычества арабов и нашествий хазар. К концу X в. осуществилось объединение большей части грузинских земель в одно государство и возникла феодальная монархия Грузии (Сакартвело).

Вопрос о периодизации истории Грузии феодального периода имеет свою историю.

Грузинская историография феодального периода по существу делила историю Грузии на два периода — до и после установления царской власти[1]. По этому делению история Грузии, начиная с III в. до нашей эры полностью включалась во второй период.

Такая общая периодизация истории Грузии господствовала до второй половины XIX в. Вахушти Багратиони в периодизации истории Грузии ограничился схемой «Картлис цховреба» («История Грузии»), но с той разницей, что историю Грузии от Фарнаваза до 1469 г. он назвал «древней историей»[2]. Этой схемы придерживались также Давид Багратиони[3], Теймураз Багратиони[4], даже Мари Броссе[5] и другие представители грузинской историографии XVIII и первой половины XIX в.

В периодизации истории Грузии определенный шаг был сделан грузинской историографией буржуазного периода. В этом отношении особое внимание привлекает попытка С. Баратова (Сулхана Бараташвили, автора опубликованных в 70-х гг. XIX в. тетрадей «Истории Грузии») разделить историю Грузии на три основные периода. IV — X вв. им включены во второй период и названы «историей средних веков». Надо отметить, что, по С. Баратову, древняя история Грузии завершается в начале IV в., а «история средних веков Грузии начинается с четвертого столетия — со времени принятия христианства — и завершается серединой XV в. распадом единого Грузинского царства на несколько владений»[6]. Средневековую историю автор, со своей стороны, делит на следующие основные периоды: а) принятие христианства, б) от принятия христианства до Вахтанга Горгасала, в) царствование Вахтанга Горгасала, т) владычество Ирана на Кавказе, д) падение магизма (маздеизма), е) владычество арабов в Грузии вплоть до смерти Баграта III[7].

Предложенная С. Баратовым периодизация была новым словом в грузинской историографии. Он первым отошел от схемы «Картлис цховреба» (и вообще феодальной историографии) и предложил периодизацию истории Грузии по схеме, соответственно современной ему буржуазной науке.

Если С.Баратов дал хронологическое определение начального периода средневековой истории, то выдающийся представитель буржуазной историографии Д. Бакрадзе из средневековой истории выделил один период, который, по его мнению, завершался X столетием.

Конечно, не случайно труд Д. Бакрадзе «История Грузии» охватывает период с древнейших времен до конца X в.[8] Таким образом, представители грузинской буржуазной историографии — С. Баратов, с одной стороны, и Д. Бакрадзе, с другой, — в истории Грузии, по существу, выделили IV — X вв. как особый период истории средневековой Грузии.

Периодизация истории феодальной Грузии в грузинской буржуазной историографии получила сравнительно законченный вид в начале XX в. В этом отношении заслуживает внимания третье издание первого тома «Истории Грузии» (1906 г.) М. Джанашвили, где дана попытка периодизации.

Историю Грузии до конца X в. М. Джанашвили делит на два основных периода: 1. «древний период» — с древних времен до V в., в частности до Вахтанга Горгасала, и 2. «средний период», который включает историю от Вахтанга Горгасала до конца X в. Следует отметить, что собственно «средний период» М. Джанашвили делит на два этапа: а) до вторжения арабов и б) от вторжения арабов до объединения Грузии. После этого, по М. Джанашвили, начинается «блестящий период истории Грузии» (Баграт III — царица Тамар)[9]. Таким образом, согласно предложенной периодизации, «средний период» истории Грузии начинается в середине V в. и завершается концом X в.

Попытка периодизации данного периода имеется и в кратком систематическом курсе «Истории Грузии» С. Горгадзе, который посвятил этому вопросу специальный параграф. Из пяти периодов, выделенных С. Горгадзе, наше внимание привлекает третий период, который у автора называется «средней историей Грузии» и продолжается от принятия христианства, до XIII в. Интересно, что, по С. Горгадзе, с XIII в. начинается «новая история Грузии». Следовательно, эпоху IV — X вв. С. Горгадзе также включает в «среднюю историю», хотя и не отделяет ее от XI — XII вв.[10]

Таким образом, грузинская историография буржуазного периода внесла новую, научную терминологию — «древняя история», «средние века», «средняя история». Тем самым она полностью восприняла систему периодизации, существовавшую в современной ей европейской историографии.

 

* * *

 

Вопроса периодизации истории Грузии коснулся и И. А. Джавахишвили, который высказал ряд весьма важных соображений. Он был первым, кто связал периодизацию истории Грузии с социально-экономическими явлениями. VI—IX вв. И. А. Джавахишвили считает переходным к феодализму этапом, а с X в., по его мнению, начинается эпоха феодализма («патронкмоба», по терминологии И. А. Джавахишвили)[11].

Дальнейшее уточнение периодизации истории Грузии, ее обоснование марксистским учением об общественно-экономических формациях связано с именем С. Н. Джанашиа. Мы не станем здесь касаться высказанных С. Н. Джанашиа соображений о периодизации всей истории Грузии. Нас интересует в данный момент вопрос о периодизации истории Грузии IV — X вв.

По мнению С. Н. Джанашиа, еще на рубеже старого и нового летосчисления в Грузии явно видна «борьба разных способов производства». В обществе того периода позже всех возникает феодальный способ производства[12], который формируется уже в IV в.н.э. в виде «раннего феодализма». По С. Н. Джанашиа, IV — VI вв. являются столетиями «раннего феодализма», победа же феодализма относится к VI в. «С VI в. на всей грузинской земле без ограничения утверждается феодальный способ производства, феодальная собственность и государственность, феодальная идеология». Однако «до зенита его развития перед новым обществом лежал долгий путь», — писал С. Н. Джанашиа[13]. Дальнейшее укрепление победивших феодальных отношений происходит в VI — VIII вв. А IX — X вв. являются периодом углубления феодальных отношений и в связи с этим образования новых царств и княжеств и борьбы за их объединение[14].

Этот основной принцип периодизации истории Грузии IV — X вв. сформулирован в опубликованных С. Н. Джанашиа в 1932 г. выпусках «Истории Грузии», а позднее, и более четко, в учебнике «История Грузии»[15].

Определение С. Н. Джанашиа начального периода феодализма в Грузии и связанные с этим соображения справедливо оценил Н. А. Бердзенишвили как «совершенно новое», «обилием фактов обоснованное слово». Действительно, вышеприведенные главнейшие положения по периодизации истории Грузии IV — X вв. и по сей день, в основном, приняты в грузинской историографии. Однако это не значит, что они не вызывают определенных возражений и не требуют уточнений, а также выделения подпериодов и т. д. Но главным является то, что труды С. Н. Джанашиа по существу решили проблему научной периодизации истории Грузии вообще и периода феодализма в частности.

Важный вклад в изучение вопроса периодизации истории Грузии феодальной эпохи внес Н. А. Бердзенишвили, который представил основные этапы грузинского феодализма следующим образом: раннефеодальный период — с VI до середины X в., среднефеодальный период — с середины X до конца XII в. и позднефеодальный период — с XIII до 60-х гг. XIX в[16]

Н. А. Бердзенишвили раннефеодальный период делил на два основных этапа — VI — VIII вв. и IX — X вв. На первом этапе, по его мнению, завершилось устройство политической организации раннефеодального государства Картли (и вообще Грузии) на феодальной основе[17]. А к концу X в. в Грузии закончились раннефеодальные общественные отношения и страна поднялась на новую, более высокую ступень социально-экономического развития[18].

Эти положения Н. А. Бердзенишвили о продолжительности раннефеодальной эпохи (VI — X вв.) и о двух ее периодах легли в основу периодизации указанного периода истории Грузии во всех учебниках и учебных пособиях.

Несмотря на это, проблему периодизации истории Грузии всей феодальной эпохи, и в частности интересующего нас периода, все еще нельзя считать решенной.

Некоторые исследователи оспаривают не только такую датировку отдельных стадий раннефеодальной эпохи Грузии, но и само существование раннефеодальной эпохи на всем протяжении IV — X вв. Так, например, И. Сургуладзе считает сомнительной вышеприведенную схему периодизации и предлагает совершенно новый вариант: 1. раннефеодальный период — VI — VII вв.; 2. феодальные княжества — VIII — X вв.; 3. объединенная феодальная монархия[19]. Как видим, И. Сургуладзе раннефеодальным периодом считает лишь VI — VII вв., последующие столетия (VIII — X) — периодом феодальных княжеств или территориальной раздробленности; политическая же раздробленность, по И. Сургуладзе, — признак зрелого феодализма[20]. Так что время феодальных княжеств (VIII — X вв.), согласно И. Сургуладзе, можно назвать периодом зрелого, или развитого феодализма.

Предложенная И. Сургуладзе периодизация не всегда основывается на социально-экономическом развитии страны. Первый период он выделяет на основе социального развития страны, а второй и третий — на основе политической системы. Кроме того, следует подчеркнуть, что политическая раздробленность, лежащая в основе второго периода (по Сургуладзе), сама по себе не может служить доказательством существования развитых феодальных отношений, так как, прежде всего, необходимо выяснить причины и природу этой политической раздробленности.

Действительно, политическая раздробленность является показателем более высокой и новой ступени в истории феодализма, однако бесспорно, что эта сравнительно высокая ступень не всегда подразумевает зрелость феодализма, точнее, развитого феодализма.

Завершение раннефеодальной эпохи Ш. А. Месхиа относит к концу X в. и историю IV — X вв., с точки зрения общественного развития, делит на три этапа: 1) IV — VI вв. — зарождение феодальных отношений и их дальнейшее развитие, и укрепление; 2) VI — середина VIII в. — победа феодальных отношений и образование крупного феодального землевладения и 3) середина VIII — X в. — период феодальной раздробленности[21].

В том же году, когда был опубликован второй том «Очерков истории Грузии», во вступлении, к которому была сформулирована точка зрения Ш. А. Месхиа, вышла в свет монография Г. А. Меликишвили «Политическое объединение феодальной Грузии и некоторые вопросы развития феодальных отношений в Грузии», в которой автор касается и проблемы периодизации истории Грузии. По мнению Г. А. Меликишвили, «объединением Грузии в конце X в. завершается и раннефеодальный период»[22].

Что же касается начала раннефеодального периода, то об этом Меликишвили в монографии, в силу ее совершенно определенной целенаправленности, нигде специально не говорит, но, судя по недавно опубликованной его статье, можно считать, что таким рубежом он считает IV — V вв.[23]

Полемика о проблемах периодизации развития феодальных отношений и социально-экономического развития Грузии вообще продолжается и по сей день. Об этом свидетельствует специальная научная сессия, проведенная отделом истории средневековой Грузии Института истории, археологии и этнографии, посвященная вопросам периодизации истории и Грузии феодального периода[24].

В недавно опубликованной монографии А. Богверадзе раннефеодальный период, с точки зрения социально-экономического развития Восточной Грузии, ограничен автором IV — VIII столетиями. Период же развитого феодализма в ведущих провинциях Картли, по его мнению, начинается с IX в.[25]

Этой проблемы касаются статьи Г. Д. Джамбурия. В них этап крепостничества (т.е. развитого феодализма автор также предлагает начинать с IX в.[26]

Этой же проблеме посвящена статья Д. Мусхелишвили, в которой автор раннефеодальную эпоху датирует IV — первой половиной VIII в. и дает попытку социально-экономической и политической периодизации истории Грузии IV—X вв. Его точка зрения такова: 1) IV — V вв. — период интенсивного развития феодальных отношений и возникновения раннефеодальной монархии; 2) VI—середина VIII в. — этап завершения феодализации или конец раннефеодального периода; 3) вторая половина VIII — X в. — первый период развитого феодализма (политическая раздробленность), который в начале XI в. завершается образованием централизованной феодальной монархии (второй период развитого феодализма)[27].

Таким образом, как видим, в вопросе о периодизации социально-экономического развития Грузии эпохи феодализма, в частности IV — X вв., существуют весьма различные точки зрения. Это не удивительно, если принять во внимание сложность проблемы, скудость источников, а также разность критериев.

В первую очередь следует кратко коснуться именно того основного критерия, который выработан в советской медиевистике и который должен лежать в основе периодизации развития феодальных отношений.

Известно, что процесс феодализации того или иного общества выражается в постепенном формировании двух противостоящих классов: с одной стороны, это феодальный класс, в руки которого в конечном итоге переходит вся земля страны, и, с другой стороны — крестьянство, которое в значительной степени формируется путем постепенного закрепощения свободных общинников. Говоря другими словами, процесс феодализации, с одной стороны, подразумевает распад свободной общины, а с другой — образование феодальной вотчины. Взаимодействие этих двух исключающих друг друга общественных организмов, что, как известно, означает распространение вотчины за счет общины, составляет основное содержание социально-экономической истории раннего феодализма развитых феодальных отношений.

Сеньория периода развитого феодализма — это вотчина, владелец которой на основании иммунитета (полиция, суд, взимание налогов), возникшего на почве частновладельческого права, обладает политическими правами в отношении своих крепостных. Феодал в это время фактически является полноправным государем в своем владении.

Второе, что хотелось бы подчеркнуть, это то, что, несмотря на необходимость дифференцированного подхода при изучении социальных отношений в различных регионах низинной Грузии, думается, что мы не располагаем достаточным основанием, чтобы видеть стадиальные различия в социальном развитии этих регионов, во всяком случае, с IV — V вв. Тем более что, как известно, культурно-политическое и этническое влияние Восточной Грузии на 3ападную засвидетельствовано с древнейших времен, а во второй половине V в. почти все грузинские земли были объединены под властью царя Вахтанга Горгасала. К середине VIII в. этнографическая карта Западной Грузии является такой же, как и сегодня. Безусловно, наряду с восточногрузинским  культурным, политическим и этнографическим влиянием в 3ападной Грузии распространялись соответствующие социальные отношения. Поэтому мы считаем, что уже с IV — V вв. по всей низинной Грузии развивались приблизительно общие социальные процессы, и их единое изучение вполне оправдано.

Сегодня уже нет необходимости утверждать, что в Картлийском царстве IV — V вв. достаточно были развиты феодальные общественные отношения. Во второй половине V в., при Вахтанге Горгасале, Картли — типичное раннефеодальное государство[28]. Кроме крупного землевладения царя существует наследственная крупная земельная собственность потомственной феодальной знати (картлийские питиахши Варскен и Аршуша — владетели Ташири). Крупной собственницей в то время является и церковь (земельные пожалования Вахтанга кафедрам Мцхета, Никози, Рустави). С другой стороны, наряду с крупным феодальным землевладением, пока еще широко распространено общинное землевладение, что подтверждается характерным в то время для Восточной Грузии делением на «хеви» (ущелья)[29]. «Хеви» — это основной структурный элемент древнегрузинского общества, который возник еще в недрах первобытнообщинного строя как экономическое объединение сельских общин[30].

Таким образом, имеется полное основание предполагать в Картлийском царстве IV — V вв. существование, как крупной феодальной земельной собственности, так и общинного землевладения, которое, безусловно, рассматривалось как государственная собственность. Именно такова структура раннефеодального общества.

По грузинским источникам можно заключить, что в это время в Картлийском царстве верховным собственником земли является государство. По нашему мнению, эриставы (провинциальные наместники) времен Вахтанга Горгасала, наподобие графов эпохи Каролингов, являются бенефициариями. Основанием для такого утверждения служит сообщение Мовсеса Хоренаци, согласно которому отец питиахша Варскена Аршуша был питиахшем Гугарка и владетелем Ташири. В этом виден двойственный характер владения Аршуши: как феодал он наследственный владелец Ташири, а как сановник — питиахш (тот же эристави) Гугарка. Можно предполагать, что этой должностью он владел в качестве бенефиция, пожалованного царем. Таким образом, территории эриставства представляли собой собственность фиска.

Таким образом, Картли V в. представляла собой раннефеодальное государство с единой централизованной властью, а Вахтанг Горгасал был типичным раннефеодальным монархом.

В результате заговора картлийских эриставов при поддержке шаха Ирана в начале VI в. в Картли упраздняется царская власть, и страна распадается на бывшие эриставства. Как следует оценить это событие? Нет основания видеть здесь политическую раздробленность, характерную для развитого феодализма. Мы знаем, что в это время общинное землевладение имело довольно большой удельный вес. Упразднение царской власти в Картли скорее было следствием осложнения внешнеполитических взаимоотношений с Ираном, нежели результатом внутреннего социального развития. И действительно, в 50-х гг. VI в. те же приставы обратились с просьбой к византийскому императору, чтобы тот назначил им эрисмтавара[31].

Причиной этого, наряду с политическими и экономическими факторами, в значительной степени должно было быть то, что Картли VI в. была раннефеодальным государством, т. е. каждый эристави в своем эриставстве, помимо закрепощенных крестьян, имел значительное количество общинников-аллодистов, которые объединялись в «хеви» и считались «свободными». Эриставам не хватало силы для их закрепощения и поэтому они (эриставы) фактически не могли существовать самостоятельно без верховной центральной власти.

Дальнейшее развитие основного социального процесса вело к укрупнению феодальной собственности за счет сокращения сектора общинного владения. На это указывают и арабские источники.

Перечисленные Балазури провинции Картли, захваченные арабами в середине VII в., свидетельствуют, что фактически старые эриставства — костяк административного деления Картлийского царства — не существуют и расчленены на более мелкие единицы[32]. Фактическая власть эрисмтавара сильно ограничена. Это важное обстоятельство должно указывать на углубление феодальных отношений, в результате чего в условиях наличия слабой центральной власти происходит концентрация политической власти внутри вотчины. Этот необратимый процесс внутреннего социального развития свое логическое завершение получает в середине VIII в.

Эта важнейшая веха в социальном развитии Грузии связана с именем Арчила (сер. VIII в.), которому источник припишет окончательное закрепление эриставств за эриставами[33]. Из высших государственных чиновников эриставы превращались во владетельных князей[34]. Учитывая весь процесс прослеженного в общих чертах социального развития, можно предположить, что реформаторская деятельность Арчила указывает на становление в грузинской общественной жизни сеньорального режима[35].

И действительно, реформы Арчила были обусловлены, во-первых, существованием крупного феодального землевладения и его дальнейшим ростом. Прямым доказательством тому мог послужить тот факт, что если в V в. вотчину питиахшей составлял Ташири, то в VIII в., кроме Ташири, в нее входят Триалети и Абоци. Во-вторых, в это время уже можно говорить о полном иммунитете вышеназванных сеньорий. Имеются в виду т. н. формулы посвящения в сан эриставов, которые, по нашему мнению, датируются серединой VII— первой половиной VIII в. Анализ текста формул показывает, что эристави в отношении зависимого от него населения пользовался:1) административно-полицейскими правами; 2) правом суда; 3) правом взимания натуральной ренты[36]. Очевидно, эриставы пользуются полной политической властью и являются суверенами в своем эриставстве. Таким образом, у нас налицо сеньория, которая характерна для развитого феодализма, и, поскольку наличие таких сеньорий предполагается в масштабе всей Грузии, постольку мы имеем полное право говорить об утверждении вотчинной системы, или сеньориального режима.

Реформаторская деятельность Арчила этим не исчерпывается. Источник сообщает, что Арчил членам своей дружины пожаловал земли в своем домене на правах феодального владения. Здесь, бесспорно, имеется в виду феод, а не бенефиций. Этот акт — результат инфеодации — сам по себе характерен для стадии развитого феодализма. Если инфеодация и субинфеодация, с одной стороны, способствовали совершенствованию иерархической пирамиды класса феодалов, с другой стороны, они обусловливали возникновение широкой сети крепостей-резиденций землевладельцев[37]. Результатом этого явления было то, что во второй половине VIII в. «размножились мтавары в стране Картли, начали бороться, стали врагами друг другу»[38] — характерное явление для развитых феодальных отношений, когда завершается процесс перехода аллодиального землевладения в феодальную собственность.

Действительно, интенсивная сеть феодальных замков определенного типа, являвшихся резиденциями отмеченных выше летописных «мтаваров» — независимых или полунезависимых владетельных князей, наложившаяся на еще более густую агломерацию древних селищ-общин, является весьма знаменательным фактом, отражающим глубинные социальные изменения в развитии общества. Такие феодальные замки представляют из себя материальное средство реализации тех политических прерогатив сеньора по отношению к своим непосредственным подданным («квешемкопни»), которые так отчетливо засвидетельствованы в упомянутых выше формулах посвящения эриставов. И так как существование на одной и той же территории одновременно феодального замка и свободной сельской общины совершенно исключается, то само собой разумеется, что последняя окончательно попадает под власть феодалов[39].

Все сказанное выше, как подчеркнуто в специальной литературе, «знаменует наступление стадии развитого феодализма. Территориальная структура первой фазы данного периода, фазы «феодальной раздробленности», характеризуется существованием феодального замка и подвластной ему области (VIII — X вв.)»[40].

В высшей степени примечательно, что в современной западноевропейской медиевистике аналогичное появление в средневековой Западной Европе сеньоров, владельцев рыцарских замков, высвободившихся из-под власти королей и графов, узурпировавших у них военно-политические и судебно-административные права и включивших в рамки своих сеньорий непосредственных производителей, т. е. появление сеньоров, как две капли воды похожих на грузинских «мтаваров», квалифицируется как факт, имеющий огромное социологическое значение, а именно — факт, знаменующий «феодальную революцию»[41]. Весьма интересно и то, что эта существенная перестройка всей общественной структуры, оцениваемая нами как наступление стадии развитых феодальных отношений[42], происходит в Западной Европе, как и в Грузии, весьма быстро, в течение одного поколения[43]. Разница лишь в том, что в Грузии этот важный переломный момент социального развития падает на середину VIII в., в Западной Европе же наступает на два-три столетия позже.

Не вызывает сомнений, что в это время в основном завершено образование класса земледельцев, крестьянства. Само по себе постепенное образование крупного землевладения и установление на его почве сеньориального режима, инфеодация и субинфеодация и возникновение интенсивной сети феодальных крепостей и замков, превращение аллодиального землевладения в феодальное соответственно подразумевало сокращение количества лично свободных общинников. Это были два аспекта единого процесса феодализации общества. В соответствии с этим, всеобщее распространение феодальной собственности на землю — основное условие производства — и окончательное формирование сеньориальной системы фактически подразумевают образование класса зависимых земледельцев вместо свободных общинников. И весьма примечательно, что термин «глехи» («крестьянин»), который в грузинской действительности означал зависимого земледельца, в этом значении в источниках появляется именно с этого времени, в частности с VIII в., и постепенно утверждается в значении несвободного производителя[44].

Таким образом, в результате всего вышесказанного можно предположить, что середина VIII в. является тем рубежом в процессе социального развития Грузии, который знаменует собой установление развитых феодальных отношений.

Конец длительного процесса метаморфозы аллодиального землевладения, с одной стороны, в обремененный налогами крестьянский надел, а с другой стороны — в феодальную собственность означал переход от раннефеодальных отношений на путь развитого феодализма, что, с точки зрения политического строя, выразилось в переходе от стадии единой раннефеодальной монархии к стадии феодальной раздробленности. Действительно, выше отмечалось, что уже во второй половине VIII в. «размножились мтавары в стране Картли, начали бороться, стали врагами друг другу». В результате этой борьбы к рубежу VIII — IX вв. на территории Грузии возникло несколько независимых царств и княжеств, между которыми началась борьба за объединение Грузии. К концу X и началу XI в. эта борьба действительно завершилась объединением Грузии. Образовалась централизованная феодальная монархия, для обозначения которой появилось новое название — «Сакартвело» («Грузия»). С точки зрения социального развития, это явилось завершением первого периода развитых феодальных отношений.

 


[1] Месхиа Ш. А. Леонтий Мровели о двух периодах истории Грузии. — ВИНК (сокращения см. в конце тома). Тбилиси, 1966, с. 119 (на груз. яз.).

[2] КЦ, IV. Тбилиси, 1973. с. 14 (на груз. яз.).

[3]Царевич Давид. Краткая история Грузии. Тифлис, 1893, с. 23 и далее. Ср.: его же. История Грузии, рукопись ИВАН, №14, л. 46.

[4] Теймураз Багратиони. История Иверии. Спб., 1848, с. 48 (на груз. яз.).

[5] Броссе М. История Грузии, 1895 (на груз. яз.).

[6] Баратов С. История Грузии, тетр. 1. Спб., 1865, с. I и далее.

[7] Баратов С. История Грузии. История средних веков, тетр. II — III. Спб., 1871.

[8] Бакрадзе Д. История Грузии. Тбилиси, 1889 (на груз. яз.).

[9] Джанашвили М. История Грузии, 1. Тбилиси, 1960 (на груз. яз.).

[10] Горгадзе С. История Грузии. Тбилиси, 1910 (на груз. яз.).

11 Джавахишвили И. А. История грузинского права, 1, 1928 ,с. 198 (на груз. яз.).

[12] Джанашиа С. Н. Труды. 1, 1949, с. 170 (на груз. яз.).

[13] Там же, с. 127.

[14] Там же, II, с. 422 — 423.

[15] Джавахишвили И., Джанашиа С, Бердзенишвили Н. История Грузии. Ред. С. Джанашиа. Автор указанного периода С. Джанашиа. Тбилиси, 1943.

[16] История Грузии, 1. Учебное пособие, 1958, с. 121.

[17]История Грузии, Учебное пособие, 1958, с.121.

[18] Там же, с. 137.

19Сургуладзе И. О некоторых вопросах периодизации истории-Грузии. — Труды ТГУ. Тбилиси, 1963, т. 4, с. 132 (на груз. яз.).

[20] Там же, с. 130.

[21] Очерки истории Грузии, II. Тбилиси, 1973, с. 13 — 18 (на груз. яз.).

[22] Меликишвили Т. А. Политическое объединение феодальной Грузии и некоторые вопросы развития феодальных отношений в Грузии. Тбилиси, 1973, с.106.

[23] Г. А. Меликишвили Г. А. К вопросу о социально-экономическом строе древней Иберии (Картли). — ВДИ, 1977, №4, с. 191.

[24]Материалы сессии опубликованы в сб. «Периодизация истории Грузии феодальной эпохи» (Тбилиси, 1982). Недавно вышла также монография А. П. Новосельцева, в которой наиболее реальной датой завершения генезиса феодализма в странах Закавказья принимается рубеж VIII — IX вв.

(см.: Новосельцев А. П. Генезис феодализма в странах Закавказья. М., 1980, с. 6).

[25] Богверадзе А. Политическое и социально-экономическое развитие Картли в IV — VIII вв. Тбилиси, 1979, с. 6. Следует отметить, что Л. Чилашвили, на основании изучения развития грузинских городов, раннефеодальным периодом как будто также считает IV—VIII вв. (см. его: Города феодальной Грузии, II. Тбилиси. 1970, с. 169), хотя там же, в русском резюме раннефеодальный период им датируется IV—X вв.

[26] Джамбурия Г. Д. Крепостничество в Грузии. — ГСЭ, т. II, 1977; его же. К вопросу о крепостничестве. — Мацне, 1979, № 4.

[27] Мусхелишвили Д. Л. К вопросу о периодизации истории Грузии феодальной эпохи (IV — X вв.). — Мацне, 1980, №2 (на груз. яз.).

[28] Лордкипанидзе М. Д. Картли во II половине V века. Тбилиси 1979, с. 16 — 28.

[29] Какабадзе С.Вопросы генезиса грузинской государственности. — Саисторио моамбе, 1924, 1. Тбилиси, с. 41 и далее; Джавахишвили И. А. История грузинского права, II, 1928, с.10; Мусхелишвили Д. Л. Основные вопросы исторической географии Грузии, кн. 1, Тбилиси, 1977, гл. II, § 6 (на груз. яз.).

[30] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. I. Тбилиси, 1964, с. 422 — 425 (на груз. яз.);

Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 40 — 42.

[31] КЦ, 1, с. 217; см. также: Гоиладзе В. Л. К вопросу о датировке восстановления Картлийского государства в VI в. — Мацне, 1979, №1, с, 107--1233.

[32] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. VIII. Тбилиси, 1975, с. 269, (на груз. яз.); Мусхелишвили Д. Л. Основные вопросы исторической Географии Грузии. — СИГГ, V. Тбилиси, 1975, с. 30. Подробнее см.: его же. Основные вопросы исторической географии Грузии, II. Тбилиси, 1980, гл. I, § 2. Ср: Б огверадзе А. Указ. соч., с. 139, 192.

[33]КЦ, 1, с. 217.

[34] Бердзенишвили Н. А. Указ, соч., с. 165.

[35] См.: Мусхелишвили Д. Л. Историческая география и общественное развитие. — ПИГР, вып. 1. М., 1982, с. 26 — 27; ср.: Бердзенишвили Н. А. Указ. соч., с. 269, 440, 441.

[36] Памятники грузинского права, П. Тбилиси. 1965, с. 54 — 57 (на груз. яз).

[37] Мусхелишвили Д.Л.СИГГ, V, с. 36 — 37.

[38] КЦ, 1, с. 250. См.: Мусхелишвили Д. Л. Указ. Соч. с. 37.

[39] Мусхелишвили Д. Л. К вопросу о периодизации, с 157; см. также ниже, гл. VIII.

[40]Мусхелишвили Д. Л. Историческая география и общественное развитие, с. 27; ср.: его же. Вопросы исторической географии ущелья Панкиси. — ТКАЭ, 1, 1969, с. 157 — 159; ср.: Бердзенишвили Н. А. Указ. соч., с. 315 — 317.

[41] См.: Бессмертный Ю. Л. «Феодальная революция» X — XI веков?  —  ВИ, 1984, №1, с. 54 — 58; там же литература по проблеме.

42Ср. также мнение Ю. Л. Бессмертного.  —  Там же, с. 65 — 67г .

[43] См. напр.: Воnnаssiе Р. Du Rhône à 1а Galiсе: genèse еt modalitès du r égime féodal. SF, РР. 21 — 22, 30 — 31, 36 — 37.

[44] Богверадзе А. Указ, соч., с. 200—204; Лордкипанидзе М. Основные общественные классы в Грузии IX — X вв. — ВООН АН ГССР, 1960, № 1, с. 222; ее же. Политическое объединение феодальной Грузии. Тбилиси, 1963, с. 75 — 78 (на груз. яз.).




§ 2. КРАТКИЙ ОБЗОР ИСТОЧНИКОВ

 

Изучение истории Грузии IV — X вв. основано на многочисленном разнохарактерном и разноязычном материале. Среди этих источников основными являются грузинские письменные памятники.

Письменные источники данного периода представлены историческими сочинениями, памятниками агиографической литературы, эпиграфическим материалом, документальными данными и нумизматическим материалом (грузинские надписи на монетах).

Древнейшей грузинской летописью является «Обращение Картли»[1]. Эта летопись повествует об истории Картли со времен Александра Македонского и содержит весьма ценные сведения о событиях IV — VII вв.; период с 30-х гг. VII в. до начала IX в. представлен лишь списками католикосов и эрисмтаваров Картли. В хронике «Обращения Картли» переданы важнейшие моменты политической истории Грузии, даны весьма ценные сведения по экономической истории, а именно: о строительстве новых городов, проведении оросительных систем, строительстве церквей[2]. Источниками по истории Грузии раннего средневековья являются произведения, автором которых считают историка ХI в. Леонтия Мровели. Это «История царей» и «Обращение Картли просветительницей Нино», вошедшие в свод «Картлис цховреба». Хотя основная часть произведений Мровели посвящена древнейшей истории Грузии, однако они содержат весьма ценные сведения и о политической истории IV и первой половины V в. В ряде случаев данные Леонтия относительно распространения и объявления христианства государственной религией в Картли отличаются от сведений других источников.[3]

В истории Грузии раннего средневековья особое место занимает личность выдающегося государственного деятеля, царя Вахтанга Горгасала (вторая половина Vв.), деятельности которого посвящено сочинение историка XI в. Джуаншера «История царя Вахтанга», включенное в свод «Картлис цховреба».[4] Оно продолжает «Историю царей» и повествует о событиях до 40—50-х гг. VIII в.[5] Хотя некоторые части этого сочинения носят легендарный характер, в общем, оно представляет весьма ценный исторический источник для изучения как эпохи Вахтанга Горгасала, так и последующих времен. Видимо, автор располагал древними источниками, а быть может, и специальным сочинением, посвященным деятельности Вахтанга и составленным современниками событий[6]. Критическое изучение данных «Истории царя Вахтанга», их сопоставление с сообщениями иностранных источников дает возможность восстановить более или менее полную картину истории Грузии V — VIII вв.

В своде «Картлис цховреба» эту летопись продолжает такое историческое (агиографическое) сочинение «Мученичество царя Арчила», приписываемое «Леонтию Мровели, повествующее о борьбе грузинского народа против арабских завоевателей в VIII в. и о мученической смерти царя Арчила[7].

Некоторые стороны истории Грузии данного периода пространно представлены в труде автора XI в. Сумбата Давитисдзе «История и повествование о Багратионах», также включенном в свод «Картлис цховреба»[8]. Источниковедческий анализ произведения Сумбата дает основание доверительно относиться к конкретным данным источника. Большой ценностью «Истории» является обилие хронологических указаний, что, к сожалению, не является характерной чертой грузинских средневековых исторических сочинений[9]. Хотя здесь следует учесть то обстоятельство, что «История» Сумбата написана с целью быть может, по специальному заказу возвеличения царского рода Багратиони.

В «Картлис цховреба» включено также сочинение анонимного историка XI в., именуемое «Матиане Картлиса» («Летопись Картли»), в котором повествование доведено до 80-х гг. XI в.[10] Летопись располагает весьма ценными и достоверными сведениями о создании в Грузии новых феодальных царств и княжеств, о борьбе за объединение и др.[11]

Таким образом, отдельные этапы истории Грузии IV—X вв. отображены в исторических произведениях автора «Обращения Картли», Леонтия Мровели, Джуаншера, Сумбата Давитисдзе и автора «Матиане Картлиса». Все вышеперечисленные исторические сочинения как первейшие источники гражданской истории весьма ценны для изучения истории данного периода. Но, безусловно, только по данным этих источников невозможно восстановить полную картину политической, социально-экономической и культурной истории Грузии этого времени.

Часть этих источников передает сведения лишь политической «истории, часть довольствуется перечнем царей и указанием на незначительные события, некоторые историки придают своему повествованию легендарный характер и трудно отличить реальное от сказочного. При этом большинство вышеназванных авторов жили несколькими веками позже описываемых событий, и естественно, что их сведения неполны и не всегда заслуживают доверия.

Поэтому для изучения истории Грузии данного периода весьма большое значение приобретают памятники агиографической литературы V—X вв., произведения современников происходивших событий.

V—X вв. богато представлены оригинальными агиографическими произведениями, среди которых древнейшим памятником, дошедшим до нас, является «Мученичество Шушаник » Якова Цуртавели[12], написанное в 80-х гг. V в. «Мученичество Шушаник» — ценный источник, как по политической, так и по социально-экономической истории Картли, содержащий большой материал для изучения истории культуры, быта, нравов общества. Это единственный грузинский исторический источник, где события второй половины V в. переданы современником.


Если в «Мученичестве Шушаник» отображены события второй половины V в., то VI в. отражен в «Мученичестве Евстате Мцхетели»[13] анонимного писателя VI в. На фоне рассказа о мученической смерти обращенного в христианство перса дана картина внутреннего положения Картли в период иранского господства. В «Мученичестве Евстате Мцхетели» имеются интересные сведения по социальной и экономической истории (сообщение о ремесленных организациях в городе Мцхета и др.).

Важным событием в истории Грузии было владычество арабов, особенно второй период их господства — с 40-х гг. VШ в. Именно этот этап отображен в агиографическом сочинении Иоанэ Сабанисдзе «Мученичество Або Тбилели»[14]. В этом произведении имеются весьма конкретные данные для характеристики арабского владычества — о характере власти эмира в Картли, взаимоотношениях эрисмтавара Картли и эмиров, религиозной политике арабов, увеличении арабской (хараджа), отношении отдельных слоев общества к арабским завоевателям и др. Особо следует отметить, что в произведении Сабанисдзе имеются интересные сведения о политической ситуации, сложившейся в Западной Грузии во второй половине VIII в., данные по вопросам исторической географии и др. «Мученичество Або Тбилели» пополняет скудные данные источников, вошедших в свод «Картлис цховреба», о характере арабского владычества в Картли.

Относительно последнего этапа владычества арабов в Картли интересный материал имеется в произведении анонимного автора IX в. — «Житие и мученичество святого мученика Костанти грузина»[15]. В «Житии» кратко, но интересно описан поход арабского полководца Буга Тюрка в Грузию в 853 г. Этот этап истории арабского владычества и борьба грузинского народа против завоевателей отражены в «Мученичестве Гоброна» Стефанэ Мтбевари[16]. Наряду с описанием похода Абул Касима Абу Саджа (914 г.) в Южную Грузию и осады крепости Квели в сочинении имеются ценные сведения относительно грузино-армянских взаимоотношений.

Для истории Грузии время совершенствуется этот жанр грузинской агиографии. К данному периоду относится одно из лучших произведений этого жанра — «Житие и подвижничество Серапиона Зарзмели» Басилия Зарзмелли[17]. Хотя до сегодняшнего дня не установлена точная дата создания этого памятника, но безусловно, по времени он относится к этапу феодальной раздробленности. В «Житии» имеются ценные сведения по социальной и экономической истории Южной Грузии, исторической географии края[18].

Среди источников указанного периода особое значение имеет «Житие Григола

Ханцтели» Георгия Мерчуле, написанное в 950 г. В произведении отображены исторические события VIII — IX вв.[19] «Житие» богато сведениями, как по политической, так и по социально-экономической истории.

Из произведений житийного жанра, содержащих ценные сведения, надо указать на «Житие Давида Гареджели» и жития т. н. «сирийских отцов»[20].

По вопросам распространения и объявления христианства государственной религией в Картли и истории грузинской церкви ценные сведения содержатся в «Житии святой Нино»[21], в «Мученичестве девяти отроков колайцев»[22], в произведении Арсения Католикоса, посвященном армяно-грузинскому церковному разрыву[23] и др.

Как бы многочисленны ни были нарративные источники, они не могут быть исчерпывающими, тем более что большинство рассмотренных авторов не являются современниками описываемых событий. При этом следует учесть и то обстоятельство, что рассмотренные выше источники в основном повествуют о событиях, имевших место в Восточной Грузии, а о Западной Грузии сведений очень мало, их почти нет.

Сведения грузинских письменных источников частично восполняются памятниками эпиграфики[24] и документальными данными[25].

К грузинским письменным источникам можно отнести и грузинские надписи на монетах VI, VII и X вв. Эти надписи восполняют наши сведения о правителях Картли и о политическом положении страны[26].

 

* * *

 

Особое значение для изучения истории Грузии IV — X вв. имеют иностранные исторические источники, в первую очередь армянские письменные источники.

Сведения о грузинском народе в армянской исторической литературе появляются уже со времен ее возникновения. Кроме сведений, сохранившихся в «Мученичестве Шушаник» и в Исторических сочинениях Леонтия Мровели и Джуаншера, о первом периоде (IV — V вв.) данного отрезка истории Грузии, мало что найдется в грузинской исторической литературе. Скудостью в отношении этого периода отличаются также данные византийских источников. При таком положении, естественно, особое значение приобретает богатая армянская историческая литература V в., в частности критическое исследование Корюна, Агатангела, Фавстоса Бузанда, Елише, Лазара Фарпеци и Мовсеса Хоренаци.

Правда, сочинение Корюна, автора первой половины V в., посвящается  деятельности армянского просветителя Маштоца, однако, наряду с данными о его биографии, в нем отмечаются и некоторые факты из истории собственно Армении, Иберии (Картли) и Албании, начиная с 348 и до 443 г.[27]

Несмотря на то, что со временем сочинение Корюна испытало некоторые изменения в виде поздних интерполяций[28], оно все-таки представляет особый интерес и является единственным древнейшим источником по истории стран Закавказья конца IV и начала V в.

Интересные сведения, касающиеся первого периода данной эпохи истории Грузии, имеются также в «Истории обращения (в христианство) армян» Агатангела, памятнике второй половины V в., по мнению большинства исследователей[29]. В сочинении описана просветительская деятельность Григора Партева (Парфянина), его роль в деле распространения христианства и обращения армян.

Интересны данные, с точки зрения истории Грузии, о пределах проповеднической деятельности Григора, «от Кларджети до границ аланов» и т. д. Несмотря на то, что сочинение Агатангела в течение веков также претерпело немало редакционных изменений и в него включено не одно тенденциозное сведение, оно имеет большое значение не только для изучения истории распространения христианства в Армении, но и с точки зрения исследования ранних этапов армяно-грузинских культурных и церковных взаимоотношений[30].

В некотором роде продолжением «Истории» Агатангела является «История Армении» Фавстоса Бузанда, (вторая половина V в.)[31], в которой, при повествовании событий (с 319 до 384 гг.) сохранены важные данные о взаимоотношениях Армении и Картли, о царствовании династии Фарнавазианов в Иберии и др.

Сведениями о Картли V в. особенно богата «История Армении» Лазара Фарпеци, автора второй половины V в. В ней имеются сведения о политике Ирана в Картли V в., о питиахше Аршуше, отозванном в 450 г. в Иран, о восстании Вахтанга Горгасала, царя Картли, против господства Ирана (482 — 484) и др.[32]

Среди армянских авторов V в., сохранивших интересные сведения о Грузии, одно из значительных мест занимает Мовсес Хоренаци и его «История Армении». По соображениям, высказанным за последнее время, сочинение Хоренаци относятся к 70-м гг. V в. В нем имеются интересные сведения о происхождении Багратидов, Гугарском питиахшате, Мириане — царе Картли, св. Нино и распространении христианства в Картли, о питиахше Аршуше, царе Арчиле и др.[33]

Об исторической географии Грузии богатый и интересный материал содержится в «Географии» Анании Ширакаци, автора VII в.[34]

При исследовании армяно-грузинского церковного раскола первоклассным источником является «Книга посланий»
 переписка армянских и грузинских деятелей начала VII в.[35]

Значительный материал по вопросу армяно-грузинских церковных взаимоотношений содержит известное сочинение армянского историка X в. Ухтанеса «История отделения грузин от армян»[36]. Ухтанес полностью опирается на материал «Книги посланий», однако следует отметить, что текст некоторых из писем у него сохранился лучше, чем в сборнике посланий. Именно поэтому сравнительный анализ этих двух источников и критическое их исследование имеет большое значение для более или менее полного и объективного воссоздания картины армяно–грузинских церковных

взаимоотношений.

Об истории Грузии VII — VIII вв., в частности, о внешнеполитических отношениях этого периода, интересные сведения находим у армянских историков Себеоса и Гевонда. Следует отметить, что у Себеоса, автора «Истории Ираклия», сохранились такие сведения первом нашествии арабов в Картли, какие в сборнике «Картлис цховреба» не отмечены вовсе. Здесь же имеются интересные сведения о взаимоотношениях Картли и Византии[37].

Важные материалы о втором периоде арабского владычества в Картли, о нашествиях хазар и византийцев имеются у Гевонда, автора конца VIII в.[38], а также у автора X в. Мовсеса Каланкатваци[39].

По истории Грузии IX — X вв. богатый материал дают армянские историки X — XI вв. — Ованес Драсханакертци[40], Товма Арцруни[41], Степанос Таронеци[42] и др.

Из сделанного выше краткого обзора видно, что сведения армянской исторической литературы по истории Грузии IV — X вв. довольно разнообразны и богаты. Особенно следует отметить, что большинство вышеуказанных армянских историков повествуют о современных им событиях или же о времени, не очень отдаленном от них. Именно это и является большим достоинством армянских исторических источников.

 

* * *

 

Для исследования истории Грузии IV—X вв. особенное значение имеют византийские источники, в особенности сведения римских и византийских историков. Так, например, значительные сведения о Грузии IV в. находим у Аммиана Марцеллина; первоклассные сведения о распространении христианства в Картли имеются у авторов IV в. Руфина и Геласия Кесарийского, у церковного деятеля Vв. Теодорита Кирского и др. Для вопроса о времени распространения христианства в Западной Грузии большое значение имеет сообщение Приска Панийского о Губазе, царе Лазики, и т. д.[43]

Как уже было отмечено, о Западной Грузии данного периода как грузинские, так и армянские исторические источники дают очень мало сведений. Этот пробел в значительной степени восполняется византийскими историческими истоками. Фактически лишь эти источники дают возможность исследовать проблему возникновения Эгрисского (Лазского) царства и процесс его дальнейшего исторического развития. Особенно ценны в этом отношении сведения Прокопия Кесарийского, историка VI в. Эти сведения многообразны, однако особенно значительными и интересными являются данные о двадцатилетней войне между Ираном и Византией, основной ареной которой было Эгрисское царство. Эти данные содержат свидетельства не только политического характера, но характеризуют внутреннее экономическое состояние Западной Грузии, описывают ее города, крепости и т. д.[44]

Свое изложение Прокопий доводит до середины VI в. Продолжателем его повествования является Агафий, тоже византийский историк, написавший сочинение «О царствовании Юстиниана»[45]. Он также не смог дописать до конца историю «Великой войны», довольствуясь изложением событий 12—558 гг. Тем не менее, его сочинение является основным источником по истории Эгриси (Лазики) этого времени.

Продолжением сочинения Агафия является «История» Менандра, касающаяся событий 558—582 гг.[46]

Краткие, но интересные сведения о Грузии имеются также у Феофана Византийского Иоанна Малалы, Евагра Схоластика[47], Теофилакта Симокатты [48] и др.

Интересные сведения у византийских историков находим и о Грузии VII в. В этой связи заслуживает внимания «Хронография» Феофана Исповедника, историка конца VIII — начала IX в. Нас интересует та часть его сочинения, которая касается VII—VIII вв. и где сохранились сведения о походе императора Ираклия в Грузию, о первых нашествиях арабов и установлении арабской дани в Иберии и Армении и т. д.[49]

Материалы по византийско-грузинским церковным отношениям содержатся в т. н. «Эктесисах» — списках церковных кафедр, составленных в первой трети IX в.[50] Следует отметить, что, по этим материалам, Западная Грузия до начала IX в. подчинялась в церковно-административном отношении Константинопольской кафедре. Из этих же материалов становится ясным, что население Юго-Восточного Причерноморья имело тесные связи с Западно-Грузинским государством.

Для исследования истории Грузии IX—X вв. особое значение имеют сведения, сообщаемые в своих сочинениях императором Константином Багрянородным. Эти сведения касаются генеалогии Багратидов, структуры Восточно-Грузинского царства, торгового значения города Артануджи и др.[51]

Когда речь идет о византийских источниках, нельзя игнорировать эпиграфический материал — греческие надписи, найденные на территории Грузии. Этот материал полностью собран и монографически обработан Т. С. Каухчишвили[52].

 

* * *

 

Невозможно иметь полноценное представление об истории Грузии VII — X вв. без учета сведений арабских источников.

Арабские историки и географы, которые в ряде случаев лично знакомились со странами Закавказья, оставили после себя очень интересный материал об экономическом состоянии стран, городах, торговле, торговых путях и т. д.

Кроме того, данные арабских источников представляют значительную ценность при изучении первых арабских походов в Закавказье и установлении арабского владычества. Значительные сведения сохранились у них о формах взаимоотношений между арабами и грузинами, об этапах арабского владычества, а также о борьбе грузинского народа с завоевателями.

Большая часть этих сведений собрана, переведена на русский язык и издана[53].

 

* * *

 

Обзор источников по истории Грузии IV — X вв. не будет полным, если не коснуться богатого археологического материала, добытого при раскопках за последние десятилетия, характеристике которого и посвящаются специальные разделы этой книги.

 

 


[1] Памятники, 1, 1964, с. 81 — 98. Рус. пер. Е. Такаишвили. — СМОМПК, XXVIII. Тифлис, 1900, с. 1 — 16. Временем составления хроники некоторые авторы считают VII в., другие — IX в. Можно предполагать, что древнейшая часть хроники была составлена вскоре после принятия христианства, а затем она дополнялась и редактировалась. (Ред.).

[2] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. 1959, с. 27; Лордкипанидзе М. Д. Раннефеодальная грузинская историческая литература. Тбилиси, 1966, с. 18 — 29 (на груз. яз.).

[3] КЦ, 1. Тбилиси, 1955, с. 3 — 70, 72 — 108 (на груз. яз.).

[4] Там же, с. 139 — 224.

[5] В грузинской историографии имеются разногласия относительно датировки и взаимоотношений сочинений Леонтия Мровели и Джуаншера и их авторства. (Ред.).

[6] См.: Гоиладзе В. Вахтанг Горгасал и его историк. — Мнатоби, 1983, №11.

[7] КЦ, 1, с. 245 — 248.

[8] КЦ, 1, с. 372 — 386; рус. пер. с примечаниями Е. Такаишвили. — СМОМПК, т. 28, Тифлис. 1900, с. 117 — 182; Сумбат Давитисдзе. История и повествование о Багратионах. Перевод, введение, примечания М. Д. Лордкипанидзе.Тбилиси, 1979.

[9] Джавахишвили И. А. Древнегрузинская историческая литература. Тбилиси, 1945, с. 193 — 194 (на груз. яз.).

[10] КЦ, 1, с. 249—317; Матиане Картлиса. Перевод, введение, примечания М. Д. Лордкипанидзе. Тбилиси, 1976.

[11] Джавахишвили И. А. Указ. раб., с. 260.

56Памятники, 1. Тбилиси, 1964, с. 11 — 29. Рус. пер. К. С. Кекелидзе; см: Этюды, т. XII. Тбилиси, 1974, с. 83—103; Яков Цуртавели. Мученичество Шушаник. Пер. В. Д. Дондуа. Введение и примечания З.Н. Алексидзе. Тбилиси, 1978.

[13] Памятники, 1. Тбилиси, 1964, с. 30—45.

[14] Иоанэ Сабанисдзе. Мученичество Або Тбилели. — Памятники, 1, с. 46 — 81. Рус. пер. К. Кекелидзе. Указ. изд., с. 104 — 128.

[15] Памятники, 1, с. 164 — 172. Рус. пер. Житие и мученичество святого мученика Костанти грузина. Пер. с древнегрузинского, исследование и комментарии Н. 3. Вачнадзе и К. К. Куция. Тбилиси, 1978.

[16] Памятники, 1, с. 172 — 183.

[17]Там же, с. 319 — 337. Рус. пер. К. Кекелидзе. — Этюды, т. XII, с. с. 129 — 163.

[18]Джанашиа С. Н. Борьба за феодальное присвоение земель в древней Грузии. — Труды, 2. Тбилиси, 1952, с. 438 — 448; Вачнадзе Н. 3. «Житие Серапиона Зарзмели» как исторический источник. Тбилиси, 1975 (на груз. яз.).

[19] Памятники, 1, с. 248—319. Рус. пер. Н. Я. Марра. — ТРАГФ. VII. Спб., 1911.

[20] Памятники, т.1.

[21] Там же, с. 98-103.

[22] Там же, с.183-185.

[23] Арсений Сапарский. О разделение Грузии и Армении . Изд. З. Алексидзе. Тбилиси, 1980. Характеристику вышерассмотренных грузинских исторических источников см: Джавахишвили И. А. Древнегрузинская историческая литература (12-томник, т.VIII. Тбилиси, 1977); Кекелидзе К. С. История древнегрузинской литературы, т. 1; Лордкипанидзе М. Д. Раннефеодальная грузинская историческая литература. Тбилиси, 1966 (на груз. яз.); Габашвили В.Н. Грузинская историография. — В кн.: Очерки истории исторической науки в СССР, т.1. М., 1955.

[24] Корпус грузинских надписей, т. 1. Составил Н. Ф. Шошиашвили. Тбилиси, 1984 (на груз. яз.)

[25] Памятники грузинского права, т. II. Изд. И.С. Долидзе. Тбилиси, 1966 (на груз. яз.) Корпус грузинских исторических памятников, I. Тбилиси, 1984 (на груз. яз.).

[26] Капанадзе Д. Грузинская нумизматика. М., 1955.

[27] Корюн. Житие Маштоца. Пер. с. арм. Ш. В. Смбатяна и К. А. Мелик-Огаджаняна. Ереван, 1962.

[28] Джавахишвили И. А. Древнеармянская историческая литература. Тбилиси, 1935, с. 157 — 195 (на груз. яз.); Книга посланий. Армянский текст с грузинским переводом, исследованием и комментария ми изд. 3. Н. Алексидзе. Тбилиси, 1968, с. 030 — 047.

[29] Джавахишвили И. А. Указ. соч., с. 89—106; Абегян М. История древнеармянской литературы, т. 1. Ереван, 1948, с. 141 — 149.

[30] Агатангел. История Армении. Тбилиси, 1909 (на арм. яз.).

[31] История Армении Фавстоса Бузанда. Перевод с древнеармянского и комментарии М. А. Геворкяна, Ереван, 1953.

[32] Н. С. Джанашиа специально исследовал сведения этого автора, касающиеся Грузии. (См.: Джанашиа Н. Сведения Лазара Фарпеци о Грузии. Тбилиси, 1962, на груз. яз.).

[33] История Армении Моисея Хоренского. Новый перевод под ред. А, Халатьянца. М., 1969.

[34] Армянская география VII в., приписываемая Моисею Хоренскому. Текст и перевод К. Патканова. Спб., 1877: сведения памятника о Закавказье относятся к более древнему периоду чем VII в.; Еремян С. Т. Армения по «Ашхарацуйцу» (Армянской географии VII в.). Ереван. 1963, (на арм. яз.).

[35] Критическое издание текста см.: Книга посланий. Армянский текст с грузинским переводом, исследованием и комментариями издал 3. Н. Алексидзе. Тбилиси, 1968.

[36] Ухтанес. История отделения грузин от армян. Армянский текст с грузинским переводом и исследованием издал 3. Н. Алексидзе. Тбилиси, 1975.

[37] История Себеоса. Пер. Ст. Малхазянца. Ереван, 1939.

[38] Гевонд Вардапет. История халифов. Пер. с.арм. К.Патканова. Спб., 1862.

[39] История Агван Моисея Каланкатваци, писателя X в. Пер. К. Патканова. Спб., 1897.

[40] Ованес Драсханакертци. История Армении. Тбилиси, 1912 (на арм. яз.).

[41] Товма Арцруни. История дома Арцрунидов. Тбилиси, 1917 (на арм. яз.).

[42] Всеобщая история Степаноса Таронского, писателя XI столетия. Перевод II. Эмина. М., 1864.

[43] Georgiса, т. I. Тбилиси, 1961.

[44] Прокопий Кесарийский. Война с готами. М., 1950.

[45] Агафий. О царствовании Юстиниана. Перевод, вступительная статья и примечания М. В. Левченко. М. Л., 1959.

[46] Georgiсa, т. II. Тбилиси, 1936.

[47] Там же, с. 252 — 300.

[48] Там же, т. IV, вып. 1. Тбилиси, 1941, с. 17 — 37.

[49] Там же, с. 70 — 117.

[50] Там же, т. IV, вып. 2. Тбилиси, 1952, с. 123 — 202.

[51] Там же, с. 224 — 300.

[52] Каухчишвили Т. С. Греческие надписи Грузии. Тбилиси, 1951 (на груз. яз.).

[53] См.: Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, вып. 29, 31. 32, 38; Баладзори. Книга завоевания стран. Текст и перевод П. К. Жузе. Баку, 1927; Якуби. История. Текст и перевод II. К. Жузе. Баку, 1927; Масуди о Кавказе; В. Ф. Минорский. Истории Ширвана и Дербента. М., 1963. приложение III, с. 188 — 216.



§3. ИСТОРИОГРАФИЯ

 

Научное исследование этого периода истории Грузии начинается в первой половине XVIII в. в трудах Вахушти Багратиони. Несмотря на то, что в своей «Истории Грузии» Вахушти отметил некоторые особенности феодальных отношений в Грузии[1], в изложении основных этапов он не вышел за рамки данных «Картлис цховреба» и довольствовался повторением фактического материала. Но ему принадлежит большая заслуга в систематизации, последовательном изложении и датировке этого материала. Вахушти является первым исследователем, который постарался дать научное объяснение фактических данных «Картлис цховреба» и все более или менее знаменательные явления датировал по единому хронологическому принципу. Это было новым словом в грузинской историографии. Следует отметить, что как основные принципы, принятые им для передачи истории Грузии, так и выявленные даты в основном повторялись историками последующего времени.

Во второй половине XVIII в. научного изучения истории Грузии не велось.

Определенные шаги в этом направлении были сделаны в начале XIX в. Углубленному изучению раннего периода средневековой Грузии значительно способствовали труды и деятельность Давида, Иоанна и Теймураза Багратиони. В их трудах впервые в грузинской историографии для изучения ранней истории использованы новые, не включенные в «Картлис цховреба», материалы. Однако значительный перелом в использовании новых источников начинается с деятельностью известного французского ученого Мари Броссе, который собрал, снабдил комментариями и опубликовал грузинские источники и тем самым внес огромный вклад в научную разработку истории Грузии. Им же были обильно использованы армянские, византийские, арабские и другие источники. Все это продвигало вперед изучение истории Грузии, восполняло данные «Картлис цховреба» новыми материалами, хотя в изложении и последовательности М. Броссе в основном придерживался «Картлис цховреба» и Вахушти.

Одновременно ввод в научный оборот нового материала способствовал выявлению новых фактов и имен. Так, например, в «Истории Грузии» М. Броссе описание «большой войны» в Эгриси VI в. дано исключительно по византийским источникам, т. к. эти события в других источниках не отражены; кроме того, он ввел совершенно неизвестные «Картлис цховреба» и Вахушти имена политических деятелей.

На собранные и изданные М. Броссе материалы и исследования опирался и С. Баратов, который большую часть своих трудов посвятил феодальному периоду истории Грузии. Как отмечалось, С. Баратов попытался нарушить схемы «Картлис цховреба» и Вахушти не только введением новых материалов, но и новой периодизацией.

Одна из заслуг С. Баратова в том, что основные факты истории Грузни (как, например, арабское нашествие, первый и второй периоды арабского владычества в Грузии [2]и др.) он рассматривал в тесной связи с важнейшими событиями всеобщей истории.

Грузинскую буржуазную историографию второй половины XIX в. уже не удовлетворяет не только схема и материалы «Картлис цховреба», но и само изложение в ней как материалов, так и основных политических событий.

Выдающийся представитель грузинской буржуазной историографии Д. Бакрадзе в 80-х гг. XIX в. указал на эти недостатки «Картлис цховреба»; он объявил «Картлис цховреба» «Историей царей» и требовал, чтобы в исторических исследованиях, соответственно эпохе, правдиво и обоснованно была отражена внутренняя жизнь народа.

С такой точки зрения подошел к «Картлис цховреба» и И. Чавчавадзе, и такие же требования предъявлял он задачам и будущему грузинской историографии[3].

Однако скудость исторических источников, отсутствие критического изучения существующих материалов, т. е. состояние источниковедения XIX в., исключало решение столь важной и первоочередной задачи, стоящей перед грузинской историографией, хотя сама постановка проблемы значительно расширила предмет исследования, создала необходимость изыскания новых источников и их научно-критического изучения. И поэтому лучшие представители грузинской буржуазной историографии второй половины XIX в. — Д. Бакрадзе, Ал. Цагарели, Д. Пурцеладзе, Т. Жордания, М. Джанашвили, Э. Такаишвили и др. — в основном посвятили свою деятельность собиранию, изданию и комментированию источников.

Действительно, грузинская буржузная историография внесла значительный вклад как в расширение источниковедческой базы, так и в выявление и издание конкретных материалов по истории Грузии IV — X вв.

В то же время историография буржуазного периода попыталась использовать новые материалы для выявления «истории народа» и пополнения данных «Картлис цховреба». В отношении следует отметить работы Д. Бакрадзе, который еще при издании «Истории Грузии» Вахушти[4], а затем в собственной «Истории Грузии»[5] обильно использовал новые материалы по истории Грузии данного периода. В этих исследованиях широко использованы как грузинские нарративные, так и армянские и греко-латинские письменные источники, археологические, нумизматические и другие материалы.

При разработке отдельных периодов истории Грузии Бакрадзе особенно широко использовал грузинскую агиографическую литературу. Так, например, для изучения эпохи Вахтанга Горгасала он использовал «Жития» Раждена и Шушаник; для последующего периода — жития сирийских отцов, а для характеристики арабского господства — «Житие Або», «Житие Гоброна» и т. п.[6] Следует отметить, что для изучения этого периода он использовал также приписки на рукописях, эпиграфические материалы и разного рода другие ценные источники.


Все это дало Д. Бакрадзе возможность шире исследовать и по-новому решить ряд кардинальных вопросов истории Грузии IV — X вв. Таким образом, его «История Грузии» является новой ступенью в изучении истории Грузии данного периода.

Значительный вклад в изучение IV—X вв. внесли М. Джанашвили, Т. Жордания, С. Горгадзе и др. Однако новая ступень в изучении данного периода связана с именем И. Джавахишвили.

В первую очередь нужно отметить огромную работу, проделанную И. Джавахишвили с точки зрения расширения источниковедческой базы и критического изучения грузинских и иностранных источников.

Определение достоверности источников всех видов и классовой принадлежности их авторов[7] создало прочную основу для научного изучения не только политической, но и социальной и экономической истории Грузии.

Следует отметить, что И. Джавахишвили начал свою деятельность с задачи, намеченной еще буржуазной историографией, — с изучения вопросов социальной и экономической истории.

В изучении экономической истории раннего средневековья огромное значение имели его труды по экономической и социальной истории Грузии, после которых он начал публиковать «Историю грузинского народа», где большое место уделил изложению политической и культурной истории Грузии IV — X вв.

В трудах И. Джавахишвили, касающихся истории Грузии IV — X вв., поставлено много проблем, из которых наше внимание привлекает проблема генезиса феодальных отношений, а также разделы, посвященные важнейшим этапам политической истории IV — VIII вв., возникновению феодальных княжеств-царств и борьбе за их объединение.

В распоряжении И. Джавахишвили оказались многочисленные источники, содержащие материал по вопросам распространения и признания христианства государственной религией, истории грузинской церкви, армяно-грузинских церковных отношений, политической истории Иберии (Картли) и Лазики (Эгриси), взаимоотношений с Ираном и Византией, которые и позволили ему в первой книге «Истории грузинского народа» совершенно по-новому осветить все эти проблемы.

Такие важные события в истории Грузии VII — X вв., как арабское владычество, формирование на территории Грузии в конце VIII в. новых феодальных единиц, или, по выражению И. Джавахишвили, «четырех разных владетелей», борьба этих владетелей за объединение Грузии и другие рассмотрены во второй книге «Истории грузинского народа».

И. Джавахишвили не оставил также без внимания историю культуры и социальные отношения этого периода. Его исследование о формах землевладения, собственно о «мамули» (вотчине), имеет большое значение для изучения ранних ступеней развития и эволюции феодального землевладения. И. Джавахишвили внес значительный вклад в изучение возникновения и истории социальной борьбы прослойки непосредственных производителей — «мдабио».

В исторических произведениях IX — X вв., в частности в сочинениях Басилия Зарзмели и Георгия Мерчуле, И. Джавахишвили увидел отражение социальной борьбы, возникшей на экономической почве.

Таким образом, И. Джавахишвили изучение истории Грузии IV—X вв. поставил на новую и прочную научную основу.

Многогранная научная деятельность И. Джавахишвили во многом способствовала становлению марксистского этапа грузинской историографии.

Совершенно новая ступень в изучении этого периода истории Грузии связана с именем С. Джанашиа.

В грузинской историографии С. Джанашиа был первым, кто основной темой своей научной деятельности избрал раннефеодальный период истории Грузии, изучению которого он посвятил специальные монографии и отдельные исследования.

Такие кардинальные вопросы истории Грузии IV—X вв., как периодизация, генезис феодализма, условия и время феодальных отношений и идеологии, арабское владычество, время и условия возникновения царств-княжеств и другие, совершенно по-новому впервые были решены в трудах С. Джанашиа.

В специальной монографии С. Джанашиа «Грузия на пути раннего феодализма»[8]на основе богатого фактического материала обоснованно доказывается, что зарождение и развитие феодальных отношений происходило значительно раньше (I — IV вв.), чем это предполагалось в грузинской историографии.

Такое определение времени начала феодальных отношений и условий их развития способствовало новому решению ряда важнейших вопросов социальной и политической истории раннефеодального периода. Так, например, внутренние причины объявления христианства государственной религией, борьба религиозных течений, ее использование агрессорами, царствование Вахтанга Горгасала, его мероприятия и др. по-новому объяснены и обоснованы в труде «Феодальная революция в Грузии»[9], в котором дан анализ социальной и политической истории Грузии VI в. Шестой же век, как считает С.Джанашиа, «с точки зрения развития нашей страны в древнее время был поворотным этапом»[10].

Это тот период, когда «азнауры Картли свергли несоответствующую феодализму государственную организацию» и когда «азнаурство овладело полным и неограниченным (политическим) господством...»[11].

С. Джанашиа обосновал закономерный процесс развития феодального общественного строя, борьбу феодалов за власть (ликвидация царской власти) как условие дальнейшего успеха феодализма, а овладение властью (учреждение эриставств) «как большой социальный перелом», результат феодальных преобразований и явный признак окончательной победы феодализма.

В этом же труде С. Джанашиа рассматриваются вопросы внешних сношений раннефеодальной Грузии, а именно Картли с Ираном, а также взаимоотношения между Эгриси и Византией.

Истории Грузии VII — IX вв. посвящено специальное исследование С. Джанашиа «Арабы в Грузии»,[12] в котором история установления арабского господства рассматривается в тесной связи с изменениями, происходившими во внутренней жизни страны.

С. Джанашиа ясно указал как на три периода арабского владычества, так и на его результаты — влияние арабского господства на развитие Грузии.

В других трудах С. Джанашиа специально исследованы важнейшие социальные и экономические явления последнего периода исследуемой эпохи — возникновение новых княжеств-царств, суть «патронкмоба» (вассалитета), борьба за установление феодальной собственности на землю, формы землевладения, борьба грузинских царств-княжеств за объединение, экономические основы объединения и др. Следует отметить, что основные выводы С. Джанашиа по важнейшим проблемам эпохи, в общем приняты и находят дальнейшее обоснование в современной грузинской историографии.

Таким образом, монографии С. Джанашиа представляют собой новый этап научного исследования истории Грузии IV—X вв.

Важнейшие проблемы данной эпохи истории Грузии нашли отражение в трудах Н. Бердзенишвили, хотя этот период прошлого нашей страны не является основным предметом его исследования.

В трудах Н. Бердзенишвили нашли более полное отражение такие проблемы, как вопросы периодизации этой эпохи, генезис феодализма, формы землевладения и др.[13]Примечательно, что Н. Бердзенишвили с целью изучения этого периода использовал материалы как IV—X вв., так и более поздних веков, ретроспективный анализ которых дал возможность объяснить некоторые важнейшие явления раннефеодального периода.

Н. Бердзенишвили первым в грузинской историографии коснулся деятельности Арчила II и попытался дать научное объяснение сведениям историка Джуаншера относительно проводимых Арчилом II мероприятий.

Вскользь коснулся Н. Бердзенишвили вопроса возникновения царств-княжеств и к перечисленным Джавахишвили четырем политическим объединениям VIII—X вв. (Абхазское царство, Тао-Кларджетское княжество, Кахетское (княжество и Тбилисский эмират) совершенно справедливо добавил Эретское царство, которое, по его словам, «было одной из грузинских единиц, которая органически участвовала в этом процессе (объединения Грузии)»[14].

Н. Бердзенишвили уделил внимание также экономическому развитию раннефеодального периода (системе орошения), экономическим основам объединения Грузии и некоторым вопросам истории городов Грузии.

Проблемы истории Грузии этой эпохи — вопросы генезиса феодализма, форм землевладения и др. — поставлены в ряде трудов С. Какабадзе[15].

Раннефеодальный период специально исследует М. Лордкипанидзе. В ее монографиях и отдельных статьях освещены вопросы истории образования основных общественных классов феодального общества, классовой борьбы, время и условия возникновения новых феодальных царств-княжеств, их внешние отношения (с арабами, Византией), предпосылки политического объединения феодальной Грузии и другие важные проблемы истории Грузии IV—X вв.[16]

Много вопросов, касающихся политической истории, исторической географии, истории культуры подняты в обширной монографии П. Ингороква[17].

Вопросы исторической географии Грузии данного периода специально исследованы в монографиях Д. Мусхелишвили[18].

Ряд вопросов социально-экономической и политической истории IV—X вв. разработан в трудах А. Богверадзе[19].

Вопросы государственного устройства грузинских политических единиц, раннефеодальные города, история того или иного княжества являются предметом специальных исследований ряда ученых (3. Анчабадзе, Ш. Бадридзе, Т. Папуашвили)[20].

Города и городской строй составляют важнейшую проблему экономической истории Грузии раннефеодального периода. Археологические раскопки городищ феодальной эпохи предоставили исследователям новый материал и расширили круг исследуемых вопросов.

Вопросам генезиса городов, городской жизни, ремесленного производства и торговли, социального строя городов, классовой борьбы и др. посвящены труды Ш. Месхиа, Д. Мусхелишвили, Г. Ломтатидзе, Л. Чилашвили, П. Закарая, Т. Гамсахурдия и др.

В грузинской советской историографии специально изучены также вопросы внешнеполитических и культурных отношений раннефеодальной Грузии с соседними странами.

Арабско-грузинских и византийско-грузинских отношений касаются в своих исследованиях С. Каухчишвили, Г. Гозалишвили, В. Копалиани, Э. Сихарулидзе, М. Кахадзе, М. Лордкипанидзе и др. В их трудах изучена не только та борьба, которую вел грузинский народ против агрессии захватчиков (арабов, Византии), но и экономические и культурные отношения, как с Византией, так и с арабами.

Грузинская советская историография особое внимание уделила отношениям Грузии с кавказскими народами, в частности изучению отношений с Арменией.

Многовековое сосуществование этих двух народов предопределило их добрососедские отношения и сотрудничество. Грузино-армянские церковные и культурные отношения, политическая жизнь, борьба против иноземных захватчиков, экономическое сотрудничество и др. полны многими знаменательными событиями.

Вышеуказанным проблемам отношений грузинского и армянского народов посвящены труды Л. Меликсет-бека, И. Абуладзе, М. Лордкипанидзе, В. Копалиани, Н. Джанашиа, Э. Цагарейшвили, 3. Алексидзе, В. Налбандяна, Г. Майсурадзе, А. Абдаладзе и др.

Изучение истории культуры данного периода в основном начато в советский период.

Благодаря основополагающим трудам К. Кекелидзе, Нуцубидзе, Г. Чубинашвили, Ш. Амиранашвили, В. Беридзе и др.  изучены грузинская литература, философская мысль, архитектура, живопись, чеканное и другие виды искусства IV — X вв.

Таким образом, всестороннее изучение на высоком научном уровне основных проблем истории Грузии IV—X вв. является заслугой грузинской советской историографии, на достижениях которой и основывается данный труд.


[1] Джанашиа С. М. Вахушти о грузинском феодализме. Труды, II, Тбилиси, 1952, с, 449 — 463 (на груз. яз.).

[2] Баратов С. История Грузии, тетради II, III.

[3] Чавчавадзе И. Полное собрание сочинений, т. V. Тбилиси, 1927, с. 202 — 203 (на груз. яз.).

[4] См.: Вахушти. История Грузии. Под ред. Д. Бакрадзе. Тбилиси, 5, с. 54 — 135 (на груз. яз.).

[5]Бакрадзе Д. 3. История Грузии. Тбилиси, 1885 (на груз. яз.).

[6] Бакрадзе Д. 3. История Грузии, с. 168 — 177, 205 — 217, 222 — 230 и др. Ср.: Думбадзе М. К. Историк Дмитрий Бакрадзе. Батуми,. 1950, с. 141 (на груз. яз.).

[7] Джавахишвили И. А. Древнегрузинская историческая литература. Труды в 12 томах, т. VIII. Тбилиси, 1977 (на груз.яз.).

[8] Джанашиа С.М.Труды, 1. Тбилиси, 1949, с. 131—295 (на груз. яз.).

[9] Там же, с. 1— 127.

[10] Там же, с. 1.

[11]Там же, с. 126.

[12] Джанашиа С. М. Труды, т. П. Тбилиси, 1952, с. 342 — 411 (на груз. яз).

[13] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. III. Тбилиси, 1966, с. 11 3 — 277 (на груз. яз.).

[14] Бердзенишвили Н. Из прошлого Восточной Кахети. — Мимомхилвели, III, 1953.

[15] Какабадзе С. Н. Краткий обзор истории Грузии. Сухуми, 1941; его же. Черты феодального строя. Тбилиси, 1912; его же. Вахтанг Горгасал. Тбилиси, 1959 (на груз. яз.).

[16] Лордкипанидзе М. Политическое объединение феодальной Грузии. Тбилиси, 1963 (на груз. яз.); ее же. Картли во II пол. V в. Тбилиси, 1979 (на груз. яз.) и др.

[17] Ингороква П. Георгий Мерчуле. Тбилиси, 1954 (на груз. яз.)

[18] Мусхелишвили Д. Основные вопросы исторической географии Грузии, I. Тбилиси, 1977; II. Тбилиси, 1980 (на груз. яз.).

[19] Богверадзе А. Из истории раннефеодальных общественных отношений в Картли. Тбилиси, 1961; его же. Политическое и социально-экономическое развитие Картли в IV—VIII вв. Тбилиси, 1979 (на груз. яз.)

[20] Анчабадзе 3. В. Из истории средневековой Абхазии. Сухуми, 1959; его же. Очерки истории Абхазской АССР. Сухуми, 1960; Папуашвили Т. Вопросы истории Эрети. Тбилиси, 1970 (на груз. яз.); Царство ранов и кахов. Тбилиси, 1982; Бадридзе Ш. К вопросу политической структуры «Картвельского царства». — Труды ТГУ, т. 113. Тбилиси, 1965 (на груз. яз.) и др.



ГЛАВА I

 

ВОСТОЧНАЯ ГРУЗИЯ (КАРТЛИ) В IV—V ВВ.

 

§ 1. КАРТЛИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ IV В.

ОБЪЯВЛЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕЛИГИЕЙ

 

IV — V вв. представляют собой один из наиболее значительных и интересных периодов истории Грузии. В политической, социальной и культурной жизни страны в это время произошли важнейшие события, получившие дальнейшее развитие в последующие века и существенным образом повлиявшие на всю средневековую историю Грузии. Однако период этот еще не изучен должным образом. Вызвано это скудостью источников, с одной стороны, и недостаточной их изученностью с источниковедческой точки зрения, с другой. Сохранившиеся в этих источниках сведения часто вызывают определенные сомнения, а порой явно не соответствуют действительности. Особенно мало точных данных по истории Картли первой половины IV в.

В рассматриваемый период на Ближнем Востоке создалась следующая ситуация: как уже говорилось в предыдущем томе «Очерков», в первой четверти III в. в Иране воцарилась династия Сасанидов, значительно укрепившая социальную и политическую организацию страны, усилившая ее централизацию и консолидацию ираноязычных народов и племен. Значительно возросла также военная мощь Ирана. В результате всего этого соотношение сил на Ближнем Востоке существенно изменилось. Перейдя в наступление против своего исконного врага — Рима, Иран добился большого успеха. Овладев Мидией, Сакастаном, Хорасаном и Атропатеной, иранцы стали наступать на Армению. Перейдя через Евфрат и заняв Месопотамию, они осадили Нисибин. В 260 г. иранцы даже взяли в плен императора Публия Лициния Валериана. Они заняли и разорили восточные провинции Римской империи, города Антиохию, Тарс, Кесарию. За свои победы иранский шах (Шапур) получил титул «царя царей Ирана и не-Ирана» (Shāhānshāh ī Erān u Anērān). Среди стран, которых иранцы обложили данью, были также Картли, Армения, Албания и Атропатена. Таким образом, в лице сасанидского Ирана у закавказских народов появился более сильный и опасный враг, чем до того была аршакидская Парфия.

Наступление Ирана Рим сумел приостановить лишь 80-х в гг. Хотя успешный поход императора Кара (282—283), взявшего обе столицы Ирана — Селевкию и Ктесифон, был прерван его неожиданной смертью, условия мира 283 г. все-таки были выгодными для римлян. Они получили Месопотамию и Армению, или ее часть. Картли, по-видимому, оставалась в сфере влияния Ирана.

В 287 г. римляне сумели возвести на армянский престол ставленника Трдата.

В 296 г. шах Нерсе вторгся в римские владения, но потерпел сокрушительное поражение. Хотя раненый Нерсе и сумел спастись, однако весь его лагерь, государственная казна и даже гарем попали в руки римлян. В 298 г. в г. Нисибине было заключено сорокалетнее перемирие, по условиям которого иранцы признавали преимущественные права римлян в Армении и Иберии. По условиям перемирия, картлийский царь знаки своей царской власти должен был получать от римлян.

В «Картлис цховреба» (в ее начальной части) об этой эпохе говорится следующее. Со смертью царя Аспагура прекратилась династия, имевшая аршакидское происхождение. Но Аспагур был также последним представителем грузинской царской династии Фарнавазианов. Поэтому картлийская знать попросила сасанидского шаха дать им в цари своего сына. Согласившись с этим, шах посадил на картлийский престол своего семилетного сына Михрана, по-грузински Мириана, женив его на дочери Аспагура. Иранцы дали Мириану также Эгриси, Армению, Рани, Мовакани и Эрети. В дальнейшем Мириан полностью огрузинился[1]. Затем подробно описывается правление Мириана, его многочисленные войны в Кавказских горах и даже за Кавказским хребтом. Не раз ходил он походом и на защиту Дербента от нашествий северных народов. Будучи старшим сыном шаха, после смерти последнего Мириан принимал участие в борьбе за иранский престол. Однако иранцы посадили на шахский престол не Мириана, сына простой служанки, а его младшего брата Бартома, сына индийской царевны. Мириан же в качестве компенсации получил Джазирети (Месопотамию), половину Шама (Сирии) и Адарбадаган. В это время для возвращения отцовского престола в Армению вступил царь Трдат. Между Трдатом и Мирианом началась многолетняя война. Когда римляне помогали Трдату, то побеждал он; когда же Мириану помогали иранцы, то победа оставалась за последним. Наконец, победу все-таки одержал Трдат. Однако воцарившийся в это время на иранском престоле второй брат Мириана призвал последнего на войну с римлянами. Объединенные ирано-грузинские войска вступили в пределы Римской империи. Обеспокоенный этим, император Константин по совету христиан принял христианство и, по словам летописца, благодаря этому, с божьей помощью изгнал ирано-грузинские войска. Мириан попросил императора о перемирии. Константин взял у Мириана заложником его сына Бакара и не только сам заключил мир с Мирианом, но помирил с ним и Трдата. Дочь Трдата была отдана в жены второму сыну Мириана Реву, а граница между Картли и Арменией была установлена по водораздельному хребту между этими странами.

После этого в «Картлис цховреба» подробно описывается принятие Мирианом христианства.

Конечно, с первого же взгляда видно, что многое из этого повествования не может соответствовать действительности. Прежде всего, вызывает сомнение происхождение Мириана. Не говоря уже о том, что Мириан называется сыном первого сасанидского шаха Ардешира (224 —241), что совершенно невозможно, некоторые другие сведения «Картлис цховреба» (имена шахов, хронологические данные и т. п.) также не соответствуют действительности. Поэтому представляется правильным мнение, что данные «Картлис цховреба» о происхождении Мириана являются следствием желания особенно возвеличить его.[2]

С вышесказанным связан вопрос и о существовании в эту эпоху местной династии Фарнавазианов. Согласно армянскому историку Фавстосу Бузанду (V в.), в 60 — 70-х гг. IV в. в Картли правит династия «Пар/н/авазеанов»[3], что противоречит вышеприведенному сведению «Картлис цховреба» о том, будто бы последним царем из этой династии был Аспагур, правивший непосредственно перед Мирианом (т. е. в конце III или в начале IV в.) Сведения Фавстоса о том, что династия Фарнавазианов правила в Картли и после Мириана, еще более усиливают сомнения в достоверности иранского происхождения Мириана. К этому можно добавить следующее: как уже говорилось, с конца 80-х гг. III в. римляне стали вновь усиливаться в Закавказье, вследствие чего, по Нисибинскому договору 298 г., Картли вошла в сферу влияния Римской империи. Вряд ли в таких условиях римляне оставили бы на картлийском престоле иранского царевича.

В этом смысле интересное сведение сохранилось в хронике «Обращения Картли», где отцом Мириана назван Лев, по-видимому, местный царь. Этот Лев вовсе не упоминается в «Картлис цховреба». Однако оба названных источника согласны в том, что сына Мириана звали Рев. Высказано предположение, что «Лев» является вариантной или искаженной формой «Рев»-а[4]. Если же вспомнить обычай называть внука именем деда, то предположение о том, что Мириан на самом деле был сыном картлийского царя Рева, приобретает большую убедительность.

Вызывает некоторое сомнение и сведение «Картлис цховреба» о полной метаморфозе иранского царевича, забывшего все иранское, полностью огрузинившегося, объединившегося с римлянами против своих соотечественников, принявшего христианство и ставшего его рьяным распространителем.

Когда же воцарился Мириан? Вопрос этот неясен. Можно сказать лишь то, что он был современником императора Константина (306 — 337) и армянского царя Трдата[5] и что его царствование продолжалось до 60-х гг. IV в. Как уже отмечалось, согласно «Истории царей», Мириан, будучи союзником иранцев, воевал с союзником римлян Трдатом, а затем вместе с иранцами шел походом на римлян. Такое могло произойти лишь до Нисибинского мира, потому что лишь до этого мира Картли могла выступать на стороне иранцев, после же заключения мира Картли вошла в сферу влияния римлян. Такое положение оставалось примерно до конца 60-х гг. IV в. Если сведения «Истории царей» верны, то Мириан должен был воцариться до Нисибинского мира (298 г.).

Что касается других сведений «Истории царей», то следует сказать, что многое явно не соответствует действительности: например, историческая ситуация того времени совершенно исключает возможность того, чтобы картлийский царь мог владеть Арменией, Эгриси, Раном, Эрети и Моваканом, Адарбадаганом, т. е. всем Закавказьем, и тем более столь отдаленными странами, как Джазирети (Месопотамия) и частью Шама (Сирии).

Тем не менее, из этих сведений, вероятно, можно выделить какое-то рациональное зерно. Например, более правдоподобно выглядит сообщение о том, что в свое время Мирнан воевал с римлянами на стороне иранцев. Да и описание этих военных действий в общих чертах совпадает, с данными, известными из других источников[6]. Возможно, выступая на стороне иранцев в начале войны, Мириан проявил притязания на некоторые спорные пограничные армянские области. Во вcяком случае, заслуживает внимания сообщение «Истории царей» о том, что примирив Мириана и Трдата, император установил между ними границу — водораздельный хребет: «Земли, в которых реки текут к югу, впадая в Араке, он оставил за Трдатом, те же земли, чьи реки текут к северу и впадают в Куру, он оставил за Мирианом»[7].

К сожалению, нет достоверных сведений о том, как развивались международные отношения Картли в последующую эпоху. Можно высказать лишь общие предположения: как известно, мир между римлянами и иранцами после Нисибина не нарушался в продолжение почти сорока лет. Можно предполагать, что за это время политическая ситуация в Закавказье не менялась и Картли опять оставалась вассалом Рима. Однако эта зависимость, вероятно, была номинальной, т. к. у римлян было меньше оснований иметь претензии в отношении Восточного Закавказья. И Картли, и Армения фактически являлись независимыми государствами. Поэтому Картли, по-видимому, предпочитала иметь дело с более отдаленным патроном, чем с соседним Ираном. Следует думать, что именно это положение Картли в значительной степени и обусловило принятие ею христианства в качестве государственной религии.

 

* * *

 

Древнейшие сведения об утверждении христианства в качестве государственной религии в Картли сохранились в греко-латинских источниках. Самым ранним из известных нам таких источников является «Церковная история» Геласия Кесарийского, написанная в конце IV в., всего лишь полувеком позднее христианизации Картли. Хотя само сочинение Геласия до нас не дошло, однако его сведения об обращении Картли в христианство сохранились в сочинениях авторов V в., непосредственно следовавших за ним, — Руфина, Теодорита Кирското, Сократа, Созомена, Геласия Кизикского[8].

Согласно этим сведениям, принятие христианства в качестве государственной религии в Картли произошло следующим образом. К иберам попала некая пленница-христианка, которая проповедовала христианство и исцеляла больных. Так она вылечила и тяжелобольную царицу иберов. Это произвело большое впечатление на иберийского царя, однако все еще не решался креститься. Через некоторое время царь отправился на охоту. Неожиданно сгустился такой туман, что царь потерял свою свиту и сбился с пути. Напуганный, он обратился с просьбой о помощи к богу пленницы. Тотчас же туман рассеялся, и опять настал светлый день. Возвратившись к себе, царь вызвал пленницу и, подробно расспросив ее об ее боге, уверовал в него. После этого началось строительство церкви. Для того чтобы укрепить веру в народе, во время строительства было явлено чудо: строители никак не могли установить один из столпов. Ночью, благодаря молитвам пленницы, столп вознесся в воздух и повис над своим основанием. Когда же на следующее утро народ вновь собрался у строящейся церкви, столп сам опустился на свое место. Окончив строительство, царь послал людей к императору Константину с просьбой прислать священнослужителей для освещения церкви и крещения народа.

Чрезвычайно важно сообщение Геласия Кесарийского (также сохранившееся у авторов, пользующихся его трудом) о том, что все это ему рассказал некий Бакур, который происходил из иберского царского дома[9].

Сообщение такого же содержания имеется и у древнеармянского историка V в. Мовсеса Хоренаци. В сочинении Хоренаци привлекает внимание тот факт, что в нем упоминаются имена пленницы и царя Иберии, Нунэ и Михран. Следует отметить и то, что Михран, по словам Хоренаци, был не независимым царем Картли, а лишь правителем, подчиненным царю Армении Трдату. Что же касается Нунэ, то ее Хоренаци связывает с последовательницами св. Рипсимэ, по преданию, принявшими мученическую смерть в Армении. Упоминается также и о том, что Нунэ руководствовалась указаниями просветителя Армении Григора Партева. Ничего не говорит Хоренаци об обращении Мириана за помощью к императору Константину[10].

Наконец, о принятии христианства в качестве официальной религии говорится и в грузинских источниках, например, в обеих частях «Обращения Картли» — как в хронике «Обращения Картли», так и «Житии Нино», которые отличаются лишь подробностями: первая повествует более кратко, вторая же — более пространно. Содержание в основных чертах то же, что и в греко-латино-армянских источниках, но здесь об этом событии рассказывается гораздо подробнее, со множеством деталей. «Житие Нино» в небольшой литературной переработке, приписываемой Леонтию Мровели, представлено и в «Картлис цховреба». В дальнейшем эта переработка, со своей стороны, послужила основой для других редакций «Жития Нино» и приобрела наибольшую популярность.

Грузинская национальная традиционная версия о распространении христианства такова. У Забилона, знаменитого каппадокийского военачальника и поборника христианства, и Сусанны, сестры иерусалимского патриарха Иубенала, была дочь по имени Нино. Когда Нино исполнилось двенадцать лет, ее родители распродали все свое имущество, вырученные деньги раздали неимущим, сами же полностью посвятили себя служению богу. Оставшись одна, Нино первые два года провела у некой армянки из Двина, которая хорошо знала христианское учение. Затем Нино встретилась с Рипсимэ, женщиной царского происхождения. Кесарь решил жениться на Рипсимэ. Однако та, дав обет целомудрия, вместе с пятьюдесятью другими женщинами бежала в Армению. Вместе с ними была и Нино. В Армении им всем пришлось принять мученическую смерть от царя Армении Трдата, который тогда был еще язычником. Спаслась одна лишь Нино, которая по внушению свыше отправилась на север. Она прибыла в Джавахети, оттуда с трудом добралась до города Урбниси и, присоединившись к группе людей, направляющихся во Мцхета на ярмарку и моление, очутилась в столице Картли.

Во Мцхета Нино увидела, как народ поклонялся местным идолам—Армазу, Гаци и Гаиму. Благодаря молитвам Нино бог ниспослал страшную непогоду. Град совершенно разбил и ниспроверг идолов. После этого Нино девять месяцев жила у сторожа царского сада (этот сад находился там, где час стоит собор Свети-Цховели). Затем Нино, связав ветки лозы собственными волосами, сделала крест, поставила его в ежевичный куст, где и стала жить сама (сейчас там стоит собор Самтавро). Шесть лет прожила Нино в этом месте, где сперва тайно, а затем и открыто стала проповедовать Христову веру и творить чудеса. Наконец, она избавила от неизлечимых болезней царицу Нану и главу магов. Однажды, 20 июля царь отправился на охоту в ту сторону, где теперь расположена деревня Мухрани. По дороге царь задумал уничтожить всех христиан. Однако неожиданно, когда царь был на горе Тхоти, спустилась непроглядная мгла, и царь сбился с пути. Царь стал взывать о помощи к своим богам, но это не помогло. Тогда он обратился к богу Нино. Сразу же мрак рассеялся, и царь уверовал в бога Нино. На следующий же день царь и Нино отправили к кесарю людей с просьбой прислать им священников для крещения народа, сами же принялись за строительство церкви в царском саду. Во время этого строительства бог сотворил упомянутое выше чудо со столпом, который в дальнейшем сам творил многие чудеса.

Присланные кесарем духовные лица крестили царя, его семью, вельмож и народ. Затем по божьему указанию были воздвигнуты три креста: один на том холме, где сейчас находится монастырь Джвари, второй — на горе Тхоти, где Мириан впервые уверовал в Христа, а третий — в городе Уджарма. После этого Нино отправилась проповедовать христианство в горную часть Картли — Цобени и Эрцо-Тианети, оттуда она перешла в Кухети, где заболела и умерла. Похоронена она в Бодини.

Вне сомнения, это предание сохранило отголоски реально случившихся событий, однако ясно, что фактически дело обстояло гораздо сложнее. Распространение и принятие христианства в качестве официального культа было следствием не только и не столько проповеднической деятельности какого-нибудъ отдельного лица, а главным образом социального, экономического, политического и культурного развития страны.

По-видимому, христианство претерпело в Картли такое же развитие, что и в других странах, превратившись из религии порабощенных и эксплуатируемых низов в религию поработителей, в орудие еще большего закабаления и эксплуатации масс. К сожалению, скудость источников не дает нам возможности проследить в деталях за развитием христианства в Картли. Вышерассмотренные источники дают нам сведения лишь о том этапе, когда христианство было объявлено государственным культом. К этому времени царь и правящая верхушка Картли, азнауры, т. е. феодализирующаяся часть общества, уже хорошо понимали те преимущества, которые имело христианство перед язычеством. Хотя эта часть общества пока не была единственно господствующей, однако ее значение было уже весьма велико, и, что самое главное, она день ото дня крепла и набиралась сил. Можно сказать, что исход борьбы за христианство был решен позицией именно этой части общества.

Дело в том, что принятия христианства желали именно молодые феодализирующиеся силы Картли. Этот интерес был обусловлен несколькими обстоятельствами: прежде всего, христианство помогало этим силам закабалить народ и, наряду с этим, завладеть новыми земельными владениями — со временем языческие храмы приобрели огромные земельные угодья, в то время как развитие военно-ленной системы сильно сократило земли бывшие в непосредственном распоряжении царя Картли. С принятием христианства храмовые владения упразднялись, земли языческих храмов переходили в руки царя, а от него к азнаурам. Ясно, что это обстоятельство было выгодно и царю, т. к. распределением земель среди преданных ему людей он упрочивал свое положение. Кроме того, организация христианской церкви своей централизацией и гибкостью больше соответствовала феодальному государству, т. е. той норме правления, к которой вела тенденция развития страны.

В древнегрузинских источниках хоть и скудно, но все-таки сохранились некоторые сведения, которые указывают на роль азнауров в деле распространения христианства в Картли. По словам акад. С. Н. Джанашиа, «как будто приобретают особый смысл те сведения, которые говорят о строительстве христианских храмов азнаурами, причем эти последние подразумеваются в корпоративном виде»[11]. Согласно «Обращению Картли», во второй половине IV в. «азнауры построили святую церковь во Мцхета»[12], а в начале V в., в царствование Арчила «азнауры построили [церковь] святого Степана [Стефан-Цминда] на Арагви»[13]. Ясно, что такое активное участие азнауров в строительстве церквей говорит об их особой заинтересованности в деле распространения христианства. По замечанию С. Джанашиа, «христианство было воспринято в Грузии как религия азнауров и официальный культ старой монархии».[14]

Как уже говорилось выше, принятие христианства является одним из проявлений феодализации страны и поэтому было полно внутренних противоречий и борьбы. Это выражалось в том, что не все общественные слои Картли отнеслись к нему одинаково. Понятно, что против христианства выступило прежде всего жречество и связанные с ним круги, которые с принятием христианства теряли все свои привилегии и даже средства к существованию. Враждебно отнеслись к новой религии и те слои населения Картли, которые наименее подверглись феодализации. Это были горцы, все еще жившие первобытнообщинным строем, которым христианство, несомненно, несло перспективу феодального угнетения. Очень интересны в этом отношении сведения, сохранившиеся в хронике «Обращения Картли», согласно которым после крещения царя и народа Нино отправилась проповедовать христианство в горы, причем она взяла с собой священника и эристава (воеводу). Сперва она поднялась вверх по ущелью Арагви, где проповедовала веру Христову «мтиулам [горцам], чаргальцам, пховам и цилканцам». Однако на этот раз ее проповедь не имела прежнего успеха: «Они отвратили свои головы, а эристави слегка направил на них меч, и они со страху дали сокрушить свои идолы»[15].

Видимо, такая встреча со стороны горцев не была неожиданной — ведь Нино, отправившуюся проповедовать христианство, сопровождал эристави (ясно, вместе с военным отрядом).

Из ущелья реки Арагви Нино перешла в Кахети. «И перешла в Жалети, в село Эдеми и крестила жителей Эрцо и Тианети. А кварельцы, услышав это, перешли в Тошети»[16]. Чрезвычайно интересное сведение добавлено этом месте в «Житии Нино» (редакция Леонтия Мровели): «И большинство других горцев не обратились, тогда царь увеличил им дань, раз они не захотели креститься».[17]

Однако, как выясняется, противники христианства были в среде и господствующих слоев. Видимо, и среди них были силы, которые, руководствуясь своими политическими и социальными интересами или же оставаясь приверженцами старинных традиций, противились феодализации страны и укреплению центральной власти. Как выясняется, такие силы были даже в царской семье. В «Житии Нино» (редакция Леонтия Мровели) говорится, что христианство не принял даже зять самого Мириана, получивший от последнего в управление Рани до Бардава: «И народ его не принял крещения, и лишь телом служили они царю Мириану»[18]. Язычники в царской семье, по-видимому, были даже в конце IV в.[19]

Для полной характеристики обстоятельств распространения христианства в Картли следует добавить, что непримиримая борьба шла и среди городских низов, а также среди иноплеменных жителей Мцхета. По словам Леонтия Мровели, соплеменники чуть было не забили камнями еврея Абиатара, одного из первых последователей Нино[20].

Принятие христианства в качестве официального культа было в значительной степени обусловлено политическими мотивами.

Как уже отмечалось выше, после Нисибинского мира 298 г. Рим распространил свое влияние на Армению и Картли. В Картли римлян главным образом интересовали проходы в Кавказском хребте, через которые могли прорываться северные кочевники. Если бы эти проходы попали в руки иранцев, то для римлян могло создаться очень опасное положение. Поэтому от Картли они, по-видимому, требовали лишь охраны этих проходов. В то время претендовать на большее они, по всей вероятности, не могли. Ясно, что такая легкая зависимость устраивала Картли, к тому же она охраняла ее от более близкого и агрессивного Ирана. Принятие христианства способствовало сближению Картли с Римом, т. к. с ее стороны это означало отказ от ориентации на Иран, борьбу против политического и культурного влияния Ирана. Хотя в самом Иране в это время было довольно много христиан, Сасаниды всячески старались распространять и укреплять огнепоклонство. В то же время император Константин, сам лично принявший крещение лишь перед смертью (337 г.), со времени Миланского эдикта (313 г.) все больше и больше покровительствовал христианству, поэтому оно быстро превратилось в государственную религию. Таким образом, отношение к христианству различных социальных кругов Картли отражало их отношение к Риму и Ирану[21].

Следует отметить, что поздние грузинские источники дают достаточно правильную оценку факту принятия христианства в качестве официального культа в Картли. Согласно «Картлис цховреба», когда Мириан принял христианство, император Константин вернул ему его сына Бакара, бывшего у него заложником. По словам Леонтия Мровели, Константин написал Мириану, что, с тех пор как тот принял христианство, Константину уже не нужен был его сын заложником, т. к. посредником между ними стал Христос[22]. Насколько это письмо достоверно, в данном случае для нас не имеет значения. Главное это оценка принятия христианства в Картли.

Видимо, так же понимался этот факт и римлянами. Геласий Кесарийский сообщает, что Константин с большой радостью принял известие об обращении Картли, так как «он понимал, что это является знамением господним, которое подчиняло ему иноплеменников».[23]

Ко всему вышесказанному следует добавить, что принятием христианства царь (а в его лице и государство) ставили себе целью консолидацию страны. Единый культ, упраздняющий многие родоплеменные культы, помогал объединению страны, укреплял центральную власть. Сама организация христианской церкви соответствовала государственной организации. Как во главе государства стоял один царь, так и во главе христианской церкви стоял один правитель — архиепископ, которому подчинялись епископы и священники.

Когда же произошло принятие христианства в качестве  официальной религии в Картли? Даты этого события приводятся лишь в грузинских источниках. Но часть этих дат явно ошибочна, другая же — противоречива. Поэтому разные специалисты придерживаются различных дат — с 276 по 355 г. Тем не менее, наиболее вероятным представляется время не позднее 337 г. Это предположение, впервые выдвинутое акад. И. А. Джавахишвили[24], основано на том факте, что, начиная с древнейших греко-римских источников IV — V вв., христианизация Картли связывается с именем императора Константина Великого. Следовательно, это событие произошло при Константине, который умер в 337 г. При этом следует иметь в виду, что распространение христианства в Картли, по всей вероятности, началось намного раньше. По-видимому, христианские общины стали появляться здесь уже в III в., о чём говорят недавно найденные остатки христианских культовых сооружений, датируемые III в.[25] Надо думать, что такие общины появлялись сначала в городах, лежащих на больших торговых путях, и в первую очередь в самой столице Картли — Мцхета.

Некоторые разногласия вызывает также вопрос о том, кто же царствовал в Картли, когда она приняла христианство. Эти разногласия обусловлены тем, что, в то время как в грузинско-армянских источниках первым христианским царем Картли назван Мириан, в т. н. сирийском «Житии Петра Ивера» [26]таковым называется дед Петра Бакур.

Однако анализ самих сведений, сохранившихся в «Житии Петра», показывает, что его сведение о первом христианском царе Картли не должно соответствовать действительности. Дело в том, что, как принято в специальной литературе, автором «Жития» должно было быть лицо, близко знавшее Петра Ивера, происходившего из картлийской царской фамилии и родившегося приблизительно в 409—412 гг. Ясно, что Петр не мог не знать легенду (с большей или меньшей долей правды), которая была распространена в царской семье и которую примерно за 20 лет до его рождения рассказал Геласию Кесарийскому старший родич Петра. Ясно, что это предание должно было быть известно и автору «Жития», который, вне всякого сомнения, не пропустил бы такой интересный факт из жизни деда Петра Ивера. Ведь, описывая его христианские добродетели, он приводит несравненно менее значительные факты. Например, о Бакуре в «Житии» говорится, что он трижды в неделю собственноручно подметал церковь, что он раздавал пищу неимущим и т. д. Конечно, вышеприведенный рассказ о христианизации Картли, где говорится о чудесных явлениях, предопределивших и сопутствующих этому событию (чудо, заставившее царя уверовать в Христа, чудесное явление, связанное с установкой столпа, и т. д.), если бы он касался деда Петра, не мог быть опущен автором «Жития». Поэтому известие о том, что первым христианским царем Картли был Бакур, дед Петра Ивера, следует считать позднейшей вставкой, сделанной с целью еще большего возвеличения Петра[27].

Привлекает внимание и то, что в грузинско-армянских источниках христианизация Картли в той или иной мере связывается с христианизацией Армении. Согласно «Обращению Картли» и «Картлис цховреба», просветительница Картли Нино в детстве в Иерусалиме жила у одной армянки из Двина, от которой она научилась армянскому языку. Затем, как уже было сказано выше, она сперва попала в Армению, а уж оттуда в Картли.

По словам же Мовсеса Хоренаци, Нино действовала по указанию просветителя Армении Григора. В арабском переводе сочинения армянского историка V в. Агатангела просветителем Картли назван уже сам Григор. Иногда это объясняют тем, что будто бы Нино проповедовала христианство в одной части Грузии, Григор же — в другой,[28] или же тем, что будто бы Григор был главой миссионерской школы, а Нино принадлежала к этой школе[29].

Как уже было сказано выше, из источников о христианизации Картли наиболее древними являются греко-римские, которые писались всего лишь полустолетием после этого события. Примечательно, что именно в них ничего не говорится о связи христианизации Грузии с христианизацией Армении. Это и понятно, потому что, согласно принятой в армянской историографии дате, христианизация Армении произошла примерно на 30 лет раньше, чем Картли, в начале IV в. Поэтому увязывание деятельности Нино с Рипсимэ и ее последовательницами или с Григором Просветителем, по-видимому, более позднее явление (имеется в виду лишь организационная сторона этого события). Что же касается общих связей, то несомненно, что признание христианства официальной религией в Армении должно было в той или иной мере повлиять и, на соседнюю Картли. И. А. Джавахишвили убедительно доказал, что сведения об участии Григора Просветителя в христианизации Картли начинают распространяться лишь с середины VI в., с VIII же в. они постепенно исчезают. Происхождение этих сведений объясняется современными политическими условиями[30]. Однако об этом более подробно речь будет идти ниже.

Признание христианства официальным культом имело очень большое значение. Оно способствовало процессу феодализации, усилению класса феодалов. Христианство усиливало централизацию и консолидацию страны, способствовало образованию единой грузинской народности. С принятием христианства Картли явно отмежевалась от Ирана и приняла сторону Рима. Помимо того, что христианство само по себе было более прогрессивной религией, чем язычество, оно укрепляло культурные связи с европейскими странами. Христианство сыграло чрезвычайно важную роль в средневековой истории Грузии. Вместе с тем следует сказать и то, что оно в значительной степени уничтожило древнюю языческую культуру.

Признание христианства официальным культом в столь раннюю эпоху указывает на тот высокий уровень социального и культурного развития, которого достигла Картли к этому времени.

 


[1] КЦ, I, с. 62 — 65.

[2] Меликишвили Г. К вопросу о хронологии истории Картли (Иберии).  ТИИ, т. IV. вып. I, Тбилиси, 1958, с. 168 (на груз. яз.). По мнению К.Туманова, Мириан был не иранским царевичем, а происходил из известного иранского рода Михранидов. (См.Toumanoff K. Studies in Cristian Caucasian History, Georgetown University Press, 1963, с. 83 и прим. 105 там же). Однако совпадение имен не может служить достаточным основанием для такого заключения, т. к. в рассматриваемый период иранская ономастика была широко распространена в Восточной Грузии. Согласно «Картлис цховреба», тем же именем назывались два картлийских царя, правивших до Мириана и не бывших по происхождению из Михранидов.

[3] История Армении Фавстоса Бузанда. Ереван, 1953, с. 162.

[4] Ингороква П. Древнегрузинская хроника «Обращения Картли» и список иберийских царей античной эпохи. — ВГМГ. XI — В. Тбилиси 1941, с. 317, прим. 13 (на груз, яз.); Меликишвили Г. А. Указ. соч., с. 161.

[5] Обычно годом воцарения Трдата считался 287й, однако в последнее время называется несколько более поздняя дата, в частности 298 г. (см., напр.: История армянского народа. Под ред. проф. М. Г. Нерсесяна. Ереван, 1972, с. 140, на арм. яз.).

[6] Хотя историческая перспектива и нарушена: ираноримская война произошла не в годы правления Константина, как это сказано в «Истории царей», а во время его предшественника Диоклетиана (284 — 305).

[7] КЦ, I, с. 70. Об интерпретации сведений КЦ о Мириане см. также: Гоиладзе В. Правление Сасанидов в Закавказье и грузинская историческая традиция. — Мацне, 1982, №4 (на груз. яз.).

[8] Gеогgiса, т. I, Тбилиси, 1961, с. 179 — 185 (на груз. яз.).

[9] Там же, с. 194 (текст) и с. 194 — 199 (критический разбор текста).

[10] Хоренаци Моисей. История Армении. М.. 1893, с. 132 — 133.

[11] Джанашиа С. М. Труды, I, с. 223 (на груз. яз.).

[12] Памятники, с. 92 (на груз. яз.). Обращение Картли. Перевод Е. С. Такаишвнли, — СМОМПК, XXVIII, с. 31.

[13] Памятники, 1, с. 92. Ср. рус. пер., с. 33.

[14] Джанашиа С. М. Труды, I, с. 221 (на груз. яз.).

[15] Памятники, I, с. 88 — 89. Ср. рус. пер., с. 23.

[16] Там же. Рус. пер., с. 23.

[17] КЦ, I, с. 126.

[18] КЦ, I, с. 117.

[19] Либаний. Письмо, с. 980. Сеогgiса, I, с. 63; Каухчишвили С. Либаний и Бакур. — Труды Кутаисского пединститута, I, 1940 (на груз. яз.).

[20] КЦ, I, с. 102.

[21] Ломоури Н. Очерки из истории Картлийского (Иберийского) царства в III — начале IV в. н. э. Тбилиси, 1975, с. 91 — 96 (на груз. яз).

[22] КЦ, I, с. 128.

[23] Gеогgiса, I, с. 105.

[24] Джавахишвили И. А. История грузинского народа, I. Тбилиси, 1979, с. 273 (на груз, яз.). Подробный разбор литературы см.: Ломоури Н. Ю. Очерки из истории Картлийского (Иберийского) царства...

[25] Бохочадзе А. В. Результаты работ археологической экспедиции на новостройках двуречья Ксани и Арагви. — Археологические исследования на новостройках Грузинской ССР, Тбилиси. 1976, с. 68. Существует даже предание о том, что христианство в Грузии проповедовалось самими апостолами Андреем и Симоном Кананитом, причем последний будто бы был похоронен в Западной Грузии, в Новом Афоне, на территории совр. Абх. АССР (см.: КЦ, I, с. 38) или Никопсии (Гиорги Мцирэ. Житие Георгия Мтацминдели. — Памятники. II. Тбилиси, 1967, с. 154, на груз. яз.). В связи с распространением христианства в Картли см. также.: Мгалоблишвили Т. Раннехристианская Картли (IV — V вв.). — Мацне. Серия языка и литературы, 1988, № 1.

[26] Как установил Эд. Шварц, это «Житие» было написано Иоанном Руфусом на греческом языке около 518 г. (возможно, немного позже). До нас дошел лишь перевод этой книги. (См. :Swarz Ed. Iohannes Rufus, Ein morofhysitischer Schriftsteller. SB der Heidelberger Akademie der Wissenschaft, phil-hist Kb, 1912, Abh. 16).

[27] Что дед Петра Бакур не мог быть первым христианским царем, можно установить и иными путями. Например, согласно «Картлис цховреба», брат Бакура Арчил царствовал в Картли в 20 — 30х годах V в., т. е. на сто лет позже своего брата, что невероятно. С другой стороны, получается, что Бакур был по крайней мере на сто лет старше своего внука, что также весьма сомнительно (тем более, что Бакур был дедом Петра по материнской линии). По этому вопросу см.: Кекелидзе К. Вопросы христианизации Иберии. — Этюды, т. III, Тбилиси, 1955, с. 19 —20 (на груз. яз.). Подробный разбор вопроса см.: Ломоури Н. Указ. соч., с. 17 — 69.

Тут можно было бы добавить и то, что признание Бакура царем Картли в 20—30х гг. IV в. противоречит сведениям «Обращения Картли», (Карлис цховреба», Аммиана Марцеллина и Корюна.

[28] Н. Марр считал, что Нино проповедовала в Западной Грузии, в Восточной же — Григор. Позже будто бы эти два предания слились Марр Н. Крещение армян, грузин, абхазов и аланов святым Григорием (арабская версия). — ЗВОРАО, т. XII, с. 169 и далее). По мнению С. Какабадзе и К. Кекелидзе, Иберией, где протекала деятельность Нино, называлась часть Картли, лежащая к северу от Куры. Южная же часть Картли — Гугарк — являлась полем деятельности Григора (Какабадзе С. Святая Нино и ее значение для истории Грузии, Тбилиси, 1912, с. 5 — 8; Кекелидзе К. Главные хронологические вопросы из истории обращения Грузии в христианство. — В кн.: Этюды, IV, Тбилиси, 1957, с. 252 — 292. Обе статьи на груз. яз.).

[29] К такому выводу пришел С. Какабадзе позже. (См. его рецензию на вышеупомянутую статью К. Кекелидзе. — Саисторио кребули, I, Тбилиси, 1928, с. 131; его же. Разыскания по истории Грузии IV—VII вв. — Саисторио кребули, П. Тбилиси, 1929, с. 7. Обе статьи на груз. яз.).

[30] Джавахишвили И. А. История грузинского народа, I, с. 249 — 250; его же. Древнеармянская историческая литература. Тбилиси} 1935, с. 114 — 115 (на груз. яз.).


§ 2. БОРЬБА ПРОТИВ АГРЕССИИ ИРАНА В КАРТЛИ ВО ВТОРОЙ

ПОЛОВИНЕ IV И В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ V В.

 

В 338 г. шах Шапур II, не ожидая окончания срока Нисибинского соглашения, начал военные действия против римлян сперва в Месопотамии, а затем и в Армении. Война продолжалась с небольшими перерывами двадцать пять лет. Нет сведений о том, какое участие принимала в ней Картли. Следует думать, что она выступала на стороне римлян, хоти и не видно ее активного участия в боевых действиях. Аммиан Маркин пишет, что в битве при Амиде в 359 г. в иранских войсках он видел албанского царя. То, что он, говоря об иранских войсках, не упоминает картлийцев, видимо, надо понимать так, что они все еще находились в сфере влияния римлян. Однако надо сказать, что картлийские войска не упоминаются и в связи с римлянами[1].

В 360 г. иранцы достигли значительных успехов, и римлянам с большим трудом удалось отбросить их назад. Однако, говорит Аммиан Марцеллин, римляне боялись, что с улучшением погоды усилится нападение иранцев. Поэтому они послали послов с богатыми дарами к затигросским царям и сатрапам, дабы внушить им мысль не изменять римлянам. Больше всех остальных богато украшенными одеяниями и разнобразными ценностями были одарены Аршак и Мерибан, цари Армении и Иберии, так как если бы те приняли сторону иранцев, то повредили бы делам римлян[2]. Отсюда вытекает, что Картли продолжает оставаться союзником римлян.

Считается, что Мерибан, упоминаемый Аммиаком Марцеллином, это Мириан, первый христианский царь Картли.

После внезапной смерти императора Юлиана, последовавшей за его успешными военными действиями против иранцев, новоизбранный император Иовиан в 363 г. заключил с иранцами 30-летний мир, весьма тяжелый для римлян. По условиям этого мира, римляне возвращали иранцам пять провинций, города Нисибин и Сингару, а также обязывались не помогать своим бывшим подданным и союзникам — армянам, в их борьбе против иранцев. Так как в мирном договоре ничего не говорится об Иберии, можно думать, что ее политический статус оставался неизменным, т. е. она продолжала находиться в сфере влияния римлян.

Иранцы не замедлили воспользоваться выгодными для себя условиями мирного договора, и уже в последующем, 364 г. армянский царь Аршак II оказался в чрезвычайно трудном положении, так как ему приходилось бороться не только против иранцев, но и против собственной нахарарской оппозиции. Интересно отметить, что, согласно сведениям Мовсеса Хоренаци, даже после перемирия 363 г. Картли оказывала помощь Армении в ее борьбе против иранцев. Хоренаци сообщает, что Аршак II скрылся от иранского полководца «в странах Кавказских при содействии иверийцев».[3] Затем он «возвращается с иверийским войском, собирает также немногих из преданных и дает сражение» уже своим нахарарам-оппозиционерам[4].

То, что Картли помогала брошенной римлянами Армении, говорит о том, что в Картли хорошо оценивали создавшееся положение и понимали, что в ее же интересах было иметь соседом с юга единое, сильное государство, способное оказывать сопротивление агрессии Ирана. Однако силы были слишком неравными. Захватив обманом Аршака II и его знаменитого полководца Васака Мамиконяна, иранцы подступили уже непосредственно к Картли. В 368 г. шах Шапур изгнал из Картли Саурмага, «которого римские власти назначили правителем Иберии, и поручил некоему Аспагуру (Aspacurae) управление этим племенами, надев на него диадему, чтобы показать свое пренебрежение к решению наших властей»[5].

На этот раз римляне вынуждены были вмешаться, так как стало ясно, что невмешательство могло нанести большой вред их положению в Закавказье. Император Валент послал на помощь Папу, сыну Аршака II, войско во главе с Теренцием, с помощью которого в 369 г. Пап воцарился в Армении. В ответ на это иранцы вторглись в Армению и разорили ее. На этот раз император послал в Армению комита Аринтия. Иранцы были вынуждены приостановить свое наступление, и стали требовать от римлян соблюдения условий договора. Однако император не обратил внимания на это требование и оказал помощь уже Саурмагу, который вступил в Картли вместе с двенадцатью легионами во главе с Теренцием. Когда Саурмаг подошел к Куре, Аспагур попросил его разделить Картли, так как его сын Ультра был заложником у иранцев и он не мог ни полностью отказаться от Иберии, ни перейти на сторону римлян[6]. Император согласился с этим, и Иберия были разделена по реке Куре между Саурмагом и Аспагуром. Часть Иберии, прилегающая к Армении и лазам (т. е. находившаяся южнее Куры) была отдана Саурмагу, а часть, прилегающая к Албании (севернее Куры) и иранцам, была оставлена за Аспагуром[7].

Однако Шапур ни за что не соглашался с этим разделом. В 371 г. он снова вторгся в Армению, но, потерпев сокрушительное поражение от объединенного римско-армянского войска, был вынужден примириться с создавшимся положением. Видимо, Шапура не оставляла мысль восстановить прежнее положение. Через несколько лет он опять потребовал от Валента оставить Армению или же Иберию и вывести из последней свои войска, восстановив единое царство в этой стране во главе со своим ставленником Аспагуром[8]. Император не соглашался с этим, и двухлетние переговоры ни к чему не привели.

В 377 г. Валент стал готовиться к новой войне с Ираном, однако в это время из Европы пришло известие о восстании вестготов, и император был вынужден вывести свои войска из Армении. Надо думать, что ему пришлось вывести войска и из Картли. Конечно, Шапур не мог упустить такой случай. По всей вероятности, он изгнал из Картли Саурмага и восстановил единство страны (конец 70-х гг.) Поэтому существующее в специальной литературе мнение о том, будто бы раздел Картли на два царства продолжался до 40-х гг. V в., надо считать необоснованным.

Следует сказать, что данные грузинских источников говорят в пользу такого предположения. В хронике «Обращения Картли» сказано, что в царствование Вараз-Бакура в Сюник пришли марзпаны персидского царя, а его питиахш Крам-Хуар Борзард пришел в Тбилиси, и его данниками стали Картли, Армения, Сюник и Гуаспуракан (Васпуракан)[9].

Уже давно Вараз-Бакура хроники «Обращения Картли» отождествляют с Аспагуром Аммиана Марцеллина. Получается, что, по данным хроники, иранский питиахш пришел в Картли именно в царствование Вараз-Бакура-Аспагура и, что особенно интересно, иранский питиахш пришел в Тбилиси, то есть в ту часть Картли, которая должна была принадлежать ставленнику римлян — Саурмагу.

В «Истории царей» также повествуется о том, что во время ненавистника христианства Бараз-Бакура «персидский царь прислал своего эристава с большим войском, чтобы обложить данью армян и грузин». Этот эристави построил себе в Тбилиси крепость в противовес Мцхета (тогдашней столице Картли), и «с тех пор армяне и грузины стали данниками персов».[10]

Между прочим, согласно «Истории царей», в это время «отложились кларджи от Вараз-Бакура и приняли сторону греков»[11]. И хотя у нас нет возможности проверить это сведение, не исключено, что какая-то часть Картли, в самом деле, оставалась в то время в руках римлян.

Таким образом, в конце 70-х гг. IV в. иранцы сумели подчинить себе всю Картли. Вначале в Картли прибыл иранский военачальник, который в «Обращении Картли» называется питиахшем, а в «Истории царей» — эриставом. По-видимому, он и собирал дань. Позже иранцы, вероятно, возложили эту функцию на местную власть. Не имея здесь постоянного представителя, они, видимо, в каких-то особых случаях назначали своего правителя-марзпана (каким был в 30-х гг. V в. армянский князь Васак Сюни).

После Вараз-Бакура в 80—90 гг. IV в. в Картли царствовал Бакур.[12] Это, очевидно, тот Бакур, который в сирийском «Житии Петра Ивера» назван его дедом с материнской стороны. В этом источнике сказано, что он сопровождал иранского шаха в одной из войн, из чего следует, что в его царствование Картли оставалась вассальной Ирану.

После нескольких лет переговоров, в 387 г. было подписано новое византийско-иранское соглашение, имевшее очень важные последствия, как для Армении, так и для Картли. По этому соглашению некоторые окраинные области Армении вовсе были от нее отделены. Средняя же часть была разделена между Византией и Ираном следующим образом: 4/5 отошло к Ирану, а 1/5 — к Византии. С этих пор Иран надолго и прочно утвердился в Армении. Чрезвычайно важным обстоятельством было и то, что в это время, по-видимому, Гугаркское бдешхство, созданное на территории Южной Иберии (позд. Квемо-Картли — Нижняя Картли) и в первой половине IV в, входившее в состав Армянского царства, вновь и окончательно присоединилось к царству Картли. Следует  отметить, что Гугаркское бдешхство является той Гогареной, которая, согласно Страбону, была отторгнута Арменией от Иберии в начале II в. до н. э.[13]

После Бакура в 398—400 гг. в Картли воцарился Фарсман[14]. Согласно «Истории царей», он, видимо, старался освободиться от иранского ига и даже прекратил платить иранцам дань. С другой стороны, в «Житии Петра Ивера» говорится о том, что он будто бы напустил белых гуннов на византийцев. Насколько верны эти сведения — трудно сказать. Одно лишь, несомненно — в это время Картли переживает большие трудности. С начала же установления своего владычества иранцы все больше и больше вмешиваются во внутренние дела страны, сажая на картлийский престол своих ставленников. При этом они стараются использовать династическую войну, которая велась в картлийском царском доме, начиная со времени Бакура, сына Мириана.[15] Она велась и между потомками Бакура и Трдата, сына Рева.

После Фарсмана царем Картли стал его брат Мирдат. Согласно хронике «Обращения Картли» и «Истории царей», Мирдат также боролся за независимость страны, стараясь, с одной стороны, освободиться от иранской дани, а с другой — вернуть захваченные византийцами земли. В «Истории царей» говорится, что иранцы послали против него большое войско, он был взят в плен, увезен в Иран, где и погиб[16]. Если сведения «Обращения Картли» и «Истории царей» соответствуют действительности, то описанные события следует датировать началом 20-х гг. V в., когда шла война между Ираном и Византией. Ясно, что воевать с обеими странами Мирдат мог лишь в такой ситуации.

Следует отметить, что, согласно «Истории царей» и сведениям историка Джуаншера, иранцы в это время стали преследовать христианство и насаждать в Картли огнепоклонство.

После Мирдата в 20-х гг. V в. царствовал Арчил, а затем в 30—40-х гг. — его сын Мирдат[17]. В период их царствования Каких-либо особых перемен в положении Картли не было. По всей вероятности, в основном приходилось защищать свою самобытность.

С 40-х гг. V в. начинается новый этап в истории взаимоотношений между Ираном в Закавказскими странами (Картли, Арменией и Албанией). С этого времени Иран стал проводить активную агрессивную политику против этих стран, видимо, поставив себе целью полностью лишить их самоуправления и превратить в иранские провинции посредством полной изоляции этих стран от неиранского мира, уничтожения их культуры и ассимилирования населения. Свой план иранцы стали проводить в несколько этапов. Прежде всего, они ввели чрезычайно тяжелую воинскую повинность, а за ней новую податную систему. Затем они приступили к полному искоренению христианства в подвластных им Закавказских странах и распространению вместо него огнепоклонства.

Для достижения своих целей иранцы использовали внутреннее положение в Закавказье. Здесь в это время довольно интенсивно шел процесс феодализации, выражающийся, кроме других явлений, еще и в обострении отношений между царем и феодализирующейся знатью. Последняя старалась превратить свои условные земельные владения в наследственную собственность и добиться иммунитета на них. Понятно, что царь всеми силами противился этой тенденции. Иранцы принимали сторону феодалов, требуя взамен их поддержки в деле подчинения Закавказских стран. Конечно, иранцам не удавалось склонить на свою сторону всех феодалов, часть которых своими интересами все-таки была связана с местной властью, часть же понимала, что политика иранцев в конце концов должна была оказаться гибельной для вассальных ей стран, а следовательно, и для самих феодалов. Однако иранцам в определенной степени все же удалось внести раскол в ряды своих закавказских противников. Первой победой иранцев в этом смысле было упразднение царской власти в Армении в 428 г.

Интересно отметить, что иранцам удалось завязать определенные отношения даже с христианской церковью, против которой они вообще боролись. В этом деле им помогало и то, что среди самих христиан в то время было много приверженцев разных направлений, представители которых относились друг к другу с исключительной враждебностью. По словам Аммиана Марцеллина, ни один зверь не озлоблен против человека в той мере, в коей христианские сектанты озлоблены друг против друга. Ортодоксальную церковь поддерживал Константинополь, оппозиционные же силы в основом находились в восточных провинциях. Иранцы по вполне понятным причинам поддерживали оппозиционеров, которых они использовали против ортодоксальной церкви и, следовательно, против стоящих за ее спиной государств. Следует принять во внимание и тот факт, что к этому времени в Картли, как и в других христианских странах, христианская церковь превратилась в крупнейшего землевладельца и у нее появились те же интересы, что и у других феодальных землевладельцев.

Все это давало иранцам возможность вмешиваться во внутренние церковные дела Закавказских стран. Например, с 20-х гг. V в. католикоса Армении стал назначать иранский шах. При этом католикоса обязали принимать участие во взимании дани в пользу иранцев. Видимо, нечто подобное происходило и в Картли. В хронике «Обращения Картли» сообщается, что в царствование Мирдата, сына Арчила, архиепископ Картли Глонокор «был назначен питиахшем Баразбодом эриставом Картли и Эрети»[18]. В этом сведении многое неясно. Например, неизвестно, кто был питиахш Баразбод. Согласно Джуаншеру, Баразбод был правителем Картли, и Мовакана, которому, вероятно, должны были подчиняться также Армения и Адарбадаган. Однако, насколько известно, такая административная единица была образована в VI в.[19]. Непонятно также, каким образом архиепископ мог быть эриставом. Конечно, возможно, что иранцы возложили какое-либо дело на Глонокора. Как бы то ни было, говоря словами С. Джанашиа, «установление иранцами связи с картлийской церковью фактически означало установление связей с определенными кругами картлийских азнауров»[20].

 В начале 40-х гг. V в. шах Иездегирд II (438 — 457) стал выводитъ войска из подвластных ему Закавказских стран в Среднюю Азию для войны с кушанами. Эти войны были необычайно кровопролитными, и шаху приходилось каждый день пополнять войска свежими силами. Кроме войны с кушанами, шах преследовал и другие цели. Выводя войска из Закавказья, шах тем самым ослаблял эти страны. Кроме того, ему легче было оказывать влияние на войска, оторванные от своих стран. Истинные намерения шаха обнаружились в 449 г., когда иранцы одержали решающую победу над кушанами. Несмотря на эту победу, закавказские войска все-таки не были отпущены на родину. По приказу шаха в Закавказъе была проведена новая перепись и была введена новая податная система, причем в число плательщиков была включена и христианская церковь. Новые налоги были настолько тяжелы, что, согласно армянскому историку V в. Егише, иранцы «сами удивлялись, откуда идут все эти казенные поступления, как это еще стоит неразрушенной страна армян»[21]. И, наконец, иранцы уже открыто объявили непримеримую войну христианской церкви, которая в это время имела очень большое политическое значение для Закавказских стран, так как способствовала их политическим и культурным связям с Византией, являющейся вечным соперником Ирана и постоянно оказывающей борющимся против него закавказским народам как открытую, так и тайную поддержку. Естественно, что связи с Византией имели особое значение для закавказских народов и являлись весьма значительным фактором в их историческом развитии.

Хорошо понимая все это, иранцы решили полностью уничтожить христианство в подвластных им Закавказских странах и распространить там зороастризм. Сначала они попытались распространить зороастризм в находящихся в Средней Азии закавказских войсках, а затем, когда это им не удалось, уже непосредственно в самих Закавказских странах. Для этого шах вызвал к себе высоких сановников из Закавказья и решительно потребовал от них принятия зороастризма, в противном случае он угрожал им и их странам самыми суровыми наказаниями и полным разорением. Закавказские представители, посовещавшись между собой, решили для видимости исполнить приказание шаха, чтобы как-нибудь уйти из Ирана, но, вернувшись домой, вновь обратиться в христианство.

Шах богато их одарил, но, очевидно, поверил не до конца. Он оставил у себя предводителя картлийской знати питиахша Аршушу и двух сыновей правителя Армении марзпана Васака Сюни.

Для приведения в исполнение своего плана шах послал вместе с закавказскими вельможами магов, которые должны были закрыть христианские церкви, передать их имущество шахской казне, изгнать служителей христианского культа из их стран, открыть школы для огнепоклонников и вводить зороастрийские обычаи (бракосочетания, похорон и т. д.).

Насколько обширен был план шаха, видно хотя бы из того, что только армян сопровождало более семисот магов.

Прибыв на место, маги стали выполнять наказы шаха. Это вызвало общенародное восстание в Армении ( в 450 г.), которое вскоре перекинулось и в Албанию. Вначале восстание шло успешно, однако в следующем, 451 г. иранцам удалось подавить его. Несмотря на это, иранцы были вынуждены пойти на некоторые уступки, так как у них самих осложнилось положение в Средней Азии, где вновь активизировались кушаны. Кроме того, с Северного Кавказа вдоль Каспийского моря прорвались союзники восставших, гунны, которым удалось разорить несколько областей Ирана. Иранцам Пришлось отказаться от своего плана ассимиляции закавказских народов, восстановить христианское богослужение, облегчить воинскую повинность и уменьшить дань.

Во время пребывания при шахском дворе предводители закавказских народов договорились между собой о совместных действиях против Ирана. Однако в восстании Армении и Албании 450—451 гг. Картли не участвовала. Нет никаких прямых данных о том, чем это было вызвано, можно лишь сделать некоторые предположения. Возможно, иранцам удалось внести раскол среди картлийской феодальной верхушки, которая, как уже было сказано выше, ждала для себя определенной выгоды от союза с иранцами. Возможно и то, что в тот период положение в Картли, как в более отдаленной от Ирана стране, было несколько лучше, чем в Армении и Албании. Следует отметить, что, по словам историка Егише, современника этих событий, подробно описавшего восстание, правителю Армении марзпану Васаку Сюни, вскоре после начала восстания отколовшемуся от него, удалось внести раскол между Картли и Арменией[22]. Возможно, определенную роль сыграло и то обстоятельство, что признанный глава карлийской знати питиахш Аршуша оставался в Иране, вероятно, в качестве заложника.

Несмотря на то, что Картли не приняла участия в этом восстании, все же надо думать, что его последствия в какой-то мере распространились и на нее.

 


[1] Аммиан Марцеллин, ХХ1, с. 6, 22. — Gеогgiса, I, с. 101.

[2] Там же, с. 6, 17. — Сеогgiса, I, с. 101 — 102; ВДИ, 1949, № 3, с. 284-285.

[3] Моисей Xоренский. История Армении, с. 164.

[4] Там же, с. 166; Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959, с. 453 — 454, 477.

[5] Аммиан Марцеллин, XXVII, 12, 4; Georgica, I, с. 125. ВДИ,1949, № 3, с.295.

[6] Аммиан Марцеллин, XXVII, 12, 16; Georgica, I, с. 130; ВДИ,1949, 3, с. 297.

[7] Аммиан Марцеллин, XXVII, 12,17; Georgica, I, с. 130; ВДИ, 1949. №3,с. 297. Д. Л. Мусхелишвили, привлекая данные «Истории царей», с учетом исторкогеографического контекста сведения Аммиана считает, что граница между указанными выше частями Картли проходила по верхнему течению Куры (см.: Мусхелишвили Д. Л. Основные вопросы исторической географии Грузии, 1977, I, с. 201 — 202).

[8] Аммиан Марцеллин, XXX, 2, 2. — Georgica,1. с. 140; ВДИ. 1949, с. 301.

[9] Памятники, I, с. 91 — 92. Рус. пер., с. 31.

[10] КЦ, I, с. 135 — 136.

[11] Там же, с. 136.

[12] Меликишвили Г. А. К вопросу о хронологии истории Картли (Иберии). — ТИИ, т. IV, вып. I, Тбилиси, 1958, с. 170; Джанашиа С. Н. Сведения Лазара Фарпеци о Грузии. Тбилиси, 1962, с. 91— 92 (на груз. яз.).

[13] Подробно об этом см.: Мусхелишвили Д. Л. Из исторической географии Восточной Грузии, гл. I. Тбилиси, 1982.

[14] Джанашиа Л. Н. Сведения Лазара Фарпеци о Грузии, с. 93 — 94.

[15] Меликишвили Г. А. Указ. соч., с. 163.

[16] КЦ, I, с. 138.

[17] Несколько иную последовательность и хронологию картлийских царей предлагает А. Богверадзе. (См. его: Политическое и социальноэкономическое развитие Картли IV—VIII вв. Тбилиси, 1979, с. 24 — 33, на груз.).

[18] Памятники, I, с. 92. Ср. рус. пер., с. 34.

[19] Хотя образование «Северного кустака» имело место в VI в., это не исключает возможности подчинения Баразбоду Картли, Рана и Мовакана без Армении и Адарбадагана. Такие случаи объединения отдельных областей Закавказья под властью ставленников Ирана имели место ранее, например, в IV в. при Крам-Хуар Борзарде (см. выше, с. 55 — ред.).

[20] Джанашиа С. Труды, I, с. 274.

[21] Егише. О Вардане и войне Армянской. Пер. с древнеарм. акад. И. А. Орбели. Ереван, 1971, с. 39.

[22] Егише. Указ. соч., с. 91.



§ 3. КАРТЛИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ V В. ВАХТАНГ ГОРГАСАЛ

 

Чрезвычайно интересные события происходят в Картли во второй половине V в., когда борьба за централизацию страны совпадает с борьбой грузинского народа против иранских завоевателей. В это время на картлийском престоле сидел Вахтанг Горгасал, выдающийся политический деятель, и полководец. К сожалению, и об этом периоде истории Картли имеются весьма скудные сведения. В хронике «Обращения Картли» очень схематично описано его царствование. Хотя Вахтангу Горгасалу и посвящено отдельное историческое сочинение историка XI в. Джуаншера, но оно наполовину художественное и каждое его сведение требует специального изучения и проверки, что, к сожалению, пока не сделано. При этом надо все-таки сказать, что в этом сочинении сохранилось не одно сведение первостепенной важности. Значительный интерес в этом отношении представляют сочинения двух современников, авторов V в. — выдающегося грузинского писателя Якова Цуртавели и известного армянского историка Лазара Фарпеци.

Точных сведений о дате воцарения Вахтанга не имеется. Поэтому особое значение приобретает тот факт, что, довольно подробно описывая пребывание закавказских вельмож при дворе шаха в 450 г., Лазар Фарпеци ни разу не упоминает среди них Вахтанга. Это дает основание предполагать, что или картлийский престол в это время не был занят (надо думать, что иранский шах прежде всего должен был вызвать к себе именно царя), или же Вахтанг уже сидел на троне, но по какой-либо причине (например, по малолетству) не поехал в Иран.

Царствование Вахтанга, по-видимому, следует отнести ко второй половине V в.

Выше говорилось о том, что после восстания 450—451 гг. в Армении и Албании иранцы пошли на некоторые уступки. Однако они скоро сумели вернуть себе утраченные позиции и вновь начали преследование христианства и насаждение огнепоклонства. Джуаншер говорит о том, что в начале царствования Вахтанга во Мцхета пришел «епископ» огнепоклонников Бинкаран, который открыто проповедовал эту религию. Иранцы вновь стали активно вмешиваться во внутренние дела подвластных им Закавказских стран. В 463 г. они упразднили царскую власть в Албании. После упразднения царской власти в Армении это было большой победой иранцев в Закавказье.

Таким образом, начало правления Вахтанга Горгасала в Картли совпало с общим ухудшением дел в Закавказье.

В период царствования шаха Пероза (459—484 гг.) Иран вел долгую и кровопролитную войну в Средней Азии. В 468 г. он одержал победу над кидарами и кушанами. Но вскоре племена эфталитов нанесли сокрушительное поражение иранцам. Сам Пероз попал в плен, из которого впоследствии освободился ценой огромного выкупа: он оставил победителям в качестве заложника своего сына Кавада и выкупил его лишь через два года. И без того тяжелое положение Закавказских стран вследствие наложенных на них новых поборов для оплаты выкупа ухудшилось.

Ухудшилось положение Картли и с северной стороны: проходы через Кавказский хребет были в руках иранцев. Однако можно предполагать, что во время ожесточенных боев в Средней Азии, а может быть и раньше, когда для овладения царским престолом Перозу пришлось в продолжение двух лет вести войну со своим старшим братом Ормиздом, иранцы были вынуждены ослабить защиту этих проходов. В середине 60-х гг. некоторые гуннские племена (сарагуры, акатиры и др.) прорвались на юг через проход, который византийским автором Приском Панийским назван «Юроипаахом»[1]. Здесь, вероятно, имеется в виду проход через Дарьяльское ущелье или проход у истоков реки Иори[2]. Прорвавшиеся гунны разорили Картли и Армению. Это вызвало у иранцев сильное беспокойство, так как появление в тылу такого сильного врага должно было создать для них дополнительные трудности. Поэтому они обратились к византийцам с предложениями: или взять на себя часть расходов по защите этих проходов, или же выделить для этого соответствующие силы. Однако византийцы отказались от предложений персов. О нашествии с севера есть сведение и у Джуаншера, согласно которому еще в детские годы Вахтанга на Картли напали осетины, разорили её и захватили сестру Вахтанга. Если только это сведение не является отголоском вышеуказанных нашествий гуннов, то можно предположить, что еще раньше в Закавказье прорвались войска осетин[3].

Перед Вахтангом стояли сложности и внутреннего порядка. Против царя выступала феодальная оппозиция, которая, по-видимому, имела значительную поддержку со стороны иранцев. В этом смысле очень интересные сведения сохранились в «Мученичестве Шушаник», где повествуется о том, го правитель Квемо-Картли, питиахш Варскен, сын выупомянутого Аршуши, по своей воле, без какого-либо принуждения отправился к шаху и принял там огнепоклонство. В «Мученичестве Шушаник» Варскен нарисован как совершенно независимый правитель, нисколько не считавшийся с царем Картли. Следует думать, что такая независимость Варскена в значительной степени опиралась на поддержку со стороны иранцев, которые противопоставляли местных феодалов центральной власти. Как видно, Варскен был одним из вождей оппозиционно настроенных феодалов.

Вместе с тем, иранцы, видимо, поддерживали династическую борьбу в царской семье.

Как будет показано ниже, у Вахтанга была значительная оппозиция и в церковных кругах.

Уже было отмечено, что вскоре после восстания 450 — 451 гг. иранцы вновь стали усиливать нажим на страны Закавказья. В 60-х гг. Вахтанг был вызван вместе со своими войсками на войну в Среднюю Азию, откуда он, по-видимому, вернулся в середине 60-х гг., после чего и началась его борьба за централизацию власти и независимость страны.

Первый удар Вахтанг нанес по церкви, в которой, как уже говорилось, было много оппозиционеров царской власти. По-видимому, Вахтанг решил провести реорганизацию картлийской церкви. К сожалению, скудные сведения по этому вопросу не дают нам возможности полностью восстановить фактическое положение дел. Однако из шатбердской редакции хроники «Обращения Картли» мы узнаем: «Персы взяли Вахтанга. Он вернулся через некоторое время, а архиепископом был Микаэл, и он ударил ногой в лицо царя Вахтанга. А царь отправил послов в Грецию и попросил у царя и патриарха католикоса. И тот дал Петра католикоса. А тот привел с собой монаха Самоэла, святого и достойного человека. И построил царь Вахтанг нижнюю церковь, а Петра посадил католикосом»[4]. В челишской редакции «Обращения Картли» добавлено, что якобы Вахтанг, крайне возмущенный действием Микаэла, решил вовсе отречься от христианства, но затем отказался от своего намерения. Как видим, на основании этих сведений невозможно установить истинную причину конфликта.

Чрезвычайно интересные сведения сохранились у Джуаншера. Он говорит, что Вахтанг рано задумал реорганизацию церкви, в частности установление католикосата в Картли. Затем Вахтанг по требованию шаха воевал вместе с иранцами против греков. В Греции он познакомился с Петром и Самоэлом, и ему было ниспослано видение о том, что он должен был назначить Петра католикосом. Через некоторое время, когда Вахтанг возвращался из Ирана, он послал человека в Грецию с просьбой, чтобы ему прислали католикосом Петра, а епископом — Самоэла. «Когда об этом узнал Микаэл, ему стало тяжело, и он начал противиться и артачиться». Микаэл обвинил Вахтанга в отречении от христианства и в принятии огнепоклонства. Вахтанг отверг это обвинение, но подтвердил, что на самом деле собирался привести нового католикоса. Когда Микаэл удостоверился в намерении царя, то решил скандалом оттянуть время и помешать прибытию католикоса. Он проклял царя вместе со всем его войском. Царь все-таки отправился к нему и, сойдя с коня, нагнулся, чтобы поцеловать ногу Микаэла, но тот так ударил ногой в лицо царя, что выбил у него зубы. Разгневанный царь послал Микаэла для наказания в Константинополь, попросив рукоположить Петра в католикосы Картли, а вместе с ним тринадцать новых епископов.[5]

Таким образом, согласно Джуаншеру, реорганизация картлийской церкви была задумана Вахтангом довольно рано, но приводить в исполнение свой план он начал после своего возвращения из Ирана. Время было выбрано Вахтангом удачно, так как именно в этот период потерпевшие от эфталитов сражение иранцы находились в особенно тяжелом положении.

Не ясно, чем был вызван конфликт между Вахтангом и Микаэлом, почему последний не был назначен католикосом и почему надо было вызывать для этого новое лицо из Византии. Между прочим, по сообщению того же Джуаншера, Микаэл был из Греции.

Как уже было сказано выше, Микаэл проклял вместе с царем и его войско. По мнению И. А. Джавахишвили, это означает, что Микаэл был недоволен не только царем, но и его войском, т. е. его высшим военным окружением, которое поддерживало Вахтанга. «Таким образом, выясняется, что в разногласиях по поводу учреждения католикосата и назначения новых епископов мы должны иметь дело с двумя противостоящими лагерями. С одной стороны, по-видимому, был Вахтанг, его войско, Петр и епископ Самоэл вместе с остальными двенадцатью епископами, с другой же стороны — архиепископ Микаэл со своими сторонниками»[6].

Возможно, реорганизацию церкви Вахтанг увязывал и с догматическими вопросами. Так как, согласно Джуаншеру, Микаэл был рьяным защитником диофизитства, то, по мнению И. А. Джавахишвили, Вахтанг должен был быть монофизитом. Джуаншер сообщает, что католикоса и епископов рукоположил не сам патриарх Константинополя, а отослал их для этого в Антиохию, где, как полагает И. А. Джавахишвили, в это время патриархом был монофизит. И. А. Джавахишвили считает, что Вахтанг с самого же начала послал их для рукоположения прямо в Антиохию, но впоследствии, когда и в Византии, и в Грузии окончательно восторжествовало диофизитство, стали уничтожать сведения, касающиеся настоящих обстоятельств этих событий[7]. И. А. Джавахишвили принимает во внимание тот факт, что в начале VI в. картлийская церковь примкнула к монофизитам, отвергнув диофизитство.[8]

С. Н. Джанашиа придерживался противоположного мнения, считая Вахтанга диофизитом, а Микаэла — монофизитом[9].

Согласно 3. Алексидзе, разногласия между Вахтангом и Микаэлом возникли не на догматической почве, Микаэл не был назначен католикосом из-за обвинения в присвоении церковного имущества[10].

Введение католикосата в Картли и рукоположение сразу тринадцати новых епископов было большим политическим актом. Учреждением католикосата Вахтанг хотел решить сразу несколько задач. Прежде всего следует отметить, что учреждение католикосата в Картли должно было способствовать независимости страны. Вместе с тем царь приобретал больше прав в избрании главы церкви, а следовательно, и большее влияние на самого первосвященника. При этом царь освобождался от одного из главных своих противников. Церковная реформа должна была в значительной степени усилить политическую централизацию страны[11].

Вне сомнения, церковная реформа Вахтанга явилась следствием усиления картлийской церкви, которая играла важную роль в деле консолидации страны, в распространении в окраинных областях грузинской культуры и языка, являвшегося языком церкви, и ассимиляции разноплеменного населения страны[12].

Очень важным фактом является и одновременное назначение тринадцати новых епископов. Вряд ли все они были назначены во вновь образованных епархиях.

По-видимому, Вахтанг сменил некоторых епископов, сторонников Микаэла[13]. Особое значение должно иметь то обстоятельство, что пять из тринадцати новых епископов были назначены в провинциях Кахети, Кухети и Эрети, представлявших собой царский домен. Видимо, и это вполне естественно, Вахтанг старался упрочить свое положение в первую очередь именно в этом домене, где против него также существовала оппозиция: в этом домене, который являлся общим владением царского дома, еще продолжали находиться представители второй ветви царской династии.

По сведениям «Истории царей», Мириан пожаловал Кахети и Кухети своему сыну Реву, которого посадил в Уджарме[14], днако Рев умер раньше своего отца, и после смерти Мириана Картли воцарился его второй сын — Бакар, который ограничил владения своих племянников в результате войны с ними и оставил их эриставами лишь в Кухети с центром в Рустави.

Согласно Джуаншеру, потомки Рева продолжали быть эриставами Рустави и при Вахтанге Горгасале[15]. Поэтому особое значение имел тот факт, что Вахтанг избрал своей резиденцией Уджарму в той же Кухети. Ясно, что этим он ещё более ослабил потомков Рева в Рустави. Очень интересно и то обстоятельство, что один из новых епископов был назначен в самом Рустави. Здесь, вне сомнения, произошла смена неугодного царю епископа доверенным лицом. В самом деле, трудно полагать, что это была не смена епископов, а образование новой епархии. Вряд ли в Рустави, в центре значительного эриставства, да еще резиденции одной из двух ветвей царского дома, до этого не было епископа.

В указанный период, как предполагают, в Картли насчитывалось около двадцати епархий: во Мцхета, Самтависи, Руиси, Никози, Цилкани, Тбилиси, Манглиси, Болниси, Цуртави, Череми, Рустави, Ниноцминда, Хорнабуджи, Бодбэ, Челта, Ацкури, Цунда, Ахиза, Эрушети и др.[16]

Мнения о времени реорганизация картлийской церкви во всех источниках совпадают: это должно было произойти сразу же после возвращения Вахтанга из Ирана, по-видимому, в середине или в конце 60-х гг. В «Мученичестве Шушаник» к концу 60-х гг. уже упоминается епископ Самоэл, которого, вероятно, следует отождествить с Самоэлом, прибывшим в Картли вместе с Петром по просьбе Вахтанга Горгасала.

Те же политические цели (усиление центральной власти и военной мощи страны), видимо, стояли и перед строительной деятельностью Вахтанга. «Постепенно, с углублением процесса феодализации и упадком ряда городских центров, превращением их в мелкие сельские поселения, еще более ярко выступила роль «царских городов». Царская власть берет ориентацию на создание в царском домене новых городов, которые могли служить ее опорой»[17]. Согласно Джуаншеру, Вахтанг «застроил огромными строениями» город Уджарму, основал Тбилиси, строил новые и укреплял старые крепости: «Он укреплял крепости и города и снаряжал войска и готовил их к войне с персами»[18]. Такое большое строительств городов (Тбилиси, Уджарма, Череми) связывают также с политикой Вахтанга на востоке страны, с присоединением о этой стороны новых провинций[19]. Однако понятно, что эти города должны были служить царю опорой в борьбе не только с внешним, но и в первую очередь с внутренним врагом.

В будущей войне с иранцами большое значение придавалось проходам через Кавказский хребет. Овладев ими, Вахтанг мог обезопасить свой тыл, во-первых, не пропускать севера дружественные иранцам племена и, во-вторых, дать дорогу своим союзникам. Как уже отмечалось выше, этими проходами распоряжались иранцы, но затем Вахтанг завладел ими. Джуаншер подробно описывает поход Вахтанга за Кавказский хребет. Хотя это повествование изобилует неправдоподобными описаниями, все же имеются и отголоски реальных событий. Интересны также сведения, сохранившиеся и некоторых редакциях «Жития св. Нино», согласно которым Вахтанг «покорил овсов и кипчаков и соорудил ворота Овсети, и построил над ними башни, и поставил ее защитниками жителей близлежащих мест, и назвал их воротами Дариала, и сейчас без приказа царя не могут пройти их ни овсы, ни кипчаки».[20] Хотя в приведенной цитате говорится о том, что Вахтанг отнял проход у осетин и кипчаков (упоминание кипчаков тут, конечно, является анахронизмом), а не у иранцев, не трудно объяснить. Хотя эти проходы находились под надзором иранцев, иногда они попадали в руки северных кочевников. Возможно, Вахтанг воспользовался этим и, якобы освободив осетин от врагов—иранцев, удержал за собой этот проход. В этом смысле интересен и тот факт, что, согласно Джуаншеру, экспедиция Вахтанга на Северный Кавказ являлась ответным актом на поход осетин.

То, что Вахтангу действительно удалось захватить проходы через Кавказский хребет, явствует из того, что, согласно Лазару Фарпеци, перед восстанием против иранцев Вахтанг договаривался с гуннами и заручился их обещанием о поддержке. Вахтанг, оказывается, обещал привести столько гуннов, что только их было бы достаточно для борьбы с иранцами. Вахтанг, в самом деле ждал гуннов, но те не выполнили своего обещания.

 По сведениям Джуаншера, после окончания своего похода на Северный Кавказ Вахтанг перешел в Западную Грузию вернул захваченные «греками» территории Эгриси[21], а позже и юго-западную часть Грузии — Кларджети[22]. Следует сказать, что в грузинской историографии нет единодушия в оценке этих данных. Тогда как некоторые специалисты признают большую или меньшую степень достоверности сведений Джуаншера,[23] другие вовсе отрицают ее[24].

Источники дают возможность установить, что Вахтангу удалось непосредственно присоединить к своему царству западную часть Албании — Эрети, до того, по-видимому, находившуюся в вассальной зависимости от него, Камбечовани, граничащую с Картли на юго-западе[25], а также, возможно, некоторые горные части Кавказа[26].

Следовательно, если признать достоверными сведения Джуаншера о присоединении Эгриси, то надо думать, что Вахтангу удалось объединить почти всю Грузию[27].

Восстание против иранцев Вахтанг начал с того, что нанес удар по своим противникам внутри страны. Прежде всего, он убрал одного из вождей оппозиции — питиахша Картли. Лазар Фарпеци говорит о том, что «в двадцать пятый год царя Пероза в Картлийской стране произошли смута и волнение и Вахтанг убил безбожного питиахша Вазгена».[28]

Двадцать пятый год жизни шаха Пероза может быть 483-м, 484-м или 485-м. Однако при специальном рассмотрении сведений Лазара выясняется, что автором здесь допущена ошибка и Варскен на самом деле был убит в 482 г.

Понятно, что убийство принявшего огнепоклонство Варскена должно было придать идейную окраску борьбе Вахтанга против иранцев. Этим актом Вахтанг подчеркивал, что он борется не только за политическую независимость, но и за веру.

Убийство Варскена послужило сигналом к началу восстания. Вахтанг хорошо выбрал время: у иранцев очень осложнилось положение в Средней Азии, куда они отправили почти все войско, антииранское восстание было уже начато в Албании, да и Армения ждала повода к восстанию.

Известие о восстании Вахтанга вызвало большое сочувствие у армянских нахараров, которых иранцы насильно направили против восставших албанцев. Особые надежды вызывало у нахараров известие о том, что Вахтанг собирался привести на подмогу гуннов. Да и сам Вахтанг был широко известен как умный и храбрый полководец. Посовещавшись, армянские нахарары решили присоединиться к восстанию.

Вначале Вахтангу удалось вытеснить иранцев из Картли. Но положение восставших все-таки оставалось тяжелым, так как обещанная помощь от гуннов все еще не поступала. К Вахтангу пришел лишь небольшой отряд, состоящий из нескольких сот воинов. Если учесть тот факт, что византийцы, сами, находясь в тяжелом положении, ничем не могли помочь восставшим, то невыполнение договора гуннами фактически решало судьбу восстания. Измена гуннов, по-видимому, была и тяжелым моральным ударом для восставших. Лазар Фарпеци повествует о том, как волновал этот вопрос армян. Вахтанг все время успокаивал их тем, что гунны вот-вот явятся. Для доказательства этого армяне потребовали от Вахтанга прислать в Армению гуннское войско. Видимо, стремясь развеять их сомнения, Вахтанг направил к ним отряд гуннов из трёхсот человек. Это событие происходило зимой, когда военные действия были прекращены, и, по всей вероятности, посылка отряда армянам, скорее всего, носила характер моральной поддержки.

Однако в середине зимы Вахтангу пришлось отозвать назад и этот отряд. Ввиду того, что в указанный период, как уже говорилось, военные действия с иранцами были прекращены, следует думать, что этот отряд понадобился Вахтангу для борьбы со своими внутренними врагами.

В следующем, 483 г. иранцы активизировали свои действия. Весной две большие армии были направлены в Картли и Армению. Первой командовал Михран, второй — Атрнессех. Не будучи способным, противостоять иранцам, Вахтанг укрылся в горах Картли и Армении. Оттуда он просил армян о помощи, снова сообщая, что со дня на день ожидает вспомогательную армию гуннов. К этому времени в битве при Нерсехапате армянам удалось одержать победу над иранцами. Услышав о просьбе Вахтанга, предводитель восставших армян Ваан Мамиконян тотчас же направился к нему на помощь и остановился в горах Кангарка.

Опасаясь выступления иранцев в Шида- (Внутреннюю) Картли и ее разорения, Вахтанг, по-видимому, намеревался осуществить быстрые и решительные действия. Он пытался убедить армян спуститься с гор и сразиться с иранцами, не дожидаясь прихода гуннов. Ваан Мамиконян и другие армянские полководцы были против этого. Видимо, их удерживало большое численное превосходство иранских войск, и они считали, что лучше оставаться в горах. Кроме того, по словам Лазара Фарпеци, среди армянских войск не было полного единства. Ваан Мамиконян «знал о слабости армянского войска и видел, что у него не было прежнего усердия и желания»[29]. Следует отметить, что при решении вопроса о том, примкнуть армянам к восстанию или нет, единственным выступившим против был именно Ваан, будущий командующий восставшими армянами. Он говорил, что среди армян нет единства и следует ожидать измены[30]. Как оказалось в дальнейшем, опасения Ваана были небезосновательными.

Между тем Вахтанг всеми силами пытался убедить армян принять его план. По словам того же Лазара, он даже пошел на заведомый обман: послал ночью разведчиков из армян и грузин, которым издали показали зажженные костры, якобы разведенные подошедшими гуннами. Как говорит Лазар, на самом деле эти костры разожгли заранее посланные Вахтангом люди. Вахтанг уверял армян, что подошедшие гунны лишь ждут того, чтобы армяне и грузины спустились с гор, а потом сами, без их помощи, собираются напасть на иранцев. Но если армяне и грузины не спустятся вниз, то гунны тоже не сдвинутся с места, и иранцы разорят Картли, и никакой пользы от прихода армян не будет[31].

Наконец Вахтангу удалось настоять на своем. Несмотря на летнюю жару и противодействие некоторых армянских нахараров, объединенные войска восставших спустились на Чарманайнское поле[32] и разбили лагерь на берегу Куры. Через несколько дней к другому берегу реки подошли иранцы. Ночью некоторые армянские нахарары тайком пробрались в лагерь иранцев и заявили, что они пришли не по своей воле, а по принуждению Ваана. Они обещали иранцам уйти с поля боя, увлекая при этом за собой и других.

На следующий день объединенное войско восставших вышло на поле боя. Вахтанг до последней минуты уверял, что победа возможна и без помощи гуннов. Однако, хотя армянские военачальники и построили войска в боевом порядке, Вахтангу не удалось развеять их сомнений. Разумеется, такая неуверенность, чем бы она ни была вызвана, не могла не сыграть определенной роли в исходе сражения.

Вахтанг со своим войском стоял на левом крыле. Центр и правое крыло держали армяне. Ваан, командовавший центром, решительно атаковал врага и заставил отступить иранцев, так что им пришлось даже переправиться обратно через Куру. Но тут свое обещание выполнили изменники — они бросили поле боя, внеся смятение в ряды восставших, и все войско, смешавшись, начало отступать. Увидя это, иранцы воспряли духом и бросились преследовать отступавших — многих убили и взяли в плен.

Однако довести свою победу до конца иранцам не удалось, так как в сентябре их командующий Михран был вызван в Иран.

Весной 484 г. в Армению с большим войском вступил иранский полководец Зармихр Азаравухт. В Басиани он получил приказ шаха направиться в Картли, «чтобы царя Вахтанга или схватить, или убить, или же изгнать из той страны»[33]. Азаравухт вступил в Картли, где к нему явились местные вельможи, которые с самого начала не поддерживали Вахтанга. К ним присоединились и те, которые отошли от Вахтанга в ходе восстания. Обещав им большую награду, Азаравухт даже составил из них отряд. Вахтанг был вынужден укрыться в Эгриси. Однако в это время из Ирана пришло известие о гибели Пероза и иранского войска. Азаравухт поспешно вернулся в Иран.

Это поражение поставило иранцев в чрезвычайно тяжелое положение, и они вынуждены были пойти на значительные уступки. Неизвестно, в чем выразились эти уступки в отношении Картли, однако есть точные сведения о том, что получили Армения и Албания. По требованию армян иранцы обещали прекратить преследование христиан, не бороться против местных традиций, а шах самолично должен был решать крупные вопросы, не передоверяя их своим наместникам. Иранцы объявили, что они снимут обвинения с восставших, так как, по их словам, восстание было вызвано насильственными мерами Пероза. Надо отметить и то, что в следующем, 485 г. предводитель восставших армян Ваан Мамиконян был назначен марзпаном (правителем) Армении. В Албании же опять воцарился Вачакан, вновь принявший христианство, от которого ему пришлось ранее отречься под нажимом иранцев.

Таким образом, хотя Вахтанг и не сумел достичь своей основной цели, т е. полностью освободить Картли от иранского ига, все же, вне сомнения, восстание должно было иметь свои положительные последствия и для Картли. К сожалению, никаких конкретных сведений по этому поводу не имеется.

По-видимому, Вахтанг и в дальнейшем продолжал бороться, в той или иной форме, против иранцев. По данным древнегрузинских источников, в конце концов, он даже пал жертвой этой борьбы. Джуаншер говорит, что вновь воцарившийся иранский шах предложил Вахтангу предводительствовать иранским войском против византийцев, на что Вахтанг ответил отказом: «Скажите царю Хосрову: «Сперва приготовься к войне с нами, а затем уже иди на Грецию». Тогда иранцы вступили в Картли и стали лагерем у реки Иори. На рассвете Вахтанг напал на иранцев, убил шахского сына, но и сам был ранен в грудь вражеской стрелой. Рана Вахтанга оказалась очень тяжелой (стрела поразила легкое), и ему пришлось отойти в Уджарму. Потерпевшие поражение иранцы воспользовались ранением Вахтанга и стали разорять Картли. В это время на византийский престол взошел Зенон. Между византийцами и иранцами произошла большая война, в которой никому из них не удалось одержать победу. Вахтанг умер по окончании этой войны[34].

Как известно, при императоре Зеноне (474 — 491) никакой «войны между Византией и Ираном не было. Война между этими странами шла лишь в 502—506 гг. Поэтому можно предположить, что вышеприведенное сведение Джуаншера относится именно к этому периоду; к нему же следует отнести и смерть Вахтанга.

Надо сказать, что попытки установить точные даты царствования Вахтанга пока не увенчались успехом. Наиболее правильным представляется принятие за время его царствования второй половины V в.[35]

Характеризуя личность Вахтанга Горгасала, надо сказать, что он был умным политиком и государственным деятелем, а также храбрым воином и полководцем. Его самоотверженная борьба против иранцев создала ему огромную популярность, сохранившуюся в памяти грузинского народа на всем протяжении его дальнейшей истории, превратив его в полулегендарного национального героя. Прозвище Горгасал — по-персидски «волчья голова» — происходит от изображения волчьей головы, украшавшей его шлем. Историк Джуаншер восхваляет Вахтанга, описывая в своем произведении его гигантское телосложение и огромную силу. Надо сказать, что государственный флаг Грузии впоследствии стал называться «Вахтанговым» или «горгасаловым». Сохранилось о Вахтанге и много устных преданий.

Вахтанг похоронен во Мцхета, в престольном соборе католикоса.

 


[1] Приск Панийский. — ВДИ, 1948, №4. с.265.

[2] Georgica, I, с. 260, сноска I.

[3] Более вероятно, что Джуаншер говорит именно об этом нашествии, гуннов, называя северокавказских кочевников осетинами. Не исключена возможность, что среди напавших были и осетины.

[4] Памятники, I, с. 93. Ср. рус. пер., с. 35 — 36.

[5] КЦ, I, с. 196 — 197.

[6] Джавахишвили И. А. История грузинского народа, I, с. 376.

[7] Там же, с. 382—383.

[8] Джавахишвили И. А. История грузинского народа, I, с. 381.

[9] Джанашиа С. Н. Труды, I, с. 293.

[10] Алексидзе 3. По поводу конфликта между Вахтангом Горгасалом и архиепископом Микаэлом. — В сб.: Разыскания по истории Грузии и Кавказа. Тбилиси, 1976, с. 9 9— 107 (на груз. яз.).

[11] Мусхелишвили Д. Л. Основные вопросы исторической географии Грузии. Тбилиси, 1977, с. 223 (на груз, яз.); Лордкипанидзе М. Д. Картли во второй половине V века. Тбилиси, 1979, с. 75 (на груз. яз.).

[12] Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 225; Лордкипанидзе М. Д. Указ. соч., с. 75.

[13] Джавахишвили И. А. Указ. Соч., с. 375; Лордкипанидзе М. Д. Указ. соч., с. 67, 74.

[14] КЦ, I, с 70 — 71.

[15] Там же, с. 159.

[16] Джанашиа С. Н. Труды, I, с. 20; ср.: Джавахишвили И.А. История грузинского народа, 1, с. 339; Какабадзе С. Вопросы генезиса грузинской государственности. — Саисторио моамбе I, Тбилиси, 1924, с. 50 —53; Кекелидзе К. Канонический строй в древней Грузии. Этюды…, IV, 1957, с. 332—335; Алексидзе 3. Книга посланий, 1968, Тбилиси, с. 161 (на груз. яз.); Папуашвили Т. Г. Вопросы истории Эрети. Тбилиси, 1970, с. 140—148 (на груз, яз.); Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 222—223; Лордкипанидзе М. Д. Указ. соч., с. 73—74. Об учреждении католикосата в Картли особого мнения придерживался Кекелидзе. Он считал, что до этого картлийская церковь управлялась лишь одним епископом. Правда, имелись и другие епископы, но они были «домашними» епископами и не выполняли административных функций. Вахтанг разделил картлийскую церковь на 13 епархий, что и вызвало необходимость введения титула архиепископа или католикоса. (См. вышеупомянутую статью К. Кекелидзе). Ср. также: Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 222; Богверадзе А. Политическое и социально-экономическое развитие Картли, с. 51.

 

[17] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с. 452.

[18] КЦ, I, с. 178.

[19] Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 220 — 221; Чилашвили Л. А, Города феодальной Грузии, II. Тбилиси, 1970, с. 34 —55; Лордкипанидзе М. Д. Указ. соч., с. 51.

[20] Жордания Ф. Хроники и другие материалы по истории Грузии, I, Тифлис, 1892, с. 50 (на груз. яз.).

[21] КЦ, I, с. 157.

[22] Там же, с. 177.

[23] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с. 132—134; Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 206, 209 — 213; Лордкипанидзе М. Д. Указ. соч., с. 44.

[24] Ломоури Н. История Эгрисского царства. Тбилиси, 1968, с. 80 — 84 (на груз. яз.).

[25] МусхелишвилиД. Л. Указ. соч., с. 214; Папуашвили Т, Г. Указ. соч., с. 41 — 44, 136 — 149; Лордкипанидзе М. Д. Указ. соч., с. 48.

[26] Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 203—206; Лордкипанидзе М. Д. Указ. соч., с. 51

[27] Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 214, 229; Л ор д к и п а н и д з е М. Д. Указ. соч., с. 48.

[28] Лазар Фарпеци. История Армении. Тифлис. 1904, с. 118 (на древнеарм. яз.).

[29] Лазар Фарпеци. История Армении, с. 134

[30] Там же, с. 119.

[31] Лазар Фарпеци. История Армения, с. 133.

[32] Точное местонахождение неизвестно. Надо думать, что оно локализуется гдето в районе Гардабани.

[33] Лазар Фарпеци. История Армении, с. 146.

[34] КЦ, с. 201—204.

[35] В последнее время в грузинской историографии делаются настоятельные шаги для внесения ясности в хронологию «Жизни царя Вахтанга» Джуаншера (см.: Гоиладзе В. Вахтанг Горгасал и его историк. — Мнатоби, 1983, № 11; его же. Семейная хронология Вахтанга Горгасала. — Там же, 1985, №4). (Ред.).



§ 4. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И СОЦИАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ВОСТОЧНОЙ ГРУЗИИ В IV—V ВВ. УТВЕРЖДЕНИЕ РАННЕФЕОДАЛЬНЫХ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

 

а. Развитие хозяйственной жизни

 

По природно-географическим условиям как Восточная, так и Западная Грузия делятся в основном на горную и равнинную зоны. Естественно, что для развития интенсивных отраслей хозяйства более благоприятные условия имелись в низинных районах, где и возникла высокоразвитая культура зерноводства, виноградарства, плодоводства, овощеводства и т. д. Горные условия ограничивали распространение этих культур, что и обусловило значительное отставание горных областей в хозяйственном отношении[1].

Равнины Грузии были, как правило, местом произрастания винограда и плодовых деревьев, а в горной зоне эти культуры не встречались. Следовательно, деление страны на горную и равнинную части, основанное на природных условиях, подразумевало и деление ее на две — ботаническую и сельскохозяйственную — зоны[2].

Но и равнинная часть, разумеется, не всюду была одинаково благоприятна для ведения хозяйства. В Эрети и Кахети самыми плодородными издревле считались Алазанская и Иорская долины, в Картли же — почти вся орошаемая низина Внутренней Картли и ущелья Нижней Картли. Произрастали здесь различные зерновые культуры, плодовые деревья и виноград. Месхети славилась урожайностью пшеницы и садоводством. В достаточной степени было развито здесь и виноградарство.

Хозяйственные условия горной зоны были, конечно, более ограничены. Горные области (Пшави, Хевсурети, Тушети, Мтиулети, Хеви) были пригодны для разведения пшеницы и других злаков, а главное — для развития скотоводства.

К концу античного периода, в частности с IV в., в экономической и общественной жизни Грузии наблюдаются значительные сдвиги. В первую очередь следует отметить дальнейшее развитие производительных сил, что особенно наглядно выразилось в интенсификации земледелия. В Восточной Грузии, из-за ее специфических природно-географических условий, интенсивное земледелие основывалось, главным образом, на орошении[3]. В силу этого характер земледелия и интенсивные отрасли хозяйства (виноградарство, плодоводство, овощеводство и др.) во многом зависели от развития ирригации.

Даже по скудным данным источников можно хорошо представить, с каким большим вниманием и общегосударственной заботой относились в Картли к оросительным системам. Строительство первого оросительного канала в Картли традиционно связывают с именем Александра Македонского, который «насадил виноградник» и «провел канал из реки Ксани»[4]. Но значительно важнее другое, уже вполне реальное сведение о строительстве Руставского канала царем Трдатом в конце IV в.[5] Согласно этому же источнику, в VI в провели Цилканский канал. Следует отметить, что V—VI вв. датируется строительство Нахидурского, Гачианского, Мухранского, Руис-Урбнисского и других крупных и малых каналов. Таким образом, ряд каналов был проведен в период хозяйственного подъема, и это повлекло за собой значительные социальные сдвиги. Можно утверждать, что одной из главных материальных основ феодализма в Грузии являлись именно эти крупные ирригационные сооружения.[6]

Орошение значительно расширяло площадь земель, пригодных для разведения зерновых и других культур. Осваивались широкие равнины Восточной Грузии, распространялась частная собственность на землю. Об этом свидетельствуют и остатки большого канала на Караязской равнине, который еще в те давние времена превратил эту область в густонаселенный край с передовым земледелием, а город Рустави — в крупный политико-административный центр и удельное владение[7].

Более полноценной становится сельскохозяйственная техника. Совершеннее стало основное сельскохозяйственное орудие — «эрквани» (плуг). Это было довольно сложное пахотное орудие, тягловой силой которого служило несколько пар быков и которое было снабжено оралом и лемехом, а также крыльями. Ясно, что это усовершенствованное пахотное орудие стоило дороже, да и достать его было труднее, чем применяемые ранее простые сохи, но зато оно значительно улучшало обработку земли, повышало производительность труда и урожайность. В горных условиях применялись более простые и легкие пахотные орудия, в которые впрягалась лишь одна пара быков. Один тип этого орудия, называемый в народе плуг «ачача» сохранился и поныне. Специалисты выделяют его восточно-грузинскую, пшавскую (иберийскую) и рачинскую разновидности. В садоводстве и огородничестве издревле применялась мотыга, используемая иногда и при обработке земли под полевые культуры, преимущественно в горной зоне. Качество и разнообразие орудий труда в Грузии в общем соответствовали тогдашнему уровню развития земледелия.

Многоотраслевое сельское хозяйство Грузии было по тому времени высокоразвитым. Основными отраслями хозяйства являлись: полеводство, садоводство, овощеводство и скотоводство. В системе полеводства ведущее место занимала пшеница, хотя слово «пшеница» («хуарбали») означало в то время всякое зерно, пригодное в пищу, а не только пшеницу[8]. Самыми распространенными и древними сортами пшеницы в Грузии были «ипкли» и «дика». Оба эти сорта упоминаются еще в древнейших грузинских переводах Библии. Дважды назван «ипкли» в сочинении Георгия Мерчуле. В произведении Георгия Мтацминдели («Житие Иоанна и Евфимия») упоминается «дика» как культура, возделываемая Грузинскими монахами[9]. «Ипкли» была озимым сортом, а «дика» — яровым. «Дика» считалась весьма стойким сортом пшеницы и стала господствующей в нагорной части Грузии. Горным сортом пшеницы является и «зандури», которая, подобно «маха», представляет собой эндемный вид растения для Колхиды[10]. Эти сорта пленчатых пшениц были широко распространены в тогдашней Восточной Грузии. Большая ценность «зандури» заключалась в том, что она произрастала на любой почве, а «маха» давала необычайно вкусный хлеб, и ее можно было долго хранить.

Вообще специалисты считают Грузию одной из родин культуры пшеницы[11]. Здесь, в труднодоступных горных районах плодородных речных долинах естественно создались условия, способствующие превращению диких и примитивных видов пшеницы в культурные сорта. Основой этого процесса, несомненно, являлись большой сельскохозяйственный опыт местного населения и способность грузинских земледельцев эффективно вмешиваться в процесс улучшения и преобразования сортов.

Наряду с пшеницей, в сельскохозяйственной практике значительное место уделялось и другим злачным растениям, В первую очередь ячменю. Грузинское название этой культуры {«кери») встречается уже в древнейших переводных письменных источниках[12]. В полеводческой системе значительное место занимал и овес, который с древнейших времен культивировался во всей Грузии.

В сельском хозяйстве важную роль играло и виноградарство. Не случайно проведение первого оросительного канала с древнейших времен традиционно связывают именно с виноградарством. На широких орошаемых долинах Картли (Мухрайской, Рустави-Гардабани-Гачианской и др.) ведущее место занимали виноградники. В Восточной Грузии в то время преобладает виноградарство типа «даблари» (низкоствольная культура лозы), тогда как в Западной Грузии господствующей являлась «маглари» (культура лозы на деревьях). Постепенно образовывались эндемные виды винограда, приспособившиеся к местным условиям в различных уголках Грузии.

Виноделие приобретало все более промышленный характер. Обнаруженные археологическими раскопками пифосы («квеври») IV — V вв. свидетельствуют о высоком уровне развития виноделия, в частности о высоком уровне способов изготовления высокосортных вин. Насколько ценилась в Грузии: лоза, явствует хотя бы из того факта, что для христианского символа — креста, согласно народным преданиям, был использован именно побег лозы[13].

 

б. Развитие феодального землевладения

 

Система земельных отношений Грузии IV — V вв. характеризовалась необычайной сложностью и разнообразием. Крупная земельная собственность господствующего класса, приобретавшая в этот период все более феодальный характер, была представлена, с одной стороны, в виде царских, государственных земель и, с другой стороны — растущей феодальной земельной собственностью азнауров. Довольно распространена и мелкая индивидуальная земельная собственность, наряду с которой, в виде общинных земель, все еще сохранились остатки родовой собственности[14].

Одна часть царских земель находилась непосредственно во владении царского дома и считалась его доменом, а на остальных землях вели хозяйство социально зависимые от царского дома общинники. Вначале, думается, царскими землями в масштабе всей страны считались в основном общинные земли. Однако впоследствии, постепенно, царский дом обзавелся своей непосредственной собственностью, которая обрабатывалась, с одной стороны, рабами или пленными, а с другой — общим трудом общинников, согласно их трудовой повинности («сепоба»). Эти земли, как можно заключить из поздних источников, обычно называли «агараки». Как отмечено, под этим термином подразумевались те пахотные угодья, которые представляли собой земельные участки, расположенные вне владения сельских общин и принадлежавшие отдельным лицам[15]. Ясно, что «агараки» царского дома по размеру превосходили частные «агараки» и по этой причине иногда превращались в поселения. Но по признаку владения и хозяйственному назначению эти же земли также назывались — с учетом терминологии поздних документов — «сепе»-(«сепе земля», «сепе пашня», «сепе виноградник»). Указанные термины должны считаться свидетельством наличия в раннефеодальный период царского феодального землевладения и феодального хозяйства, когда термин «царский» («сепе») все еще был живым термином.

Процесс развития феодализма повлек за собой уменьшение царского домена. В эриставствах эриставы постепенно превращали в свою непосредственную собственность часть бывшей государственной земли, на которую они имели право общего с царским домом владения, хотя кое-чем, несомненно, они и тогда владели непосредственно. Однако собственность царского дома все еще должна была быть значительной во Внутренней Картли, исторической «Зена-сопели», т. е. «Верхней страны», владетель которой превратился затем в царя «всей Картли» (с правами на Кахети). В то же время на эти земли претендовали также сепецулы, древнейшая аристократия земельных собственников Картли[16].

Связанный с земельными отношениями конфликт особенно обострился во второй половине V в., при Вахтанге Горгасале. Сообщение армянского историка V в. Лазара Фарпеци о том, что восставшему против Ирана царю Картли изменила целая группа знатных, которые в награду от шаха ждали почестей, свидетельствует о том, что эти лица стремились и к увеличению земельных владений и в этом деле шахские пожалования казались им более щедрыми и надежными. Нет сведений о том, какая судьба постигла царский домен — был он объявлен собственностью шаха, как это имело место в соседней Армении после упразднения царской власти, или же был разделен между удельными князьями и крупными азнаурами в качестве наследственного владения. Известно, что в VI в. эриставы завладели эриставствамн в качестве вотчины («мамули») в наследственное владение и, исходя из этого, конечно, и царскими землями.

В связи с этим привлекает внимание сущность должности «картлийского мамасахлиси». Если соответствует действительсти предположение, что деятель VI в. некий Григол потому именуется «картлийским мамасахлиси», что он был главой, т. е. «мамасахлиси» бывшего царского дома Фарнавазианов[17], то тогда следует сделать вывод, что даже после упразднения царской власти царский род более или менее сохранил свою собственность. Глава дома, хотя и был лишен «царства» или верховной публичной власти в масштабе всей страны, но по-прежнему оставался «мамасахлиси» в пределах этого дома[18].

Земельная собственность феодалов-азнаурюв формировалась довольно рано, но этому предшествовало возникновение собственности царских родичей (сепецулов), эриставов и мтаваров (крупных сановников) путем постепенного ее отчуждения от царской собственности. По своему характеру эта собственность с самого начала не была феодальной, но тенденция развития, несомненно, была направлена именно в эту сторону. Так что, начиная с IV в., т. е. с истоков развития раннего феодализма в Грузии, земельная собственность всего господствующего класса носит феодальный характер, так как она формируется как основа феодальных производственных отношений и классового антагонизма.

О существовании крупной феодальной собственности азнауров древнейшим является сведение грузинской летописи, согласно которому в царствование Вараз-Бакура (конец IV в.) «воздвигли азнауры во Мдхета святую церковь и пожертвовали большой той церкви селения и земельные участки («кардаги») в Картли»[19].

Раньше значение термина «кардаги» не было известно, позже выяснилось, что он происходит от персидского слова «кагtак», означающего участок, отрезок[20]. «Кардаг» в древнегрузинском языке должен соответствовать термину «агараки»[21], а оба они должны обозначать землю, находящуюся в частной собственности, в противовес общине[22]. Таким образом, указанное сведение должно подразумевать положение, когда феодальная собственность азнауров состоит из «селений», коллективно обрабатываемых населением, и из тех земель, которые непосредственно находились в руках этих азнауров и правом передачи которых они располагали. Именно эти последние именовались «кардаги» и «агараки».

Одной из древнейших категорий феодальной собственности следует считать также «агараки». Этим термином обозначались как «общинные» угодья «великого князя», так и участки бедных земледельцев. Следовательно, можно допустить, что появление «агараки» предшествовало возникновению феодальной собственности на землю, он мог быть собственностью типа западноевропейского аллода[23]. Часть исследователей связывают этот грузино-армянский термин с сумеро-аккадским аgаг (аkаг), а другие считают происшедшим от греческого слова „αγροιхλα,,[24]. Этот термин, кстати, засвидетельствован на территории Армении в греческой надписи 77 г. н. э (крепость Гарни)[25]. Появление этого термина в грузинском языке должно было последовать за возникновением аллодиальной собственности и датироваться позднеантичным периодом (поэтому думается, что термин «агараки» должен быть греческого происхождения). Такое предположение как будто подтверждается тем обстоятельством, что термину «агараки» в грузинском языке вначале соответствовала «кана»,[26] но не в общем смысле угодий, а в значении определенной единицы «приобретенной» земли. Интересно, что если в Восточной Грузии «агараки» давно фигурирует наряду с «кана» и в том же значении, то в Западной Грузии, наборот, «кана» обозначает только единицу пашни, хотя позже туда проникает и термин «агараки». Думается, что в Западную Грузию «агараки» распространяется из Восточной Грузии с того времени, когда он уже выражает феодальную сущность данного явления.

«Агараки» обычно подразумевался в «приобретенном» («монагеби») имуществе, когда это последнее употреблялось в широком смысле. «Приобретенное», как это выяснил И. А. Джавахишвили, подразумевает имущество, купленное или добытое трудом, которое считалось полной собственностью владельца[27]. В отличие от него в первоначальном значении «агараки» обозначал не лично приобретенную землю, а тот участок общинной земли (преимущественно приусадебный), который находился в личном пользовании общинника и постепенно превращался в его полную собственность. Параллельно с этим уже возникло «приобретенное» имущество, и, таким образом, в определенном смысле термины «агараки» и «приобретенное» сблизились друг с другом.

Так как «приобретенное» имущество было неоспоримой собственностью, то его можно было продать, и соответственно иногда само «приобретенное» представляло собой результат купли. Однако, как справедливо указывают, «приобретенное» не всегда являлось результатом купли, несмотря на то, что понятия «приобретенного» («монагеби») и «купленного» («наскиди») во многом совпадали[28]. «Приобретенное», как и «агараки», означало не только феодальную собственность азнауров, но и движимое и недвижимое, иногда довольно крупное имущество «мдабиуров» (зависимых общинников). Следовательно, можно допустить, что понятие «приобретенное» в отношении имущества должно было возникнуть до образования монопольной собственности феодалов на землю.

Касаясь раннефеодальных форм собственности, особо следует остановиться на «купленных» землях («наскиди»). По наблюдению Н. А. Бердзенишвили, «наскиди» в Грузии был очень древним и юридически полностью оформленным институтом, существовавшим до победы феодальных отношений[29]. При этом не вызывает сомнений, что купля движимого имущества возникла раньше, чем недвижимого[30]. А из недвижимого имущества вначале покупаются «агараки» и лично приобретенное, а не наследственное или пожалованное.

Одним из древнейших документов купли земли является каменный крест из Цкисе, который А. Г. Шанидзе датирует 616—619 гг. При пожертвовании Мцхетскому Джвари земли жертвователь подчеркивает, что земля «купленная», а это ему понадобилось потому, что такая форма пожертвования была надежной и обеспеченной от посягательств наследников жертвователя. Н. А. Бердзенишвили указал на еще более старый факт купли земли, связанный с деятельностью сподвижника Шио Мгвимели и второго настоятеля монастыря Эвагре (VI в.), который купил для монастыря с. Схалтба с его угодьями.

Но до купли и продажи селений, т. е. до их превращения в объекты частной собственности, купля земли, естественно, должна была быть широко распространена среди таких первоначальных объектов частной собственности, какими были «агараки» и «приобретенное». С течением времени всякая земля включается в оборот, и если в VI в. уже встречается купля-продажа селений (что, конечно, нельзя считать древнейшим фактом продажи земель подобного рода), то это свидетельствует о том, что частнособственнические тенденции в понимании феодальной собственности зашли довольно далеко.

Самой существенной и распространенной формой феодальной земельной собственности была «мамули» («вотчина»), Которая обычно обозначала полученную от отца недвижимую собственность. Время возникновения понятия «мамули» исследователи датируют по-разному, что вызвано недостаточностью соответствующих материалов и сложностью вопроса.

Возникновение «мамули» было показателем большого перелома в процессе замены родового коллективного имущества индивидуальной собственностью. По сведениям Страбона[31], в I в. до н. э. это явление еще не наблюдалось — сородичи имели общее имущество, которым распоряжались «старейшины», или «мамасахлиси». Возникновение -«мамули» должно относиться к тому периоду, когда от родового имущества отделяется то имущество отдельных членов, которое переходит к детям с правом наследования непосредственно отцовского имущества, хотя другие члены дома также имели права на это выделенное имущество, и, следовательно, «мамули»-«вотчина» считалась также частью общего имущества «дома». Так как в IV—V вв. уже существовала земельная собственность, то, безусловно, должна была быть наследственная собственность, или «мамули» — «вотчина», которая в качестве термина, выражающего собственность, засвидетельствована лишь в памятнике VI в.[32]

 Слово «вотчина» употреблялось для обозначения наследственной собственности, как феодала, так и непосредственного производителя. Очевидно, что появление понятия «вотчина» в отношении имущества было общим явлением, которое, вероятно, протекало одновременно как в домах азнауров, так мдабиуров. В это время имущественная зависимость последних от азнауров была еще не так сильна, как это имело место впоследствии в отношении крестьянской «вотчины».

После объявления христианства государственной религией в Картли, ликвидация имущества языческих храмов и переход этих земель непосредственно в царский фонд ускорили процесс создания форм феодальной собственности. В первую очередь объектом секуляризации должны были быть те земли, которые фактически являлись имуществом жрецов, а обрабатывать их должны были рядовые общинники. За принятием христианства последовало развитие военно-ленных отношений, поскольку вырос тот фонд царских земель, который непосредственно служил этому делу. Правда, впоследствии сама христианская церковь превратилась в обладательницу крупнейшей земельной собственности, но на начальном этапе после принятия христианства последовал важный перелом в области земельных отношений. Можно сказать, что христианская церковная организация сначала же была построена на феодальной основе, и, как указывал С. Н. Джанашиа, в V в. в церковной области раннефеодальное землевладение уже полностью занимало место старого храмового землевладения[33].

Для решения вопроса о возникновении церковной недвижимой собственности весьма важно вышеприведенное сведение грузинской летописи о постройке в IV в. азнаурами Мдхетской церкви св. Георгия и ее обеспечения «селами и кардагами» (надо думать, что церковь эти земли получила в порядке пожертвования).

«Пожертвованная» («шецирули») земля являлась специфическим и важным видом церковной феодальной собственности. Этот институт возникает на основании таких важных категорий феодальной собственности, какими были «купленное», «приобретенное» и «вотчина». При пожертвовании «купленного» оно как полная собственность было неприкосновенно. То же можно сказать и о «приобретенном» имуществе. Лишь на «вотчину» как на родовую, наследственную, а не личную собственность могли в случае нужды претендовать наследники, и по этой причине обычно «вотчину» жертвовали весьма редко.

По поздним материалам, пожертвование земель церкви как будто началось сразу же после принятия христианства. В т. н. «завещании» царя Мириана, включенном в грузинскую летопись об обращении Грузии, сказано: «Завещал я многие села и агараки воздвигнутой на могиле св. Нино церкви». Более поздние сведения указывают, например, на пожертвование Вахтангом Горгасалом селений.

Наряду с «пожертвованным», важным источником роста церковного землевледения было также «купленное». Как было отмечено, древнейшее сведение об этом связано с деятельностью второго настоятеля Шиомгвимского монастыря Эвагре: в том же документе приводятся и другие факты купли земли. На основании этих сведений можно сказать, что уже в VI в. церкви и монастыри представляли собой крупные феодальные организации.

Вместе с феодальной земельной собственностью часто на тех же землях или рядом с ними сосуществуют коллективные владения производителей, которые в раннефеодальный период представлены в виде сельских или соседских территориальных общин. Основными объектами общинного землевладения в Картли в это время являются «даба» (поселок, селение), поскольку они имеют значение населенных единиц и вместе с тем, как выясняется, обозначают и соседские территориальые общины.

«Даба» в значении населенного места древнее, чем «сопели» (селение, деревня). По своему происхождению «даба», по всей вероятности, является родовой общинной единицей, так как происшедший от этого слова термин «мдабиури» обозначал общинника, живущего в этой «даба»[34]. «Сопели» же, как указал Н. А. Бердзенишвили, связан с совершенно другим моментом — с термином «супева» (царствование) и синонимом «сасупевели» (царство небесное, царство божье). В своей основе, думается, он был «даба», который на определенном этапе стал объектом «супева», или «сопели», владением усилившегося рода и его владыки, стоявших вне социального строя данной «даба». Появление «сопели» в значении «даба» должно выражать ту ступень социального развития, гда свободные поселения стали объектами владения. Конечно, этот процесс развивался постепенно, так что «даба» и «сопели» довольно долго сосуществовали, пока с IX в. «сопели» почти полностью не вытеснило «даба». В соответствии этим процессом рядом с общинником — «мдабиури», постепенно появляется «глехи» (крестьянин) — производитель, стоящий вне «даба» или общины и пребывающий в непосредственной зависимости от феодала[35].

Т. А. Меликишвили, основываясь на сведениях Страбона и этнографических материалах, считает, что картлийская община по своему происхождению была храмовой общиной. Но уже во времена Страбона в Картлийской низменности общинные организации в основном носят характер соседских терриориальных объединений. Что же касается предгорной полосы, то она и в этом смысле занимала среднюю позицию —родовые общины проявляли тенденцию к превращению в территориальные организации, которые, возможно, уже и существовали, но с сильными родовыми пережитками. Христианизация ускорила процесс социального развития Картли, так как она разрушила идеологическую основу общинных объединений, все родовые молельни. Хотя, как указывал Н. А. Бердзенишвили. и христианские святые были поделены между отдельными родами и родовыми объединениями, на этой основе почитание локальных святынь приняло новые формы, христианизация страны все же была показателем идеологического перелома, что должно было отразиться на характере общинных объединений.

В соседских общинах Картлийской низменности в это время уже существует мелкая индивидуальная собственность. Индивидуализация хозяйства в общине в первую очередь коснулась приусадебных участков, садов, огородов и виноградников, что впоследствии стало основанием для возникновения на этих землях частной собственности («агараки», «приобретенного», «купленного»). По предположению Н. А. Бердзенишвили, сам термин «сакутари» («собственное») и в соответствии с ним форма недвижимой собственности в грузинской действительности связаны с земледелием: «собственной» стала та земля, которая долго была объектом обработки того или иного лица[36]. Это интересное наблюдение подтверждается также исследованиями И. Абуладзе[37] и дает возможность для весьма важного вывода о происхождении недвижимой собственности на основе индивидуального труда. Вместе с тем нет сомнений, что собственность на сады, огороды и виноградники появляется еще раньше, так как из-за их большого хозяйственного значения труд здесь приобретает индивидуальный характер, что создает условия для возникновения на этих землях частной собственности.

В сельских общинах Картлийской низменности в IV — V вв., наряду с общинным владением, в достаточной степени развиты частнособственнические тенденции. Значительная часть этих общин все еще считается царской, государственной. Но в руках церкви, эриставов и азнауров также сосредоточено довольно большое количество сел, попавших к ним через пожертвование, куплю или пожалования. В таких общинах еще сохраняется внутренняя административная структура и формы общинно-коллективного владения или мелкой крестьянской собственности, но верховными собственниками этих «даба», которые постепенно превращаются в «сопели», являются феодалы.

Одновременно с упрочением феодальной собственности азнауров на общинные земли в самой общине имел место процесс социально-экономического расслоения, что постепенно подрывало основы общинно-коллективного землевладения. Но распад общины был длительным процессом и протекал он не везде одновременно и с одинаковой интенсивностью. Например, в Нижней в Внутренней Картли, где в силу существования благоприятных естественных условий отрасли интенсивного хозяйства были более развиты, формы собственности получили широкое распространение, и по этой причине общинное землевладение здесь рано лишилось основы. Но полному исчезновению сельских общин и в этих районах препятствовали разные тормозящие факторы, как, например, ограниченность экономических возможностей, традиции свободы и равенства общинников, общее войско, родовые молельни и др.[38] Естественно, что в горной Картли или в захолустьях Нижней Картли, из-за низкого уровня развития хозяйства, эти факторы действовали с большей интенсивностью.

 

в. Города и городская жизнь

 

Большие социальные, экономические и политические сдвиги происшедшие в IV—VI вв. в общественном развитии Картли, наложили свой отпечаток также и на городскую жизнь.

Развитие производительных сил определило победу феодальных отношений в Картли, однако в этот же период намечаются и такие процессы, которые не могли благоприятствовать подъему городской жизни. Сложнеший процесс формирования феодальных отношений вызывал большие аграрные изменения. С ним же были связаны перемены в политической жизни страны (упразднение царской власти и т. д.). Сепаратистские тенденции феодалов чувствительно ослабляли внутриэкономические связи. Кроме того, натурализация хозяйства, вообще характерная для феодализма и особенно интенсивная в раннефеодальный период, также создавала неблагоприятные условия для развития городской экономики. Сильно сократились торгово-экономические связи с внешним миром.

В связи с этим встает вопрос о торговых путях. Функционировавшая раньше торгово-транзитная магистраль (Северная Индия — Средняя Азия — Каспийское море — р. Кура — Сурамский перевал — р. Фазис — Причерноморские города), в значительной степени обусловившая развитие городов Картли в античную эпоху, в данное время уже не находила применения[39].

Нумизматический материал также указывает на то, что денежное обращение в Картли в IV—V вв. значительно слабеет. Если образцы монет, которые здесь употреблялись, начиная с I в. до н. э. и до IV в. н. э. представлены непрерывным рядом, то на рубеже III—IV вв. отмечается разительная перемена. Начиная с этого периода и до конца V в. засвидетельствованы только некоторые экземпляры сасанидских и византийских монет. Пока еще не установлено, какие монеты были в обиходе в IV—V в. и какие причины вызвали такое позднее проникновение в Картли сасанидских и византийских монет[40]. Специалисты этот пробел в грузинской нумизматике объясняют тогдашним политическим положением Грузии. Одной из причин этого явления, надо полагать, было отмирание отмеченного выше торгового пути.

Совершенно иная картина наблюдается с 80—90-х гг. V в., когда начинается широкое распространение сасанидских и византийских монет. Обнаружено большое количество монет, чеканенных от имени Пероза (459—484) и Кавада I (488—531). VI в. же представлен богатой коллекцией монет Хосрова Ануширвана (531—579), Ормизда IV (579 — 590) и Хосрова Апарвиза (591—623). С начала VI в. появляются византийские, а со второй половины — чеканятся т. н. грузино-сасанидские монеты[41].

Сравнительная редкость импортных вещей в археологическом материале указывает на ослабление торговых связей с другими странами. В первую очередь это касается импортных изделий глиптики. Почти нет уже импортной стеклянной и металлической посуды, столь распространенной в предыдущий период.

Торговле с Ближним Востоком препятствовало нескончаемое соперничество между Византией и Ираном из-за господства в Закавказье, которое стало ареной военных столкновений и политических интриг.

Однако сказанное выше вовсе не означает того, что внешняя торговля в IV—VI вв. вообще была прервана.

Судя по римскому итинерарию второй половины IV в., Таbulа Реutingeriаnа, через главные города Картли (Мцхета, Тбилиси, Рустави, Уджарма) проходила торговая магистраль, соединяющая их с Арташатом, который был одним из тех пунктов, где по соглашению, существующему между Византией и Ираном, была разрешена международная торговля[42]. С 428 г. политический центр Армении перемещается В Двин, и с этого времени он начинает играть роль Арташата в международной торговле Передней Азии. Картли имела прямые торговые связи с Двином, куда, по сведению Прокопия Кесарийского, «завозят товары из Индии, соседней Иберии и почти со всех стран тех племен, которые обитают в Персии, и тех народов, которые подвластны ромеям»[43].

Свидетельством торговли с Ближним Востоком являются драгоценные (коралл, жемчуг и др.) и полудрагоценные камни, обнаруженные в археологическом материале, завозимые в то время, в основном, из Ирана и Византии.

Интересная деталь относительно торговых отношений сохранилась в произведении Якова Цуртавели: оказывается, Шушаник носила «антиохийскую накидку». Действительно, Антиохия в раннем средневековье славилась производством лучших тканей и одежды.

Ясно, что это обозрение импортного товара не является полным, однако на ослабление иностранной торговли в IV—V вв. ясно указывает почти полное отсутствие монет. Видимо, в переходный период иностранная торговля удовлетворяла только запросы аристократии (предметы роскоши), существенно не влияя на экономику страны.

Для уяснения некоторых существенных вопросов экономики и городской жизни Картли в IV—VI вв. важно определить удельный вес ремесла в городской экономике и установить общие тенденции развития ремесленного производства.

На основании анализа соответствующего материала выясняется, что такие его важные отрасли, как керамическое производство, металлургия и др., находятся в состоянии упадка и на передний план в городском хозяйстве выдвигаются сельскохозяйственные. Когда в период раннего феодализма ремесленное производство и торговля стали на путь упадка, а сельскохозяйственные отрасли в экономике города приобрели большее значение, началась деградация городов.

В IV—V вв. кое-где еще встречаются высококачественные образцы ювелирного искусства. Прекрасные изделия из Армазисхеви свидетельствуют о высоком уровне развития этого ремесла во Мцхета, однако в последующие века ни во Мцхета, ни в других местах уже не встречаются предметы, подобные им с художественной точки зрения. Одной из причин этого явления может быть и то, что богатые погребения того времени пока еще не обнаружены. Кроме того, античная традиция роскошных захоронений постепенно исчезает.

Однако ювелирное искусство все же стоит на довольно высоком уровне, появляются новые формы (кольца, серьги). В эту же эпоху появляются каменные (из сердолика, агата) кольца. С IV в. распространяются бронзовые или железные булавки и фибулы с украшенными головками. Основным центром этой отрасли ремесленного производства являлась Мцхета. Так, например, обнаруженные в Рустави золотые изделия IV—V вв. по технике выделки и виду явно мцхетские, так что вопрос о местном (руставском) их производстве даже не ставился. Почти такое же положение в Урбниси — и здесь превалируют мцхетские типы.

К сожалению, выводы эти строятся по существу на основе мцхетского материала. Если эта отрасль производства во Мцхета приходила в упадок, то это еще не значит, что такое же положение было во всей Восточной Грузии, тем более в Тбилиси. В новой столице предполагается интенсивное развитие ювелирного производства. По сообщению Мовсеса Каланкатваци, после взятия Тбилиси хазары вместе с другим богатством забрали с собой «бокалы и чаши из золоченого серебра»[44].

Распространение христианства являлось большим стимулом для развития строительного дела в Грузии. Это подтверждается как письменными источниками, так и архитектурными сооружениями IV—VII вв., которые сохранились на территории Грузии (Черемский «квадрат», Некресская базилика, базилики Болниси и Тбилиси, Мцхетский Джвари (крест) и др.)[45].

Следствием такого широкого размаха строительной деятельности явилось соответствующее развитие строительных ремесел, в частности каменотесного и деревообрабатывающего.

Строительным делом руководил зодчий — наставник строительных дел мастеров. Согласно одной эпитафии IV в., некий Аврелий Ахолис являлся в это время главой архитекторов и художников города Мцхета[46].

Археологический материал дает основание считать, что в IV—VI вв. одной из главных отраслей ремесленного производства во Мцхета было стеклоделие. Именно здесь с IV в. в погребальном инвентаре наблюдается особое обилие стеклянной посуды, подтверждающее, что она стала предметом широкого потребления[47].

Техника обработки стекла и форма посуды дают основание для предположения, что в IV—V вв. в Рустави существовало обособленное стеклодувное производство. В этот же период в стеклянной посуде Урбниси среди других форм встречаются явно самтаврские (мцхетские) типы, в особенности бальзамарии. С VI в. здесь появляется толстостенная, украшенная круговыми фацетами посуда[48], являющаяся бесспорным доказательством того, что в Урбниси стекольное производство развивалось по своему собственному пути.

К сожалению, из-за отсутствия материала ничего нельзя сказать о других отраслях городского ремесленного производства Картли.

Не много известно также об организации ремесла. Из «Мученичества Евстате Мцхетели» выясняется, что во Мцхета в VI в. существовали корпоративные союзы ремесленников («мехамле» и «меджадаге», т. е. сапожников и кожевенников), объединенные не только по этнорелигиозному, но и по профессиональному принципу. Видимо, в подобные корпорации были объединены и другие ремесленники. Может быть, главой такого союза строителей являлся Аврелий Ахолис. Несмотря на существование таких союзов, господствующим этот период должно было быть мелкое производство, характерное в эпоху феодализма, как для города, так и для деревни.

Таким образом, сложившаяся в IV—VI вв. ситуация не могла в большей степени стимулировать в Восточной Грузии развитие городской жизни. Тем не менее, это развитие городской жизни отмечалось в старых городах, более того, возникают новые города — Уджарма, Тбилиси.

Согласно грузинским и иностранным источникам, передние столицы из Мцхета в Тбилиси совпало с победой феодальных отношений. В IV в. Мцхета пока еще является резиденцией «великих царей», политическим центром страны, стольным городом Картли. Таковой остается она в течение почти всего V в., пока к концу царствования Вахтанга Горгасала политический центр страны временно не переносится в Уджарму[49] Однако, как передает историк Джуаншер, к началу VI в. преемник Вахтанга Дачи «окончил строительство стен Тбилиси и, как это велел Вахтанг, сделал его домом царским». Мцхета осталась резиденцией католикоса[50]. С этого времени политический центр переместился в Тбилиси. Несмотря на это, в течение всего VI в. Мцхета являлась важным городом Картли — его экономическим и церковным центром. Археологические исследования подтверждают, что, и после того как Мцхета перестала быть столицей, она еще долгое время оставалась экономически сильным и довольно густонаселенным городом.

На территории Мцхета выявлены разнообразные археологические памятники, которые датируются IV—VI вв.: жилые помещения и фортификационные сооружения, остатки различных производств и могильники.

Согласно грузинским источникам, сразу же по принятия христианства царь Мириан на том месте, где сейчас расположен кафедральный собор Свети-Цховели, «построил нижнюю церковь в саду»[51]. Эта церковь была перестроена при Вахтанге Горгасале. Остатки обеих церквей при реставрационных работах в Свети-Цховели хорошо видны до сих пор. В частности, орнаментация баз подкупольных колон поразительно похожа на некоторые орнаментальные мотивы Болнисского Сиона (V в.), что подтверждает справку «Обращения Картли» о том, что на месте Свети-Цховели во Мцхета когда-то стояла базилика, современная Болнисскому Сиону.

Периодом раннего христианства датируется маленькая церковь на правом берегу р. Арагви, называемая Антиохия. Во Мцхета же, западнее Свети-Цховели, сохранилась маленькая однонефная церковка, называемая Гефсимания. На левом же берегу Арагви, там, где при Ннно и Мириане был воздвигнут деревянный крест, стоят маленькая и большая церкви Мцхетского Джвари.

С точки зрения археологии хорошо изучен город Урбниси, где выявлены весьма важные материалы по истории города именно IV- VI вв. Здесь обнаружены разнообразные памятники: остатки хозяйственных и жилых помещений и очень своеобразный комплекс фортификационных сооружений. В VI в. Урбниси был окружен огромным валом, сооруженным из саманного кирпича, с башнями. В V в. в центре города была построена замечательная трехнефная базилика — Урбнисский Сион.

С IV в. в сообщениях источников умножаются упоминания о г. Рустави. В раннем средневековье он являлся уделом картлийских царевичей[52], в V в. же после церковной реформы Вахтанга Горгасала, по словам историка Джуаншера, здесь учреждается епископская кафедра[53]. Сообщения источников о возвышении с IV в. Рустави подтверждаются археологией. Самый значительный памятник этого периода — древняя крепость, воздвигнутая между левым берегом Куры и Руставским оросительным каналом. В древней крепости раскопаны довольно большое помещение и кирпичная баня.

В самом городище, на левом берегу Куры, обнаружены остатки сильно разрушенного здания, принятые археологами за древнюю церковь. Могильник расположен на обоих берегах Куры.

По сообщению Леонтия Мровели, город Уджарма был основан царем Картли Аспагуром в III в. Более ранних сведений о существовании города не имеется.

В первой половине IV в. у этого же автора Уджарма упоминается как удел царевича[54]. В это же время в других грузинских источниках она называется «царским городом».

При Вахтанге Горгасале Уджарма приобретает особенное значение — сюда, как уже было отмечено, временно переносится политический центр Картлийского царства[55]. После того как столицей царства становится Тбилиси, Уджарма остается центром Кахети и Эрети[56].


Следуя грузинским источникам, становление Тбилиси как города нужно отнести к раннефеодальному периоду. В хронике «Обращения Картли», а также Леонтием Мровели впервые упоминается о нем в связи с событиями второй половины IV в., когда город становится резиденцией питиахша, присланного в Картли из Ирана.

Археологический материал дает основание утверждать, что древние поселения, обнаруженные на территории Тбилиси, имеют давность нескольких тысячелетий[57]. На основании анализа археологического материала античного периода (монеты, импортные украшения, стеклянная посуда, черепицы и др.) некоторые исследователи высказывают даже гипотезу, а том, что Тбилиси как поселение городского типа возникли не позднее I—II вв. н. э.[58] Однако, по нашему мнению, наличие только археологических данных для доказательства этого мнения недостаточно. Правда, сам характер материала указывает на существование здесь значительного населенного пункта; перечисленные предметы, в особенности стеклянная посуда, появляются главным образом в поселениях городского типа, но надо думать, что речь идет о периоде, предшествовавшем урбанизации Тбилиси. Нельзя не принять во внимание то обстоятельство, что ни в одном грузинском источнике до IV в. нет упоминания о Тбилиси. В армянской исторической литературе также нет никаких данных о нем до периода раннего средневековья. Правда, Тбилиси отмечен на римской путевой карте IV в., на т. н. Tabula Реutingeriana (это первая иностранная справка о нем), однако там Тбилиси обозначен как простая стоянка, в то время как Мцхета обозначена виньеткой столицы, а еще один пункт, расположенный в окрестностях Рустави, — виньеткой города. Поэтому пока нет оснований не доверять грузинским источникам и предполагать урбанизацию Тбилиси до периода раннего средневековья.

По инициативе Вахтанга Горгасала Тбилиси становится столицей царства.

Особенно возвышается Тбилиси после упразднения царской власти в Картли (523 г.): «Тогда Мцхета стала редеть, а Тбилиси — обстраиваться, Армази стал падать, а Кала — возвышаться»[59], — пишет летописец. С 523 г. Тбилиси — резиденция картлийского марзпана (иранского областного правителя), а также грузинских феодальных правителей Картли, в связи с чем, в Тбилиси переселяются и горожане из Мцхета.

По сравнению с некоторыми городами Тбилиси недостаточно изучен с археологической точки зрения. Малочисленны памятники IV—VI вв. Кроме городской крепости Нарикала, которая впоследствии не раз перестраивалась, к этому периоду относятся церкви Анчисхати и Сиони. Анчисхатская церковь построена в VI в. По мнению Г. Н. Чубинашвили, она является той самой церковью святой Марии, строительство которой, по древним источникам, приурочивается ко времени правления преемника Вахтанга Горгасала — Дачи. Тбилисский Сиони — памятник VI—VII вв. Оба памятника многократно реставрировались. Там, где сейчас Кашветская церковь, в VI в. была построена маленькая церковка, основательно переделанная в XVIII в. и полностью разрушенная в начале XX в.

Ясно, что на основании этих материалов трудно точно установить территориальные границы древнего Тбилиси. Первые поселенцы, по мнению С. Н. Джанашиа, должны были появиться в районе нынешних серных бань, откуда и берет начало само название города (Тбилиси — теплый город). Здесь же возвышалась городская крепость. По археологическим данным, с IV в. была заселена правобережная терраса Куры, где расположены Анчисхатская церковь и Сиони, а также на левом берегу реки территория современного Авлабара (название района города). Город был обнесен каменной стеной.

Таким образом, хотя в переходный период в Восточной Грузии не было соответствующих политических и экономических условий для процветания городской жизни, все же наблюдался рост некоторых старых и возникновение новых городов. Это явление тесно связано со становлением в Картли феодальной формации.

В IV в. на территории домена царя Картли, в Кахети и Кухети, усиливаются два города — Уджарма и Рустави. В грузинских источниках город Рустави появляется и под другим названием — «Бостан-калаки». Этимология этого последнего позволяет предполагать, что Рустави в IV — VI вв. был царским городом. Первую часть этого композита — «Бостан» Еремян и Л. Чилашвили[60] связывают со словом «Востан», персидского происхождения, которое, кроме Ирана, было широко распространено и в Армении. Персидское «ōstān» значит: царский двор, царская земля, царский домен и т. д. По наблюдению Хюбшмена, «Wostan» в IV в. в Армении обозначал землю или город, подчиненные непосредственно царю[61]. «Wostan» -ом назывались не только царские резиденции — Арташат, Тигранакерт, Двин, но и Араратская область и вообще царские земли во всей Армении. Принимая во внимание все сказанное, предположение о том, что «Бостан-калаки» обозначал «царский город», не представляется безосновательным. Что касается Уджармы, то грузинские источники её прямо называют «царским городом» (первая половина IV в.). Необязательно понимать такое определение в узком значении царской резиденции. Ни при Мириане, ни после него, вплоть до царствования Вахтанга Горгасала, Уджарма не была резиденцией царя. Это был город, расположенный на территории царского домена, которым владели царевичи (Рев — сын Мириана, Дачи). Именно поэтому он и назывался царским городом.

Появление царских городов, подчиненных непосредственно царю или же являвшихся резиденциями членов его семьи, характерно именно для раннего периода феодализации. Прежде всего, в них был заинтересован царь из политических соображений. И не случайно появляются они на территории царского домена.

Процесс основания царских городов и их возвышение, начавшееся на раннем этапе феодализации, были остановлены неблагоприятными политическими обстоятельствами, в частности упразднением в начале VI в. царской власти в Картли.

Феодальный класс в то время стремился к достижению других целей (борьба за право наследственного владения землей и т. д.). Борьбу же за обладание городами он начинает позднее, на другом этапе социального развития[62]. Для «стихийного» же возникновения городов тогда еще не было соответствующих условий. Та нестабильная ситуация в социальной и политической сфере, которая вообще характерна для переломного периода, не благоприятствовала развитию и процветанию городской жизни. В тех странах, где в переходный период отмечался подъем городской жизни (Византия, Иран), данный фактор хотя и действовал, но над ним превалировала сильная центральная власть, которая, наряду с экономическими причинами (ростом производительных сил, высоким уровнем развития торговли и ремесла), являлась главным условием процветания городов.

Кроме царских городов, в Картли существовали и города другого типа. Вообще, переходный период характеризуется типовым многообразием городов: с одной стороны, это новые города (Уджарма, Рустави, Тбилиси), с другой — города, сохранившиеся с античных времен, декаданс которых явно начинается с VI в. Такими представляются нам Мцхета и Урбниси. Хотя, после перемещения столицы в Тбилиси, Мцхета, как сообщает летописец, «редеет», однако она на некоторое время остается значительным экономическим центром, в котором хорошо развиты некоторые отрасли ремесленного производства (стеклянное производство, ювелирное и строительное дело). Отмечается, впрочем, упадок керамического производства и металургии. В IV—VI вв. здесь особенно увеличивается количество «марани» (винохранилища), что является значительным фактом при определении характера городского хозяйства.

Сходная картина вырисовывается и в Урбниси. Начиная с V в. редко встречаются хорошие ремесленные изделия. Соотвествующие культурные слои городища выделяются существованием большого количества «марани».

В городской экономике Мцхета и Урбниси доминирует сельское хозяйство[63].

В эпоху феодализма некоторые города (в большинстве случаев маленькие) являются полуаграрными поселениями. В городской экономике существенными все же остаются ремесленные производства и торговля. Именно поэтому, когда в эпоху раннего феодализма во Мцхета и Урбниси уменьшается роль торговли и ремесел и на передний план выступают разные отрасли сельского хозяйства, и начинается упадок городской жизни.

К сожалению, мы лишены возможности сравнить экономику развивавшихся городов ({Тбилиси, Рустави, Уджарм) с хозяйством тех городов, которые стояли уже на пути деградации. Однако косвенные данные дают основание для предположения о том, что и в первых из них удельный вес сельского хозяйства был высоким.

Таким образом, натурализация хозяйства, характерная для ранних этапов феодализма, наложила свой отпечаток и на городскую экономику, однако с развитием феодальных отношений и экономики вновь начинается подъем и расцвет городской жизни.

 

г. Изменения в общественной жизни

 

Об общественных отношениях в IV—V вв. можно судить прежде всего по «Мученичеству Шушаник» Якова Цуртавели, где достаточно материала для воссоздания социальной картины эпохи. Например, в сочинении дан целый ряд древнейших социальных терминов, упомянуты разные круги и группы картлийского общества того периода. В первую очередь внимание привлекает термин «азнаури». Термин «азнаури» для Картли того периода был общим термином, обозначающим «господствующее общество», о чем свидетельствует материал «Мученичества» и другие источники. Но прежде чем этот термин стал применим ко всему названному обществу, страна прошла большой путь социального развития.

По новейшим данным этимологии, принадлежащим М. Андроникашвили, исходной основой этого слова следует считать староиранское „āznā", оформленное грузинским суффиксом «ур» — азнаур (и)[64]. Так как значение иранского слова должно было быть «известный», «прославленный», то, по мнению исследователя, и первоначальное значение термина «азнаури» также должно было быть «известный», «знатный», а понятие «свободный» должно быть вторичным[65].

Следует отметить, что в оригинальных и переводных памятниках древнегрузинского языка «азнаури» употребляется в обоих значениях. Причем, когда в древнейших редакциях Библии «азнаури» и «азнауроба» обычно подразумевают «свободного» и «свободу», в грузинских оригинальных сочинениях раннефеодального периода это слово употребляется лишь в значении «знатный», «благородный». Грузинский термин «азнаури» семасиологически и социально полностью соответствовал армянскому «азат» (происхождение староиранское)[66]. Следовательно, в сочинении армянского историка Vв. Фавстоса Бузанда под «азатами», которых он представляет как одну группу картлийского общества в связи с событиями IV в.[67], подразумеваются грузинские азнауры.

Правда, «азнаури» было и общим названием всего господствующего класса того периода, но конкретно этим термином обозначался самый многочисленный и при этом самый низший социальный слой этого класса, новая, растущая социальная сила, возвышение которой, в отличие от перешедшего из старого строя аристократии, происходило на иных социальных основах. И если «азнаури» в V в. обозначает все знатное общество, то это объясняется тем, что указанный социальный слой был полностью связан с одним, феодальным, способом производства, что, со своей стороны, свидетельствует о высокой степени развития процесса ранней феодализации в Картли.

Собственно азнауры преимущественно были выходцами из рядов средних землевладельцев. Первой обязанностью выдвинувшегося при царском дворе азнаура была военная служба. Из них, в основном, состояла тяжеловооруженная конница, что явно свидетельствовало об их имущественных возможностях. Азнауры выдвигались и на гражданской службе — назначались на разные административные и хозяйственные должности. Они являлись опорной социальной прослойкой центральной власти против сепаратистских тенденций сепецулов, мтаваров и эриставов.

 Социальным синонимом иноязычного «азнаури» в грузинском языке был термин «царчинебули» («знатный»), который, как и «азнаури», был и социальным термином, и общим эпитетом высшего общества. В этом отношении привлекает внимание сообщение Джуаншера о мероприятии Вахтанга Горгасала, который после победы над осетинами «мужественных воинов возвел в царчинебули». Аналогично сведение того же историка о царе Арчиле, который «всем тадзреулам своим пожаловал Кахети и возвел их в азнауры»[68].

В общем смысле к «азнаурам», или «царчинебули», относились и другие круги высшего общества Картли — землевладельцы и эксплуататоры, но на иерархической лестнице они пользовались разными социально-политическими правами. Поэтому каждый вышестоящий был господином («упали») нижестоящего.

Термин «упали» относится к древнейшим социальным терминам; он появляется ещё в эпоху единства грузино-занских языков и употребляется во всех ранних памятниках оригинальной или переводной литературы. «Упали», как отмечает А. Чикобава, находится в органической связи с другими древними социальными терминами и словами, произведёнными от основы «уп»[69]. «Упали» обычно было термином и понятием, противопоставляемым термину «раб» («мона»), и в этом случае он обозначает неограниченного или абсолютного владельца; но вместе с развитием феодальных отношений приобретает также значение ограниченного собственника и условного владельца — «патрона».

Произведенными от основы «уп» являются также термины «меупе» («владыка), «мепе» («царь») и, по мнению некоторых, «сепе» («царский»). Термин «меупе», по мнению С.Н. Джанашиа, — остаток патриархального периода, а «мепе» производное от слова «меупе» — результат того сильного социального перелома, когда патриарх рода «меупе» уступаем дорогу «мепе» — верховному суверену классового государства[70].

Считают, что происхождение слова «сепе» связано с термином «мепе», но не исключена его связь с иранским словом «сепух». Из понятия «сепе» исходит слово «сепе-цули» или «сепе-швили» («царевич»). Начальное и основное значение «цули» и «швили» указывало на происхождение и кровное родство. Термин «сепе-цули» обозначал членов царской фамилии, царского дома, но он, по мнению некоторых авторов, должен был обозначать и членов домов эриставов и мтаваров.

В связи с событиями второй половины IV в. Фавстос Бузанд, наряду с родами «нахараров» и «азатов», упоминает Фарнавазианов (resp. сепецули) — представителей национальной царской династии Картли, которых считает определённой общественной группой[71]. Второй армянский историк Мовсес Хоренаци прямо указывает на то, что картлийские «сепецули», подобно армянским востаникам, являются потомками царского рода. Сепецулы, как выясняется, рано отошли от главной царской ветви и сформировались в высший слой картлийской аристократии. В VI в. автор «Мученичества Евстате Мцхетели» представляет «сепецули» как высший круг общества. Это сведение, с одной стороны, указывает на то, что в то время сепецулы, т. е. удельные князья, представляли собой высший слой картлийской аристократии, а с другой — на то, что дети эриставов, в широком смысле, исстари считались сепецулами, т. е. наследниками царского дома.

В раннефеодальный период определенную группу высшего общества составляли также мтавары. Термин «мтавари», употреблялся на протяжении всей истории Грузии, но содержание его менялось в разных социально-политических условиях. Согласно «Обращению Картли», мтавары в период существования царской власти преимущественно являлись крупными чиновниками центрального аппарата или царского двора, в отличие от правителей провинций — эриставов, свидетельством чего является то обстоятельство, что в источниках мтавары, как правило, упомянуты рядом с царем, в то время как эриставов надо «призывать». Мтавари занимает высокую должность и исполняет определенные государственные функции. В то же время «мтавари» — понятие общего характера со значением старшинства[72]. Значение публичной политической власти этот термин, как видно, приобрел в период упразднения царской власти, когда «эристави» также претерпевал метаморфозу. В этом плане понятие «мтавари» объединяет спаспета или питиахша-эристава, мампала и куропалата, т. е. все, кто имели власть, были мтавары.

Эриставы относились к высшему слою военно-чиновничьей аристократии и управляли отдельными регионами. Эристави обычно был предводителем войска, полководцем. Разделение страны на эриставства во главе с эриставами свидетелъствует о том, что в основе этого разделения лежал принцип военной организации,[73] и что эриставство в первую очередь было военно-административной единицей.

Главнейшей обязанностью эристава была организация войска соответствующего эриставства и его предводительство. Эта сторона эриставской власти нашла отражение и в «Распорядке посвящения эриставов», который хотя и дошел до нас в поздних редакциях, но по существу должен отражать раннеодальную ситуацию. Эристави стоял во главе не только во главе военного ведомства, ему подчинялись все области правления эриставской земли: администрация, суд, финансы[74], эристава облачали в соответствующую одежду, «яко полагается царям»[75], он считался наместником царя на эриставской земле.

Введение эриставского института в Картли в грузинской историографии по традиции приписывают царю Фарнавазу, который будто бы разделил свою страну на девять эриставств. Это мероприятие Фарнаваза Леонтий Мровели считает одним из главных выражений преобразования Картли в царство, государство. Однако можно ли считать эти два события одновременным актом? По мнению Н. А. Бердзенишвили, эри-ставство заменило институт «хевисупали», который должен был появиться в период военной демократии[76]. Нет сомнения, что эриставства в определённых очертаниях появились очень рано. Эриставская земля, по всей вероятности, была бывшей территорией племени или племенного объединения, во главе которого тогда стоял предводитель племени. Следовательно, можно думать, что этот предводитель позднее, после превращения его в общегосударственного чиновника, стал называться «эристави».

Насколько можно судить по сведениям «Картлис цховреба», картлийские эриставы эпохи царства являлись «покорными» царю чиновниками, назначение и отстранение которых всегда было во власти царя. В то же время в «Картлис цховреба» изложено немало фактов неповиновения и отложения эриставов. По всей вероятности, в принципе эти факты реально отражают общую ситуацию. На взаимоотношения царя с эриставами, несомненно, отрицательно действовал часто неблагоприятный внешнеполитический фактор. Особенно тяжелое положение с этой точки зрения создалось по мере развития феодализма. Как указывал Н. А. Бердзенишвили, со дня возникновения феодальных отношений эристави старался превратить подвластную ему землю в наследственную и враждебно смотрел на вмешательство центральной власти царя в дела эриставства[77].

Эриставы еще при наличии царской власти приступили к реализации этих тенденций. На этой почве развивались острые классовые и внутриклассовые столкновения, с одной стороны, между царем и эриставами и, с другой — между последними и «мелким людом». Эта борьба ускорила упразднение царской власти в государстве.

В Мученичестве Шушаник» азнаурской части картлийского общества второй половины V в. противопоставлены представители низших слоев под общим названием «уазно» («неазнауры», «уазно» соответствует армянскому термину «аназат»). «Уазно» считался всякий, кто не принадлежал к «азнаурам». Конкретно же из этой категории в сочинении названы «мсахури», «амбохи» или «эри» и рабыни-служанки. Термин «амбохи», который, очевидно, проник из армянского разговорного языка, а затем утвердился и в древнегрузинской литературе, обычно обозначал «народ», «множество». «смуту». Тот факт, что в V в. «эри» мог быть синонимом «амбохи», ясно свидетельствует об его упадке.

«Эри» является древнейшим социальным термином, возникшим при родовом строе: «эри» означало как «народ», так и «войско». Такое его значение могло появиться только в доклассовый период. В раннем средневековье «эри» хотя и употреблялось в значении «народа», но уже обозначало не весь народ Картли, из которого давно выделились зриставы, мтавары и азнауры, а лишь то основное трудящееся общество, которое еще не было полностью лишено гражданских прав. В то же время в раннефеодальный период «эри» в значении «войско», охватывает гораздо более широкий, круг общества, чем «эри» в социальном смысле, так как народ и войско в социальном смысле уже давно отделились друг от друга. И всё же то обстоятельство, что «эри» в значении «войска» в раннефеодальный период не вышло из употребления, указывает на то, что все еще оставался народ в старом понимании «эри», который, следовательно, продолжал быть военнообязанным.

С. Н. Джанашиа обратил внимание на тот факт, что «эри» во времена Страбона уже было лишено такого основного признака его суверенной самобытности, каким были высшие органы правления — совет старейшин и народное собрание. «Эри» этого времени уже не является прежним «эри». К V в., как уже было сказано, «эри» пришел в упадок, так как феодальные отношения развивались в соответствии с процессом социально-экономического расслоения общества. Этому процессу соответствует и та терминология, которая употребляется в грузинских памятниках в связи с событиями IV—V вв. для обозначения этого «народа»: «эри» (в традиционном значении, однако уже не соответствующем реальной ситуации), весь «эри», «амбохи», «мелкий эри».

Когда термин «весь эри» применялся для определения всего народа, то он сам по себе был показателем существующей в «эри» внутренней дифференциации, хотя разные социальные слои все еще можно было представить единой массой. Однако, когда термин «мелкий эри» применительно к V в. упоминается автором XI в., то это уже является конкретным показателем создавшейся в обществе реальной ситуации. При этом писатель не весь «эри» считает мелким, а говорит лишь о его «мелкой» части, так как «эри» для него оставался традиционным понятием. Но действительность была уже иной иной.

«Мелкий эри, — как отмечал С. Н. Джанашиа, — название, идущее сверху. Он является термином знатных для обозначения «низших», маленьких людей. Сам же «мелкий эри», который хорошо помнил свое происхождение, продолжал называть себя «эри»[78]. В результате выделения из своих недр знатных, азнауров, когда-то суверенный «эри» сузился, измельчал. Название «мелкий эри» свидетельствует о далеко ушедшем процессе распада «эри», происходившем на ранней ступени феодализма.

Какие социальные группы общества должны были входить в этот «мелкий» или вообще «эри» в период раннего феодализма? Из находящихся в нашем распоряжении материалов видно, что от «азнауров» в это время отделяются «мхедари» («всадники») и «мсахури» («слуги»), которые, можно сказать, занимали переходное или среднее место между знатными и непосредственными производителями материальных благ. Вряд ли летописец в «мелком эри» подразумевал находящихся на службе царя и феодалов «мхедари» и «мсахури», так как в тех ситуациях, в которых они представлены в источниках, «мелкие» руководствуются совершенно другими интересами, чем азнауры-феодалы. Но если вышеназванные социальные группы непосредственно не входят в «мелкие», то с определенного периода именно «мелкие» должны быть их резервным источником.

По мнению С. Н. Джанашиа, «мсахури» в большинстве случаев были выходцами из «мелкого эри». Он же считал, что «мсахури» были переходной ступенью между «мелким эри» и азнаурами[79]. Термин «мсахури» произведен от «сах(л)и» (дом), суффикс «ур» — определяет происхождение объекта, «мсахури» — это человек дома, а префикс «м» указывает на то, что это человек[80]. В. Д. Дондуа высказал предположение ,что рабы вначале должны были называться «мсахури»[81], но никаких подтверждений этому в наших памятниках нет. Наоборот, засвидетельствовано, что «раб» заменяется «мсахури», что являлось постепенным изменением положения раба в условиях развития феодальных отношений. Но раньше, можно думать, грузинский «мсахури» в определенном плане мог соответствовать иностранному «рабу» («мона»).

«Мученичество Шушаник» рисует живые картины деятельности, обязанностей и правового положения мсахуров. Согласно этому памятнику, мсахуры, наряду с рабынями-служанками, являются обязательными атрибутами каждого дома крупного феодала., Так, мсахуры питиахша Варскена выполняют военные и полицейско-административные обязанности: они назначаются тюремными надзирателями и смотрителями комнат и имеют право даже физического наказания непокорных, одним словом, соблюдение внутреннего порядка в доме питиахша, и возможно, по всей земле питиахшата, является их главнейшей обязанностью. Вместе с тем мсахуры, в отличие от азнауров, полностью зависимы от своего владыки и до такой степени несвободные люди, что их можно было даже карать смертью. Впоследствии мсахуры, жившие при дворе и счет владыки, в результате развития феодальных отношений, постепенно, за службу владыке, стали получать пожалованные земли. Теперь их обязанности сводятся к военной службе, к сопровождению или же приему господ.

В правовом имущественном отношении мсахуры отличались друг от друга. Определенную, привилегированную группу мсахуров представляли «тадзреули». Если «мсахури» произведен от слова «сахли», то «тадзреули» — от слова «тадзари» (староперс. tačara означает «дворец»). «Тадзреули» являются людьми царского дома. Рангом они выше обыкновенных мсахуров, и их выдвижение и возведение в азнауры, естественно, более перспективно. В этом отношении примечательно мероприятие царя Арчила, который тадзреулам пожаловал Кахети и возвел их в азнауры».

В памятниках раннефеодальной грузинской литературы отчётливо выделяется слой «мхедари», социальной функцией которого было ратное дело. Мхедары социально были выходцами из той части «эри», которая издревле считалась военнообязанной. Они обычно являлись мелкими землевладельцами, которые выступали на своем коне и со своим снаряжением, но та земля, которой они владели, облагалась именно этой повинностью. Были и тяжеловооруженные мхедары («торосани» — «носящие доспехи»), которые составляли авангард войска, и легковооруженные, составлявшие арьергард. Как выясняется из грузинских источников, это различие в вооружении соответствовало их имущественному положению. Мхедары были свободны от непосредственной хозяйственной деятельности, так как находились на почетной службе царя.

В награду за свою службу «мхедари» и «мсахури» получали обычно жалованье, именуемое «рочики» (это слово впоследствии получило значение дневного корма и заработка), результате развития феодальных отношений основой службы «мхедари» постепенно стала земля. Тот, кто оказывался владельцем достаточного количества земли, лучше справлялся походами и службой и возводился в ранг азнаура.

В конце раннефеодального периода прослойка «мхедари» (а не конница — «мхедроба» — как род войска) в источниках уже не фигурирует. Чем это было вызвано? Мхедары были свободными воинами. Упразднение царской власти и развитие системы феодального вассалитета привело их к положению вассалов эриставов, мтаваров и азнауров, и служба их более не отличалась от службы оказавшихся в такой же вассальной зависимости мсахуров. Можно допустить, что на этой почве произошло постепенное сближение этих прослоек и затем полное поглощение мсахурами мхедаров.

Другую часть войска Картлийского царства составляли «эрисагани», «эрискацни» (люди из «эри»). Они были пешими воинами, являясь остатком «эри» как всего вооруженного народа. Как явствует из их названия, социально они принадлежали к «эри» и были выходцами из него. Из-за них раннефеодальное грузинское войско все еще называлось «эри», хотя с таким же значением утвердились уже среднеперсидские термины «спа» и «лашкари».

В обществе, объединенном под общим названием «уазно», самыми многочисленными были «мдабиури» — основное земледельческое население и в то же время члены общинно-территориальных единиц «даба» (таким образом, «мдабиури» этимологически и семантически соответствует армянскому «шинакан»).

Термин «мдабиури» в дошедших до нас памятниках впервые встречается в форме «мдабиури» в сочинении неизвестного автора «Мученичества Евстате Мцхетели». Как отметил Г. А. Меликишвили, «мдабиури» в этом памятнике означает члена городской этническо-религиозной обшины, который в то же время осмысливался как «член сельской общины», «общинник ». А употребление термина, означающего «сельского жителя» в понимании «общинника», без сомнения, следует считать ярким доказательством существования в Картли сельской общины[82].

В ранних грузинских оригинальных и переводных памятниках для обозначения основного земледельческого сельского населения, как правило, употребляется термин «мдабиури», который и позже сохраняет право гражданства, пока окончательно не вытесняется термином «глехи» («крестьянин»). Согласно этим памятникам, «азнаури» как землевладелец и феодал противопоставляется «мдабиури» — землевладельцу-общиннику, который в этот период представлял собой основной класс производителей. Азнауры по отношению к «мдабиури» превратились в «упали», в силу чего находящиеся в их распоряжении «даба» коллективно обрабатываются «мдабиури».

Ниже «мдабиури» стоял «глехи» (крестьянин), который был работником земли, лишенным личной свободы. Еще не совсем ясны этимология и время утверждения термина «глехи». Большая часть исследователей считают его древнейшим социальным термином. По мнению С. Н. Джанашиа, грузинским названием «четвертого геноса» Страбона, учитывая терминологию феодального общества, было «глехи».

Н. Марр этот социальный термин считал этническим. По мнению, «глехи» и его армянское соответствие «грехик» происходят от племенного названия колхов[83]. На этническое происхождение термина «грехик» указывал и Н. Адонц, считая, что грузинской «глехи» происходит от армянского термина[84]. Такого же мнения придерживался и X. Ачарян, но, в отличие от Марра и Адонца, он связывал его со словом «грех», обозначающим «улицу», «дорогу»[85].

Мысль о связи «глехи» с колхским племенным названием поддерживается и Г. А. Меликишвили, по мнению которого этот термин не должен происходить от армянского «грехик», который связывают со староиндийским «грехаджа» («в доме «еденный раб»)[86]. Он также не согласен с мнением о происхождении «глехи» от слова «глахаки» («нищий»), хотя и не отрицает их внешней и смысловой близости и допускает, что оба эти термина могут быть диалектными вариантами одного и того же слова[87]. По мнению И. Абуладзе, первоначальной формой слова «глехи» было «глахаки». Он признает связь «глехи» и «грехик», но сомневается в происхождении первого от второго.

Как видим, пока не установлена ни этимология этого термина, ни время его утверждения. Дело в том, что в дошедших до нас оригинальных памятниках «глехи» до IX—X вв. не употребляется, а в более ранних памятниках он явно имеет значение «глахаки» («неимущий», «убогий»)[88].

Отсутствие до определенного периода в источниках термина «глехи» исследователи объясняют тем, что соответствующие источники до нас не дошли. По мнению Г. А. Меликишвили, другой причиной этого должно быть то, что в раннефеодальную эпоху основная масса населения юридически была свободной и поэтому «глехи» еще не выступали на передний план.[89]

Примеры первоначального применения термина «глехи» встречаются в переводных памятниках. Самым ранним из них является вошедшее в Библию произведение «Мудрость Ису Зирака», в котором этот термин имеет значение бедняка, неимущего[90]. В книге «Мученичество Рипсимианов», которая, по мнению И. В. Абуладзе, датируется не ранее VIII и не позднее IX в., для обозначения низшего слоя жителей города Вагаршапата, именуемого в армянском подлиннике «амбох», применяется термин «глехи». Однако «глехи» здесь противопоставляется уже не богачам, а азнаурам[91]. Термин «глехи» встречается и в т. н. Сванском многоглаве, где он противопоставляется «царю», а в армянском тексте ему соответствует термин «рамик», означающий, как и его синоним «амбох», и городской плебс, и деревенскую бедноту. Грузинский писатель конца X в. Григол Ошкели использовал термин «глехи» как эквивалент армянского «шинакан». Как отметил И. В. Абуладзе, переводчик понял армянский философский термин «шнакан» как «шинакан» и при переводе применил равнозначный последнему термин «глехи»[92]. В более ранних переводах «шинакан» переводится на грузинский термином «мдабио». «Глехи» как эквивалент этого армянского социального термина употребляется и в книге «Мудрости Соломона», вошедшей в Ошкскую библию 978 г. (XVIII гл., 11-я с.). Тот факт, что для переводчика «царь» и «глехи» — два самых крайних представителя общества, дает основание считать, что в этот термин уже вложено то социальное содержание, которое известно по грузинским оригинальным памятникам. Таким образом, переводные памятники иллюстрируют изменение содержания этого термина от общего к частному, от экономического его содержания к социальному.

«Глехи» был производителем, лишенным личной свободы, которой распоряжался тот или иной «упали». Этому последнему принадлежала также та земля, на которой работал «глехи» по воле того же «упали»[93]. Возможно, что термин «глехи» до VII—VIII вв. даже не был утвержден. Отсутствие этого термина в грузинских источниках, а также то, что в древних переводных памятниках «глехи» еще не имел того содержания, которое он приобретает с IX в., думается, не подтверждает мнения о его древнем происхождении. Естественно, речь идет о термине, а не о существовании тех земледельцев, которые волей или неволей сидели на «агараках» царя, эриставов-мтаваров или азнауров и взамен несли натуральные и трудовые повинности и, следовательно, уже не принадлежали самим себе (многие из них и до этого не были свободными).

Думается, что термин «глехи» возникает в то время, когда в массовом порядке начался распад сельских территориальных общин, или «даба», в результате чего оторвавшиеся от этих общин отдельные члены («мдабиури») из-за эконэмической несостоятельности попадают в зависимость от феодалов и несут обязанности «глехи».

В Картли IV—V вв. определенную общественную группу составляли и рабы. «Мона» («раб») в древней Картли был главнейшим термином, обозначающим человека, находящегося в полной собственности «упали».

В грузинском переводе Евангелия, «мона» обычно употребляется в значении греческого «δοδλοζ» и армянского <иЗш-»/»[94]. По мнению армянских советских историков, «царай» имеет довольно разнообразное значение: «подчиненное лицо», «слуга», «вассал», «серв» и, наконец, «раб»[95].

Определенная категория рабов в Библии называется «сахлисцули» (букв, «сын, дома»), иногда «сахлеули». Как отмечает С. Еремян, грузинский «сахлисцули» соответствует армянскому «интоцин» («ЛЬмтп^Ь») и греческому «οιхογэνής» «домочадец», «рожденный в доме»)[96]. Лишь в одном случае «Левит., 22, 11) армянскому «интоцин» соответствует «мона»[97]. Термин «интоцин» в Армении обозначал определенную категорию рабов (домашний слуга, выросший дома, домашний, в отличие от «автарацин» — «чужеродный», т. е. неармянин)[98]. Вообще в Библии термин «раб» подразумевает все те категории рабов, которые были известны Востоку[99]. Иногда синонимом «купленного раба» является выражение «купленный серебром».[100]

В силу скудости сведений грузинских письменных источников, о рабах и характере эксплуатации рабского труда на этой ранней ступени феодальных отношений мало что известно. Древнейшие оригинальные памятники лишь изредка упоминают рабов и рабынь, что затрудняет выработку определенного мнения об этом слое.

В «Мученичестве Шушаник», например, упомянут раб питиахша, который направился в Картли со специальным заданием Варскена. Рабами владел не только Варскен. В сочинении упомянуты и рабыни его брата Джоджика. По-видимому, эти люди находились тогда во всех домах крупных азнауров, тем более, если учесть, что собственные рабыни были и у Евстате («Мученичество Евстате Мцхетели»). Этот мцхетский ремесленник, как видно, пользовался эксплуатацией рабского труда. Можно представить, каким количеством рабов и рабынь владела мцхетская знать. В это время, видимо, основную массу рабов составляли домашние слуги.

Представленная картина общественных отношений Картли IV—V вв. отражает положение в низинной Картли. Общественный строй горцев на целую ступень отставал от строя низинного населения. Там в основном еще господствовал родовой строй. Промежуточная зона, связывающая горы и низменность, плато, и с точки зрения социального развития занимала срединное положение.

Когда в Картли христианство было объявлено государственной религией, явно проявилось несоответствие уровней общественного развития горного и низинного населения. Если для христианства как религии преимущественно классового общества в низине была подготовлена почва, то горное родовое общество для этого оказалось совершенно непригодным и неподготовленным. Для позднейших авторов «Обращения Картли» противодействие горцев проповедникам христианства было настолько явным, но непонятным, что авторы не сумели объяснить этот факт, но и не могли обойти его. Однако социально отставшая горная зона давно была покорена классово-государственно организованной низиной. В целях распространения христианства в этой области царь Мириан обратился не только к мечу, но прибег и к более действенному способу в отношении своих «данников»: по словам Леонтия Мровели, «увеличил он им дань, когда те не пожелали принять крещение»[101].

Население гор и после этого долго еще сохраняло веру предков и общественный быт со своими служителями культа и старейшинами общин. «С трудом, но все же изменялся общественный строй горцев, распадались их «братства», возникали классовые отношения, в горах появились «азнауры», т. е. агенты общественного строя низины, горная зона постепенно приобретала сходство с низиной»[102]. Процесс покорения, преобразования горного региона низиной, начавшийся в IV — V вв., в дальнейшем стал развиваться более интенсивно.


[1] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. I, 1964, с. 423.

[2] Джавахишвили И. А. Экономическая история Грузии, кн. I, 1930, с. 294. (на груз. яз.).

[3] Бердзенишвили Н. А. Указ. соч., с. 426.

[4] Памятники. I, с. 81. Рус. пер. Е. Такаишвили; Источники грузинских летописей. Три хроники. Тбилиси, 1900, с. 6.

[5]Памятники, I , с. 29. По мнению Л. А. Чилашвили, указание на строительство Руставского канала в IV в. следует понимать как сведение об обновлении и расширении более древнего канала. (См.: его. Город Рустави, 1959, с. 39, на груз. яз.).

[6] Бердзенишвили Н. А. Указ. соч., с. 362.

[7] Там же, с. 373.

[8] Джавахишвили И. А. Экономическая история Грузии, кн. I, с. 319.

[9] Там же, с. 328.

[10] Там же, с. 344.

[11] Читая Г. С. Культура мотыги в Западной Грузии. — ТИИ, IV, 2, 1959, с. 153.

[12] Джавахишвили И. А. Указ. соч., с. 351.

[13] Джанашиа С. Н. Феодальная революция в Грузии. Труды, I, с. 351. (Н. Бердзенишвили считает, что крест в руках Нино превращается в крест из обрезка лозы лишь в IX в. — Ред.).

[14] Там же, с. 282.

[15] Джанашиа С. Н. Труды. I; Очерки истории Грузи, I. Тбилиси, 1970, с. 594 (на груз. яз.).

[16] Джанашиа С. Н. Указ. соч.

[17] «Мамасахлиси» — букв. «отец дома».

[18] Богверадзе А. Политическое и социальноэкономическое развитие Картли в IV — VII вв. Тбилиси, 1979, с. 68 (на груз. αγρяз.).

[19] Памятники, I, с. 92.

[20] Габашвили В. Н. Социальноэкономические термины персидского происхождения в грузинских источниках. — ВИНК, Тбилиси, 1966 (на груз. яз.).

[21] Очерки истории Грузии, I, с. 595 (на груз. яз.).

[22] Там же, с. 596.

[23] Лордкипанидзе М. Д. К вопросу о формах землевладения в Грузии IX — X вв. — МИГК, 1962, вып. 34, с. 5 — 7 (на груз. яз.).

[24] Надареишвили Г. О терминах «агараки» и «прастини». — Вопросы истории грузинского права, III, 1979, с. 4, 16 (на груз, яз.).

[25] Еремян С. Т. О рабстве и рабовладении в древней Армении. — ВДИ, 1950, № 1, с. 133.

[26] «Кана» — букв, пашня.

[27] Джавахишвили И. А. История грузинского права, кн. II, ч. II, 1929, с. 395 — 397 (на груз, яз.).

[28] Надарейшвили Г. Об объектах вещественного права. Вопросы  истории грузинского права, I, 1973, с. 1ЗЗ (на груз. яз.).

[29] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. I, с. 370.

[30] Надареишвили Г. Указ. соч., с. 76.

[31] Если эта справка Страбона не древнее его времени.

[32] Сургуладзе И. Право собственности феодальной Грузии в IV — Х веках. — Вопросы истории грузинского права, I, с. 169—170 (на груз. яз.).

[33] Джанашиа С. Н. Труды, I, с. 287.

[34] Очерки истории Грузии, I, с. 575—577 (на груз. яз.).

[35] Богверадзе А. Указ. соч., с. 150—157, 221—222; За последнее время в нашей историографии высказано совершенно противоположное традиционному взгляду о соотношении «даба» и «сопели» мнение. (См.: Мусхелишвили Д. Л. К вопросу о периодизации истории Грузии феодальной эпохи (IV—X вв.). — Мацне 1980, №2, с. 149, прим. 27 и с. 158, прим. 64).

[36] Из архива Н. А. Бердзенишвили, 3/19/Г. с. 12.

[37] Абуладзе И. Труды, II. Тбилиси, 1976, с. 165 (на груз. яз.).

[38] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. I, с. 424.

[39] См.: Гамсахурдиа Т. О древнем торговом пути Закавказья. — Вестник АН ГССР, 1966, т. ХLЛ, № 3.

[40] Капанадзе Д. Г. Нумизматические находки мцхетской археологической экспедиции за 1937—1948 и 1951 гг. — МАРК, I. 1955, с. 81 (на груз. яз.).

[41] Капанадзе Д. Г. Грузинская нумизматика. М., 1955. с. 47—48; А б р а м и ш в и л и Т. Византийские монеты Государственного музея Грузии. Тбилиси, 1966 (на груз, яз.); Джалагания И. Л. Иноземная монета в денежном обращении Грузии V—XIII вв. Тбилиси, 1979, с. 8—35.

[42] Вигу I. В. Hisтогу оf the Lаtег Rоman Еmpiге fгоm thе Dеаth оf Тhеоdоsсus I то thе Death оf .Justinian, v. II. New Yогк, 1958, р. 3.

[43] Прокопий Кесарийский, ВВ, II, с. 25;Georgica, II, с. 88.

[44] Мовсес Каланкатваци. История Албании. Тбилиси, 1913, с. 182 (на арм. яз.).

[45]Чубинашвили Г. История грузинского искусства. Тбилиси, 1936. с. 24, 80 (на груз. яз.).

[46] Каухчишвили С. Новооткрытая греческая надпись из МцхетаСамтавро. — Вестник АН ГССР, 1943, т. IV, №6.

[47] Угрелидзе Н. К истории стекольного производства Картли в раннем средневековье. Тбилиси, 1967, с. 19, 21 (на груз. яз.).

[48] Чилашвили Л. Городище Урбниси. Тбилиси, 1964, с. 118—120. (на груз. яз.).

[49] Мусхелишвили Д. Л. Город Уджарма. Тбилиси, 1956, с. 68 (на груз. яз.).

[50] КЦ, I, с. 205.

[51] Памятники, I, Тбилиси, 1963, с. 84. В пер. Е. Такаишвили: «Царь же скоро выстроил церковь в нижнем саду» (см.: СМОМИК, вып. XXVIII. Тбилиси, 1900, с. 19—20).

[52] Чилашвили Л. Город Рустави. Тбилиси, 1958. с. 46 (на груз. яз).

[53] КЦ, I, с. 198—199.

[54] КЦ, I, с. 59.

[55] КЦ, I, с. 199.

[56] Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 75.

[57] Месхиа Ш. А. Города и городской строй, с. 27, 28.

[58]Ломтатидзе Г. Археологическая изученность Тбилиси. — ТИИ АН ГССР, т. V, вып. I, 1960, с. 169 (на груз. яз.).

[59] Памятники, I, с. 94—95; СМОПК, XXVIII, с. 42.

[60] Чилашвили Л. Город Рустави, с. 45 — 46.

[61] Hübschmann Ü. Die altarmenischen Ortsnamen. Strasssburg, 1904, S. 460—461.

[62] Месхиа Ш. А. Из истории социальных отношений в городах Грузии. — Мимомхилвели, II, 1951, с. 89 (на груз. яз.).

[63] Такая же картина вырисовывается при начавшихся в 1971 г. раскопках на городище Настакиси, расположенном на широком поле у слияния рек Ксани и Куры. Особенно широко эти раскопки развернулись с 1978 г. На сегодняшний день археологически изучена площадь свыше 10 га, в результате чего установлено, что городское поселение на этом месте зародилось уже в раннеэллинистическом периоде. В интересующий нас период, т. е. в IV—VII в., Настакиси являлся густонаселенным городом, в экономике которого, кроме ремесленного производства и торговли, большой удельный вес занимало и сельское хозяйство, о чем свидетельствует множество выявленных здесь «марани» со многими десятками больших винных кувшинов («квеври»). Дома построены из булыжника на глиняном растворе, для перекрытия употреблялась черепица.

Привлекает внимание большой многокомнатный комплекс с огромным залом площадью 244 кв. м, большим «марани» (общая вместимость обнаруженных «квеври» — 1500 декалитров), баней и церковью, который определяется раскопщиком как «дворец спаспета» — главного военачальника царя Картли. Комплекс этот датируется IV—VI в. Особенно интересны несколько раскопанных маленьких зальных церквей, включенных в ансамбли жилых комплексов, самая древняя из которых датируется III в.

В 1980—1982 гг. в северовосточной части городища был расчищен фундамент трехнефной базилики, выложенный из больших глыб песчаник. Стены базилики, как было видно по остаткам сохранившейся на высоте полуметровой восточной стены, были возведены из саманного кирпича. Внешний контур представляет правильный четырёхугольник, (17 х 10 кв. м). Датируется трехнефная базилика V—VI вв. В. VI в. на ее развалинах была возведена уже трехцерковная базилика меньшего, размера (13,5 х 10 кв. м), разрушенная в конце VII или в начале VIII в., когда город прекратил свое существование. (См.: Бохочадзе А. В. Результаты работ археологической экспедиции на новостройках двуречья Ксани и Арагви. — В сб.: Археологические исследования на новостройках Грузинской ССР. Тб., 1976, с. 66—68; он же. Настакиси, Саркине, Дзалиси — города Иберии античной эпохи. — КСИА, вып. 151. 1977, с. 9395).

[64] Андроникашвили М. Очерки из ираногрузинских языковых взаимоотношений. Тбилиси, I, 1966, с. 220 — 221 (на груз, яз.).

[65] Там же.

[66] Церетели Г. В. Армазская билингва. – Вестник ИЯИМК, XIII, 1942, с. 43 (на груз. яз.)

[67] Фавстос Бузанд. История Армении. Пер. М. А. Геворкяна. , 1953, с. 162.

[68] «Тадзреулни» буквально означает «дворовые». Они несли, главным образом, воинскую службу при царе. (См.: Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с. 423 — 425).

[69] Чикобава А . Древнейшее строение именной основы в картвельских языках, 1942, 147 (на груз. яз.).

[70] Джанашиа С. Н. Труды, I, с. 159, 285.

158 Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с, 468.

159 Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. VIII, с. 175.

161 Богверадзе А. А. Из истории раннефеодальных общественных отношений в Картли, с. 84 — 85.

162 Кекелидзе К. С. Этюды, III, 1955, с. 1.64.

[74] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. VIII, с. 74.

[74] История Грузии, I. Уч. пособие. Тбилиси, 1962, с. 210.

162 Кекелидзе К. С. Этюды, III, 1955, с. 1.64.

[74] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. VIII, с. 74.

[74] История Грузии, I. Уч. пособие. Тбилиси, 1962, с. 210.

162 Кекелидзе К. С. Этюды, III, 1955, с. 1.64.

[76] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. VIII, с. 74.

[77] История Грузии, I. Уч. пособие. Тбилиси, 1962, с. 210.

[78] Джанашиа С. Н. Труды, I, с. 272.

[79] Там же, с. 278.

[80] Чикобава А. Указ. соч., с. 147.

[81] История Грузии, I. Вспомогательный учебник, 1958, с. 69 (на груз.яз.).

[82] Меликишвили Г. К истории древней Грузии, с. 401. Употребление термина «мдабиури», встречающегося в «Мученичестве Евстате Мцхетели» в значении члена этническорелигиозной общины недавно было поставлено под сомнение (см.: Мусхелишвили Д. Л. К вопросу о периодизации истории Грузии феодальной эпохи. — Мацне, 1980, № 2, с. 149, прим. 27, на груз. яз.).

[83] Марр Н. Я. Батум, Ардаган, Карс — исторический узел межнациональных отношений Кавказа. Петроград, 1922, с. 31.

[84]Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана. Спб., 1908, с. 436.

[85] Абуладзе И. Из древнегрузинской лексики. — Вестник ИР, 1959, I, с. 168—169.

[86] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с. 420.

[87] Там же.

[88] Абуладзе И. Указ. соч., с. 146.

[89] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с. 420.

[90] Абуладзе И. В. Труды. II, 1976, с. 29 (на груз. яз.).

[91] Там же, с. 25.

[92] Там же, с. 25 — 26.

[93] История Грузии. Уч. пособие, с. 131.

[94] Джавахов И. А. Государственный строй древней Грузии и древней Армении. Спб., 1905, с. 73.

[95] Акопян С. Е. История армянского крестьянства (IV — XIII вв.). Автореф. дисс. д-ра ист. наук. Ереван, 1952, с. 28.

[96] Еремян С. Т. О рабстве и рабовладении в древней Армении. — ВДИ, 1950, №1, с. 19.

[97] Там же, с. 21.

[98] Там же, с. 22.

[99] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, I, с. 426.

[100] Там же.

[101] КЦ, I, с. 126.

[102] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. I, с. 242.




ГЛАВА II

ЗАПАДНАЯ ГРУЗИЯ — ЭГРИСИ (ЛАЗИКА) В IV —  V ВВ.

 

§ 1. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЭГРИССКОГО ЦАРСТВА

В IV —  V ВВ.

 

В IV в. происходит дальнейшее усиление Эгрисского (Лазского) царства, расположенного в центральной части Западной Грузии, показателем чего служит в первую очередь его территориальное расширение.

Анализ сведений Аммиана Марцеллина и данные более поздних византийских авторов, в первую очередь Прокопия Кесарийского, делают очевидным, что территория Лазского царства в южном направлении достигла сектора устья р. Чорохи[1]. Царство макронов и гениохов, а также подвластная Иберии область зидритов, в первых веках н. э. упоминаемые на Юго-Восточном побережье Черного моря, более не встречаются в источниках. Непосредственно к территории Эгрисского царства с юга примыкает горная область полунезависимых племен — чанов, а затем уже начинаются земли, входящие в пределы Римской империи; города Ризий и Атина принадлежат римлянам[2]. Следовательно, часть территории бывшего царства макронов и гениохов вошла непосредственно пределы Римской империи (окрестности Ризия и Атины), часть сохраняет независимость; Иберия вытеснена из прибрежной зоны, а область зидритов отошла к Лазскому царству[3].

Прокопий Кесарийский, описывая проживающие между Лазикой и римскими владениями чанские племена, отмечает что, хотя они и не являются подданными ни лазов, ни римлян, всё же священнослужителей им назначают лазские епископы[4]. Это сведение указывает на определенное культурно-политическое влияние Лазики на соседние чанские племена[5].

Расширилась территория Лазского царства и в восточном направлении, и его граница с Иберией в это время проходит по линии, соединяющей крепости Шорапани и Сканда, причем последние, некогда принадлежавшие Картлийскому царству, входят с IV в. в пределы Лазики[6].

Особенно значительным был территориальный рост Эгриcского царства в северном направлении. Между 389 — 395 гг. лазские цари подчинили себе горную Сванети[7]; этому предшествовало присоединение к Лазскому царству территории апсилов, абазгов и санигов, а также проживающих вблизи от крепости Цебельды сванских племен мисимиан и области Сквимнии (совр. Лечхуми)[8].

Следовательно, к концу IV в. Эгрисское царство объединило всю Западную Грузию. Его территория вдоль Черноморского побережья простиралась от района Гагра-Бичвинта до сектора устья р. Чорохи, на востоке она доходила до Лихского (Сурамского) хребта, на севере включала современные Абхазию и Сванети.

Конец IV в. — это эпоха наибольшего усиления Эгрисского царства. Процесс этот происходил постепенно и был обусловлен рядом причин. К концу III в. центр Римской империи переместился на восток, что было обусловлено более высоким уровнем экономики восточных провинций, меньшим упадком торговли и городской жизни в этой части государства, а также военно-политической ситуацией — с этого времени основным противником Рима стал сасанидский Иран[9]. Это обстоятельство временно укрепило господство Рима не только в восточных провинциях, но и в вассальных и зависимых от него царствах и княжествах Востока. В III — первой половине IV в. Рим еще в состоянии оказывать Ирану достойное противодействие и сохраняет свои позиции в Закавказье и Месопотамии[10]. Однако со второй половины IV в. позиции Восточно-Римской империи на Востоке значительно ослабли. В борьбе с Ираном она потерпела ряд крупных поражений: в 363 г. императору Иовиану пришлось заключить с шахом Шапуром II (309 — 379) весьма невыгодный мир, по условиям которого Ирану возвращались ранее захваченные Римом провинции и последний фактически признавал преимущество Ирана в Армении, обязавшись не вмешиваться в армянские дела[11]. В 377 г. император Валент, под давлением осложнений в Балканских провинциях, был вынужден вовсе отказаться от Армении, где прочно утвердился Иран, захвативший большую часть этой страны. В 70-х гг. IV в. установилось иранское господство и в Картли[12].

В создавшейся ситуации, когда почти все Закавказье оказалось в руках сасанидского Ирана, Восточно-Римской империи было важнее иметь здесь не покорных вассалов в лице мелких княжеств, а сильного союзника, имевшего возможное противостоять Ирану. Этим и объясняется тот факт, что Византия вынуждена была не только мириться с усилением Лазского царства и объединением под его властью всей Западной Грузии, но и способствовать этому процессу.

Усилению Лазского царства способствовала также активизация северных кочевых племен и их набеги на восточные провинции Римской империи. Еще в III в. Риму приходится вести тяжелую борьбу с готами, которые производят нападения на Боспор, а оттуда на Малоазийские провинции, используя путь вдоль Восточного побережья Черного моря, где с ними активно борется население Западной Грузии[13].

В IV в. готов сменили гунны, разгромившие в 70-х гг. IV в. объединение аланов и начавшие опустошать Боспорское царство; отсюда через кавказские перевалы они вторгаются и в южные римские области[14]. В этих условиях защита кавказских перевалов становится для Византии вопросом первостепенной важности, и сильное Лазское царство, и в этом отношении приобретает для Рима особое значение. Недаром Прокопий Кесарийский подчеркивает, что «против варваров, проживающих на Кавказе, только Лазика является оплотом»[15]. В другом месте тот же Прокопий отмечает, что единственной обязанностью лазов перед римлянами является защита своих северных границ, «дабы вражески настроенные гунны не могли бы из сопредельных с ними Кавказских гор, пройдя через Лазику, вторгнуться в римские владения»[16].

Усиление Лазского царства обусловливалось и взаимоотшениями с Иберией, особенно усилившейся во II в., когда она отторгла у Колхиды ее восточную область — Аргвети — и, подчинив территорию племени зидритов и тем самым, вклинившись в подвластные Риму области, пробилась к Черноморскому побережью. Не вызывает сомнения, что в то время Иберия имела намерение подчинить себе всю Западную Грузию, что серьезно ущемило бы интересы Рима в Закавказье. Следовательно, и в этом отношении для Рима лазы представляли собой необходимых союзников. Когда же в результате активизации сасанидского Ирана к IV в. началось ослабление Иберии, Эгриси ликвидировала ее господство в Аргвети и сама утвердилась в этой области[17]. В то же время, благодаря совместным усилиям Лазики и Рима, Иберия была вытеснена из причерноморской области зидритов, отошедшей к Эгрисскому царству.

Таким образом, усиление Лазского царства происходило вопреки интересам Восточно-Римской империи, а, наоборот, Риму нужен был в Закавказье сильный союзник, хотя бы формально считавшийся его вассалом. Однако вместе с тем усиление и расширение Эгрисского царства все же было связано ослаблением Рима. В III—IV вв. Римская империя была не в состоянии самостоятельно решать все те политические проблемы, о которых речь шла выше. Поражения, нанесённые ей сасанидским Ираном, утверждение последнего в странах Закавказья (в Армении, Албании и Картли), а также нашествия северных кочевников вынуждали Рим мириться со стремлениями правящих кругов Лазики к самостоятельности и расширению своей политической власти и даже способствовать этим стремлениям. Это было логическим продолжением постепенного ослабления римских позиций на Востоке, имевшего место еще в первых веках н. э.

Чем объясняется, что именно Лазское царство выступило и роли объединителя всей Западной Грузии? Это, в первую очередь, следует связать с его экономическим положением.

Расположенное в центральной и самой плодородной части древней Колхиды, это царство в хозяйственном отношении являлось ведущим регионом Западной Грузии. Достаточно сказать, что в пределы Эгриси входила область Мохерезис, которая, согласно описанию того же Прокопия, имела «множество многолюдных поселков. Из всех земель Колхиды это самая лучшая. Тут выделывается вино и растет много хороших плодов, чего нет нигде в остальной Лазике»[18].

Анализ сведений Прокопия позволяет установить, что собственно область Мохерезис находилась между реками Риони и Цхенисцкали и ее основным центром являлся г. Кутаиси[19]. Однако в широком понимании Мохерезис охватывал довольно обширную территорию, включавшую низменные части нынешних Кутаисского, Багдадского (Маяковского), Ванского, Самтредского, Абашского и Мартвильского (Гегечкорского) районов, представляющих в хозяйственном отношении единое целое, о чем свидетельствует факт возникновения здесь древних и богатых западногрузинских городов — Кутаиси, Вани, Мохириси, Родополиса, а также древнегрузинское название всей этой области — Самокалако (буквально — область городов)[20].

Достаточно плодородной была и примыкающая к Мохерезису с запада область (нынешние Цхакаевский и Хобский районы), центром которой являлась столица Эгрисского царства г. Археополис на р. Техури и где находились также значительные крепости Оногурис и Несос[21].

Не следует забывать, что через Лазику проходила и основная водная магистраль, соединяющая Причерноморье с внутренними областями Закавказья — река Фазис-Риони, в устье которой располагался г. Фазис, древнейший и значительнейший торговый порт колхов, также принадлежавший Эгрисскому царству. По Эгриси проходил и основной наземный путь, ведущий от побережья Черного моря на восток в Иберию. Кроме того, в Эгриси скрещивались и другие торговые магистрали, связывающие Западную Грузию с Арменией (через Зекарский перевал), а также с Рача-Лечхуми Абхазией, а отсюда, через кавказские перевалы, с Северным Кавказом[22].

Все это делало Эгриси ведущей областью Западной Грузии и способствовало ее усилению, предопределяя тот факт, что именно она выступила в роли объединителя всей Западной Грузии.

Итак, к концу IV в. Западная Грузия оказалась объединенной под властью Эгрисского (Лазского) царства. Цари лазов продолжали оставаться в вассальной зависимости от византийского императора, но эта зависимость носила лишь формальный характер. На территории Лазики в IV—V вв. уже нигде не были расквартированы римские гарнизоны[23]. Византийские историки прямо пишут, что лазы не платили дани и ни в чем другом не подчинялись римлянам; их единственной обязанностью была защита северных рубежей от набегов кочевых племен[24], но эта «обязанность» полностью совпадала с собственными интересами Лазского царства: ведь в защите своих северных границ от вторжения кочевников были в первую очередь заинтересованы сами лазы.

Внешним выражением вассальной зависимости от Византии являлся обычай назначения царя: «Когда у них (у лазов — Н. Л.) умирал царь, — пишет Прокопий Кесарийский, — царь римлян посылал наследнику престола символы власти»[25]. То же самое подтверждает и Агафий, подробно перечисляя те знаки царской власти, которые по издревле принятому обычаю император посылал лазским царям[26]. Царь лазов имел и собственных вассалов. Так, например, хотя абазги имели двух местных правителей (архонтов), они издревле являлись подданными лазских царей[27]. Собственных правителей имели также племена Сквимнии (груз. Лечхуми) и сванов, хотя и они были подданными лазского царя, который в случае смерти князя назначал им нового, но обязательно из числа местной знати.[28]

Из сведений Менандра Протиктора о зависимости сванов от лазских царей явствует, что сваны платили дань в виде меда, и других продуктов[29]. Следовательно, правители зависимых от лазского царя племен были обязаны платить дань; самих правителей утверждал царь лазов, и, надо полагать, те были обязаны нести и военную службу, в частности защищать северные рубежи Лазского царства[30].

Таким образом, вассалами лазских царей являлись сваны, лечхумцы и абазги, хотя эти последние, как видно, пользовались большей независимостью, ибо в источниках ничего не говорится об утверждении их архонтов лазскими царями.

Что касается Апсилии и области мисимиан, то их зависимость от царей Лазики носила иной характер. В источниках нет никаких сведений о политическом статусе Апсилии кроме того, что апсилы являлись подданными лазских царей; в них вообще не упоминаются собственные правители апсилов, а в одном месте Прокопий рассказывает, что Апсилией фактически правил знатный лаз Тердат, имевший среди лазов звание магистра[31]. Это дает основание полагать, что Апсилия, вернее, её южная часть, непосредственно входила в состав Лазского царства в качестве ее провинции, подобно восточногрузинским эриставствам[32]. Сопоставление сведений византийских, армянских и грузинских источников позволяет сделать вывод о том, что некогда самостоятельное царство апсилов в IV в. оказалось поделенным между Лазикой и Абазгией. Южная часть этнографической Апсилии, расположенная между реками Эрисцкали (или Гализга) и Кодори, вошла в состав Лазики, область же северо-западнее Кодори была присоединена к Абазгии (Абхазети по грузинским источникам), хотя политически и эта последняя подчинялась эгрисскому царю[33].

Как и Апсилия, провинцией (эриставством) Лазского царства являлась и область мисимиан (одного из сванских племен), в отличие от остальной Сванети, непосредственно вошедшая в состав Эгрисского царства[34].

Такое положение Эгрисского царства сохранилось примерно на протяжении одного столетия. К 70-м гг. V в. оно явно ослабевает, что, в частности, выразилось в потере им власти над Сванети[35].

В научной литературе высказано предположение, что ослабление Эгрисского царства было обусловлено усилением соседней с ним Картли при царе Вахтанге Горгасале. В описании царствования Вахтанга летописец Джуаншер рассказывает о победоносном походе картлийского царя в Западную Грузию и о захвате им всех эгрисских крепостей вплоть до Цихегоджи — главного города Эгриси[36]. В перечне эриставов, подвластных Вахтангу Горгасалу, летописец упоминает эриставов Эгриси, Сванети, Маргви и Таквери[37]. Именно на основании этих сведений некоторые ученые и делают вывод, что при Вахтанге Горгасале определенные районы Западной Грузии, в том числе Аргвети (Маргви) и Сванети, вошли в состав Картлийского царства[38].

Однако сведения Джуаншера, зачастую содержащие явные ошибки и анахронизмы, кажутся во многом сомнительными[39]. Скорее всего относительное ослабление Лазского царства было вызвано его конфликтом с Византийской империей, имевшим место в 50 — 60-х гг. V в. Приск Панийский рассказывает, что при императоре Маркиане (450 — 458) царь лазов Губаз восстал против Империи. Маркиан послал против лазов войска, которые вступили с ними в войну и затем вернулись к себе, но императорский двор готовился возобновить военные действия и даже подумывал о привлечении к этой войне Ирана. Со своей стороны Губаз тоже предпринял шаги для заключения союза с персидским царем (по времени это должен быть Ездегирд II — 439 — 457 гг.), но последний вел в то время войну с вторгшимися в Иран гуннами-кидаритами и отказал Губазу в помощи. После этого у царя лазов не оставалось иного выхода, как послать к императору послов и попытаться уладить конфликт мирным путем. В то время в Лазике вместе с Губазом царствовал и его сын Цатэ. Маркиан, через магистра Евфимия, потребовал, чтобы или сам Губаз отказался от короны, или заставил отречься от царствования Цатэ; тем самым император, как видно, пытался посеять раздор между отцом и сыном; но Губаз предпочел отказаться от престола в пользу сына. Когда основное требование императора было исполнено, последний потребовал от эгрисского царя явиться в Константинополь и отчитаться в своих поступках. Губаз согласился и на это, но попросил у присланного к нему для переговоров Дионисия гарантию неприкосновенности[40].

Однако переговоры длились, как видно, довольно долго, поскольку, как явствует из другого фрагмента труда того же Приска Панийского, Губаз прибыл в Константинополь лишь после пожара, происшедшего в 465г., уже при императоре Льве I. Лазского царя при императорском дворе сперва осудили за восстание, но затем обошлись с ним доброжелательно и с миром отпустили на родину, утвердив царем Лазики Цатэ[41].

Из всего этого рассказа, к сожалению, не видно, каковы были конкретные причины восстания Губаза и масштабы тех военных операций, которые византийские войска провели в Лазике. На последний вопрос в какой-то мере проливают свет результаты археологических раскопок последних лет в с. Нокалакеви, где сохранились руины древней столицы Эгрисского царства — Цихегоджи-Археополиса. На некоторых памятниках этого городища явно сохранились следы крупных разрушений и пожара, имевших место где-то во второй половине V в.[42] Не исключено, что столица Эгриси пострадала именно во время военных действий между византийцами и лазами, о которых упоминает Приск[43].

Что касается причин восстания, то можно предположить, что Губаза толкнули на него те осложнения, которые претерпевала в то время Византийская империя. Еще в начале V в. Византия вынуждена была бороться с нашествием вандалов, а в 441 — 442 и 447 — 452 гг. в ее пределы вторглись гунны под предводительством Аттилы, и Империя покупает мир по весьма высокой цене. Значительные последствия имела и конфессиональная борьба в самой Империи: возникновение новых ересей — несторианства и в особенности монофизитства, вызвало не только раскол, но и стремление к независимости ряда восточных провинций, население которых использовало монофизитство как знамя в борьбе против императорской власти. Острая борьба идет и между византийской аристократией и вновь выдвинувшейся «варварской» знатью.

Эта сложная внешняя и внутренняя обстановка, сложившаяся в Византии в середине V в., могла показаться правящим кругам Эгрисского царства благоприятной для выступления против Империи и освобождения от той формальной зависимости, которая связывала Лазику с Византией. Однако правительство Маркиана смогло, так или иначе, справиться с непосредственной угрозой. Ослабление опасности на западных границах позволило Маркиану активно отреагировать на действия царя Лазики и заставить его вновь подчиниться Империи, тем более, что и ожидаемая Губазом помощь со стороны сасанидского Ирана не могла быть им получена.

Неудачное выступление Губаза против Византии и поражение его политики вызвали ослабление Лазского царства, результатом чего и явилась потеря им Сванети. По словам византийских послов в Иране, приведенным Менандром, зависимость Сванети от Лазики продолжалась до царствования Льва I (457 — 474) и персидского царя Пероза (459 — 484)[44]. Следовательно, между 459 — 474 гг. Сванети могла обрести независимость. Очевидно, сваны воспользовались осложнениями между Лазикой с Византией и неудачей политического курса Губаза.

Вскоре же после урегулирования описанного конфликта у Эгрисского царя возникли осложнения с правителями сванов, поскольку последние начали против него военные действия. Сохранился фрагмент сочинения Приска Панийского, где рассказывается, что сваны начали против Лазского царя войну, дабы вернуть себе те крепости, которые у них ранее были отняты, и царь лазов был вынужден просить у императора войска для подмоги. Император послал в Лазику отряд под командованием военачальника Ираклия, но «парфяне» и иберы, воевавшие с лазским царем, пошли походом против других племен, и царь отослал византийские войска обратно. Однако «парфяне» вновь возобновили войну с царем, который опять призвал римлян на подмогу. Последние обещали прислать войска, но к ним явились «парфянские» послы и заявили, что гунны-кидариты побеждены ими[45]. К сожалению, фрагмент на этом кончается и остается неясным, чем же закончился конфликт между сванами и лазами.

Упоминание в этом фрагменте иберов, которые совместно с персами и сванами ведут войну с лазским царем, дает которым исследователям основание считать это сведение Приска подтверждением вышеупомянутых данных грузинской летописи о захвате царем Картли Вахтангом Сванети и Эгриси[46]. Действительно, Вахтанг Горгасал был современником этих событий, и не исключено, что его военные силы принимали участие в оказании помощи сванам в их борьбе с эгрисским царем.

Во всяком случае, ясно одно — Сванети была утеряна Эгрисским царством. О дальнейших событиях истории Эгрисского царства, вплоть до 20-х гг. VI в., нам ничего неизвестно. Можно лишь предполагать, что оно постепенно слабеет и господство Византии приобретает здесь все более реальный характер[47].


[1] Подробно см.: Ломоури Н. Ю. История Эгрисского царства. Тбилиси, 1968, с. 67 — 70 (на груз. яз.).

[2] Прокопий Кесарийский. Война с персами, II, с. 29. Изд. I. Haury, Lipsiae, кн. I, 1905; он же. Война с готами, VIII, с. 2. То же изд., кн. II, 1907.

[3] Меликишвили Г. А. К, истории древней Грузии, с. 387 — 391; Ломоури Н. Ю. История Эгрисского царства, с. 68 — 69.

[4] Прокопий. Война с готами, VIII, с. 2.

[5] Г. А. Меликишвили полагает, что это указание Прокопия свидетельствует о непосредственном подчинении чанских племен Лазским царством после 60-х гг. IV в. (См.: его. К истории древней Грузии, с. 390 — 391). К такому же выводу, на основании сведений «Армянской географии», приходит и Д. Л. Мусхелишвили. (См.: его. Основные вопросы исторической географии Грузии. Тбилиси, 1977, с. 92 — 96, на груз. яз.).

[6] Прокопий. Война с готами, VIII, с. 13.

[7] Менандр. Фр. I. Изд. С. Dе Воог, Вегоlini, 1903.

[8] Джанашиа С. Н. Возникновение Эгрисского царства. Труды, т. II, Тбилиси, 1952, с. 317 — 318 (на груз. яз.).

[9] Stein Е. Geschichte spätrömischen Reiches. Wiеn, 1828, S.7—9; Оstrogorskу G. Geschichte dеs Вyzantinischеn stааеs. Мünchеn, 1940, S. 24 — 25; История Византии, т. I. М., 1967, с. 101 и след.

[10] Моммзен Т. История Рима, т. I. М., 1949, с. 379 — 399; Пигулевская Н. В., Якубовский А. Ю. и др. История Ирана с древнейших времен до конца XVIII в. Л., 1958, с. 39 — 40.

[11] СМН, I, 1936, с. 84 — 85.

[12] Очерки истории СССР, III—IX вв., с. 193; Адонц Н. Армении и эпоху Юстиниана. Ереван, 1971, с. 28 — 29; Такаишвили Е. Описание, т. II, вып. IV, Тифлис, 1906—1912, с. 720; КЦ, I, 1955, с. 136.

[13] Зосим. Новая история, I, с. 31—33; Меликишвили Г. А К истории древней Грузии, с. 379 — 380.

[14] Бернштам А. Н. Очерк истории гуннов. Л., 1951, с. 143 — 153.

[15] Прокопий. Война с персами. II, с. 28.

[16] Там же, с. 15.

[17] Меликишви л и Г. А. К истории древней Грузии, с. 383 — 384.

[18] Прокопий. Война с готами, VIII, с. 14.

[19] Джанашиа С. Н. Труды, И, с. 320 — 321; Мусхелишвили Д. Л. К вопросу о центре Эгрисского царства. — В сб.: Кавказ и Средиземноморье. Тбилиси, 1980, с. 135 — 138.

[20] Джанашиа С. Н. Труды, II, с. 321.

[21] Агафий. История, II, 22; III, 7; IV, 9; Georgica, III, с. 316 — 317.

[22] Ломоури Н. Ю. К вопросу о торговых путях древней Грузии, — ТИИ, т. IV, вып.1,1958; Мусхелишвили Д. Л. Основные вопросы исторической географии Грузии, с. 114, 122 и след.

[23] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с. 385; Ломоури Н. Ю. К выяснению некоторых сведений Notitia dignitatum. — Труды ТГУ, т. 162, 1975, с. 65 — 78 (на груз. яз. с рус. резюме).

[24] Прокопий. Война с персами. II, 15.

[25] Прокопий. Война с готами, II, 15.

[26] Агафий. История, III, 15.

[27] Прокопий. Война с готами, VIII, 3.

[28] Там же, 2.

[29] Менандр Фр. 12, НGМ, II, с. 30 — 31.

[30] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с. 384.

[31] Прокопий. Война с готами, VIII, 10.

[32] Мусхелишвили Д. Л. Указ, соч., с. 130 — 131.

[33] Там же, с. 117 — 120.

[34] Там же, с. 131.

[35] Менандр Фр. II, НGМ, II, с. 31.

[36] КЦ, т. I, с. 157.

[37] Там же, с.185.

[38] Меликишвили Г. А. К истории древней Грузии, с. 386; Мусхелишвили Д. Л. Указ, соч., с. 206 — 214; Лордкипанидзе М. Д. Картли во второй половине V века. Тбилиси, 1979, с. 46 — 47 (на груз. яз.).

[39] Подробно об этом см.: Ломоури Н. Ю. История Эгрисского царства, с. 80 — 84.

[40] Приск Панийский. История, фр. 25 — 26, HGM, I, с. 336 — 338.

[41] Там же, с. 345.

[42] Закарая П. П., Ломоури Н. Ю., Леквинадзе В. А., Гвинчидзе Г. О. Краткий отчет работ Нокалакевской экспедиции за 1974—75 гг. — АЭГМГ, V, 1977, с. 104, 111; Ломоури Н: Ю. К истории взаимоотношений Лазского (Эгрисского) царства и Византии в V в. — Византийские очерки. М., 1982, с. 32 — 34.

[43] Не могли ли эти разрушения быть результатом борьбы с Картли? (Ред.).

[44] Менандр. Фр. II, НGМ, II, с. 31.

[45] Приск Панийский. История, фр. 41, НGМ, I, с. 349 — 350.

[46] Лордкипанидзе М. Д. Картли во второй половине V в., с. 47 (там же ссылка на литературу).

[47] Отсутствие в письменных источниках сведений об эгрисских царях указанного отрезка времени, сообщение Приска Панийского об участии иберов в борьбе с лазами, при наличии указания грузинской летописи о существовании Эгрисского эриставства в составе Картлийского царства, дает основание предполагать подчинение Западной Грузии Иберией (Картли) в царствование Вахтанга Горгасала. (Ред.)



§ 2. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЭГРИССКОГО ЦАРСТВА

 В IV — V ВВ.

 

Политическое объединение страны и усиление Лазского царства несомненно способствовало общему экономическому подъему, что выразилось, в первую очередь, в развитии торговых взаимоотношений и оживлении городской жизни.

О торговых связях лазов с римлянами неоднократно говорит Прокопий Кесарийский[1]. Агафий Миринейский же следующим образом характеризует лазов: «Нынешние жители Лазики занимаются и мореходством, насколько им это удается, большую пользу получают и от торговли. Они уже не являются варварами, и образ жизни у них не варварский»[2].

Что эти сравнительно поздние сведения можно отнести и к данному периоду, доказывает археологический материал из различных пунктов Западной Грузии, содержащий множество импортных изделий и свидетельствующий о тесных связях городских центров Эгриси с восточными и западными провинциями Римской империи.

Так, например, большая часть стеклянной посуды из Бичвинты (Пицунды) и Сухуми является импортной. Особо следует отметить образцы стеклянной посуды с синими напаями, найденные также в Цебельде (Ольгинское) и в Кобулети. Центрами производства этих изделий считают Кёльн (на Западе) и Александрию (на Востоке)[3].

В огромном количестве встречаются в Бичвинте и Сухуми, в слоях IV — Vвв., импортные амфоры, в частности амфоры с гофрированной поверхностью и с глубоким и частным рифлением, а также небольшие амфоры из коричневой, слюдянистой, хорошо отмученной глины, являющиеся самосскими изделиями[4]. Подобные амфоры найдены и в Нокалакеви[5]. В значительном количестве засвидетельствована в Западной Грузии импортная краснолаковая керамика IV — V вв. Правда, определить производственные центры различных типов этой керамики данного времени весьма трудно. Иноземная по форме, краснолаковая керамика, найденная в Бичвинте, Сухуми, Гонио-Апсаре, частично, может быть, изготовлена и на месте, но среди фрагментов этой посуды выделяются многочисленные экземпляры, явно импортные[6].

Вышеизложенные факты свидетельствуют о довольно тесных торгово-экономических связях Западной Грузии с римско-византийским миром. В источниках сохранились весьма скудные сведения о том, что вывозилось из Западной Грузии в другие страны. Прокопий Кесарийский отмечает, что лазы в обмен на необходимые им предметы и товары отдавали кожу, кожаные изделия и рабов[7]. Но, надо полагать, этим не исчерпывается экспорт Лазики. Тот же Прокопий приводит слова лазских послов при персидском дворе, которые предлагают персидскому царю построить на Черном море флот[8]. И если вспомнить, что еще Страбон считал Колхиду страной, богатой лесом[9], то можно предположить, что и этот последний входил в состав лазского экспорта.

На основании данного указания Прокопия Кесарийского относительно торговли лазов можно также предположить, что торговые отношения имели характер натурального обмена. В другом месте историк высказывается еще конкретнее:

«За нужные им товары они платят не деньгами, а кожами, рабами и тем, что у них окажется в избытке»[10]. Но, как справедливо заметил С. Н. Джанашиа, эти сведения Прокопия содержат явное преувеличение, т. к. деньги в торговом процессе лазов должны были играть определенную роль[11]. Справедливость этого мнения подтверждается многочисленными находками в Западной Грузии иноземных монет, указывающих на несомненно денежный характер торговых взаимоотношений лазов. Не говоря уже о более ранней эпохе, с III в. в приморских городах Лазики засвидетельствован массовый приток римских монет — т. н. «антонинианов», обращение которых продолжается и в IV в., после чего их место занимают ранневизантийские «солиды», которые становятся одним из основных средств денежного обращения в Западной Грузии[12].

Свидетельством торговых связей Эгрисского царства с восточными провинциями Рима (Византии) является и тот факт, что на римской дорожной карте (т. н. Tabula Peutingeriana), составленной во второй половине IV в. географом Касторием, отмечены и те торговые пути, которые проходили по территории Западной Грузии. Один такой путь шел вдоль Южного и Восточного побережья Черного моря, связывал Малоазийские провинции Рима с Западной Грузией и достигал г. Себастополиса (Сухуми)[13]. Именно этим путем римско-византийские купцы вывозили приобретенное в Эгриси сырье и ввозили свои товары в прибрежные города.

Согласно карте Кастория, из Сабастополиса торговая магистраль поворачивала на юг и, пересекая внутренние области Лазики, достигала Армении, заканчиваясь в г. Арташате. Однако, отмечал С. Н. Джанашиа, несомненно, уже тогда, как и впоследствии, дорога от Себастополиса шла и на Северный Кавказ, что засвидетельствовано и грузинскими источниками[14]. Интересно, что на торговую магистраль, связывающую 3ападную Грузию с Северным Кавказом, указывает в своей «Космографии» т. н. Равенский аноним, составивший это сочинение в VII в. на основании карты Кастория, восполнив её данными других источников[15]. Повторяя описание вышеназванного пути, аноним не прерывает его в Себастополисе, а продолжает вдоль побережья до Таманского полуострова[16].

Наличие этой торговой магистрали в достаточной степени засвидетельствовано археологическими материалами предшествующего времени, когда существовали тесные связи Западной Грузии с Северным Причерноморьем. Однако отсутствие пути от Себастополиса на север на карте Кастория — знаменательный [17], это нашло свое выражение в том факте, что в довольно обширном нумизматическом материале IV в. из Бичвинты Северное Причерноморье представлено всего одной монетой[18]. Это явление связывают обычно с вторжением в Боспорское царство готов, а затем гуннов.

Торговые связи с Византийской империей подтверждаются археологическими материалами из прибрежных городов Эгриси; об участии во внешней торговле населения внутренних районов пока что трудно сказать что-либо определенное, но отдельные факты все же дают основание предполагать кое-какие связи местного населения с внешним миром. В этом отношении примечательно, что в 1963 и 1965 гг. близ Кутаиси, на Парнальском холме, на могильнике раннесредневековой эпохи были обнаружены фрагменты краснолаковой импортной керамики, которая, очевидно, попала сюда по Риони-Квирильской торговой магистрали из приморских центров, скорее всего из Фазиса. Несомненный интерес представляют находки импортных изделий (амфор, фрагментов краснолаковой керамики) в городских центрах внутренней Лазики — в Археополисе (Нокалакеви) и Родополисе (Вардцихе), где этот материал представлен не очень богато, но сам факт его наличия в этих отдаленных от побережья центрах говорит об их связях с приморскими городами и через них с Византией[19].

Как было отмечено, усиление Эгрисского царства способствовало значительному оживлению городской жизни в Западной Грузии. Приморские города Лазики — Себастополис, Бичвинта, Фазис — по-прежнему являются крупными, торгово-ремесленными центрами и сильными городами, что выразилось в первую очередь в тех строительных работах, которые проводились здесь именно в эту эпоху.

Ясные следы строительной деятельности видны на территории Себастополиса. Существовавшая здесь раньше крепость была расширена именно в IV или V в. Следы этого нового строительства видны в Сухуми на набережной, где в результате археологических раскопок была обнаружена мощная крепостная стена III в. с башнями и контрфорсами, а также крепостная ограда с башнями на концах, датируемая IV — V вв.[20]

Довольно обширные строительные работы проводились в IV — V вв. и в Бичвинте. Существовавшая здесь во II — начале III в. сравнительно небольшая римская кастелла уже не могла выполнять защитные функции выросшего города. Возникает необходимость в расширении укрепленной части города: к четырехугольной кастелле с восточной стороны пристраивается новая крепость с полукруглой южной частью, с башнями и контрфорсами[21]. В Бичвинте строятся баня, здания различного назначения и храмы[22]. Это строительство указывает на рост населения городов и на усиление их оборонительной роли.

Особое значение имеет то обстоятельство, что добытый в приморских городах (Себастополисе, Бичвинте) археологический материал свидетельствует об усилении в них местных элементов и об их превращении в чисто местные городские центры — местные города-крепости. Как уже было сказано, в IV — V вв. в приморских пунктах Лазики уже не было римских гарнизонов, так что попытка некоторых исследователей представить города Себастополис, Бичвинта, Фазис как римско-византийские крепости, где ремесленным производством и строительством занимались римские легионеры[23], абсолютно беспочвенна. Не может вызвать сомнений факт, что многочисленная и разнообразная кухонная и столовая посуда явно местного происхождения; местные амфоры и пифосы, местные образцы краснолаковой керамической посуды и т. д. изготовлялись на месте и использовались местными горожанами[24]. В Себастополисе IV — V вв. обнаружены керамическая печь для обжига кирпича и других глиняных изделий, железные шлаки и различные изделия из железа, подтверждающие факт обработки железа на месте[25].

Довольно развитым городским центром являлся в то время и Фазис. Расположенный в устье р. Риони — этой основной водной торговой магистрали Западной Грузии, город был тем пунктом, через который осуществлялись основные торговые связи со странами Причерноморья и Средиземноморья. На значение Фазиса указывает и тот факт, что близ него находилась знаменитая в III — V вв. высшая риторическая школа (об этом ниже).

Таким образом, в IV — V вв. прибрежные города Эгриси представляли собой развитые ремесленные и торговые центры и характеризовались ведущей ролью местного населения. Этот факт особенно интересен и примечателен, так как города Боспора того времени, после нашествия готов и гуннов, оказались не в состоянии возродить свою былую силу и значение. В приморских городах Эгриси оказалось больше жизненных сил, которые они, в условиях общего усиления Эгрисского царства, черпали из внутренних районов Западной Грузии[26]. О том, что этих сил во внутренних районах Эгриси было достаточно, свидетельствует развитие здешних городов именно в IV—V вв.

В первую очередь следует отметить столицу Эгрисского царства Цихегоджи-Археополис. Возникший еще в эллинистическую эпоху как крепость с небольшим поселением (Цихегоджи грузинских летописей)[27], Археополис с IV в. становится столицей Эгрисского царства, крупным и хорошо укрепленным городом, значительным торгово-ремесленным центром.

Археополис расположен на расстоянии 16 км к северу от нынешнего районного центра г. Цхакая, на берегу р. Техури, в с. Нокалакеви. Город занимал территорию со сложным рельефом: нижняя его часть расположена на сравнительно ровном плато, с трех сторон омываемом р. Техури, высокие берега которой делали город практически неприступным с южной, западной и северо-западной сторон; с северной стороны плато круто поднимается вверх и возвышающуюся здесь гору венчает цитадель (акрополь). Сравнительно легкодоступным был город лишь с восточной стороны, которая и была особенно тщательно укреплена сперва двойной стеной, а затем и третьей массивной оградой со сложными фортификационными узлами. Мощные стены с башнями, вылазными калитками и контрфорсами поднимаются по крутому южному склону горы и достигают цитадели, которая также обнесена стеной с башнями.

Археологические раскопки обнаружили в самом городе две бани, одна из которых сложностью планировки, правильной и изысканной архитектурой выделяясь из всех подобных сооружений этого времени, известных в Грузии, явно принадлежала высшей знати, а возможно, и царской семье. На территории нижнего города были расположены дворцовые сооружения, различные хозяйственные постройки и древние церкви IV—V вв. Центральная часть города, включавшая в себя дворец и церкви, была обнесена отдельной оградой, имевшей с восточной стороны вход через квадратную башню полукруглыми арками. С западной стороны Археополис имел скрытый спуск к реке, служивший «речными воротами» города[28].

Археологический материал, содержащий многочисленные местные керамические изделия (кухонную и столовую посуду, амфоры, пифосы, черепицу и антефиксы), стеклянную посуду, оконные стекла, железные изделия (наконечники стрел и копий, панцирные пластинки, ножи) и импортные материалы, а также вышеназванные памятники светской церковной архитектуры свидетельствуют о том, что Археополис был в IV — II. крупным городом, административно-церковным, ремесленным и торговым центром.

Столица Эгрисского царства, расположенная на весьма удобном в стратегическом отношении месте, в то же время являлась значительным пунктом на сухопутной магистрали, связывающей прибрежную часть Эгриси с восточными областями и далее с Картли. От низовьев Риони путь этот шел несколько севернее долины реки, мимо Нокалакеви, Мартвили (нынешн. Гегечкори), через Хони (нынешн. Цулукидзе) к Цхалтубо-Кутаиси и дальше к Сурамскому хребту[29].

Кроме Археополиса, в Лазике IV — V вв. видную роль и другие города. Византийские писатели VI в. называют здесь Мохерезис, Кутаиси, Родополис, Сканду, Шорапани др. Из них археологически более или менее удалось исследовать Родополис, Шорапани и Сканду. Если Шорапани, Мохерезис и особенно Кутаиси принадлежали к более древним городам Колхиды[30], то Родополис и Сканда возникают, видно, именно в IV вв.

Особое значение в это время приобретают Шорапани и Сканда, расположенные у границ с Иберией и охранявшие проходы оттуда в Эгриси. После утверждения в Картли сасанидского Ирана роль этих городов-крепостей значительно возросла, чем и объясняется строительство здесь новых укреплений именно в эту эпоху[31].

Не меньшее значение имел и Родополис, расположенный у места слияния Риони с реками Ханисцкали и Квирилы в с. Вардцихе (нынеш. Маяковский район). Таким образом, город являлся ключом трех дорог, идущих вдоль ущелий названных рек. Особо следует отметить, что именно по р. Ханисцкали шла дорога, которая через Зекарский перевал связывала Западную Грузию с Арменией[32].

Раскопки последних лет свидетельствуют о том, что возникновение первых фортификационных сооружений в Вардцихе относится к IV в., а дальнейшее строительство — к IV—V вв. Обнаруженные здесь местные и импортные изделия позволяют считать и Вардцихе одним из значительных экономических центров страны[33]. Не случайно, что Родополис играл довольно активную роль в VI в., во время войны между Византией и Ираном, а затем здесь была расположена одна из епископских кафедр Западной Грузии[34].

Что касается развития сельского хозяйства, то об этом в источниках сохранились довольно скудные сведения. Прокопий Кесарийский несколько раз подчеркивает, что в Лазике не произрастает пшеница и не развито виноделие[35], единственным исключением, по его словам, является область Мохерезис, где «выделывается вино и растет много хороших плодов»[36]. Однако, скорее всего Прокопий распространил на всю Западную Грузию имевшиеся у него сведения о каком-то конкретном уголке этой страны, надо полагать — об окрестностях Сканды и Шорапани. Дело в том, что археологический материал вполне наглядно иллюстрирует повсеместное развитие Западной Грузии виноградства и виноделия. Это доказывается огромным количеством больших и малых пифосов, амфор, кувшинов различных форм и размеров, обнаруженных как прибрежной зоне, так и во внутренних районах страны.

Несомненно, возделывались в Лазике и зерновые культуры. Общеизвестно, что именно Западная Грузия являлась одним из основных очагов возникновения культуры пшеницы еще в эпоху энеолита, и поэтому невозможно предположить, чтобы в раннефеодальную эпоху в Лазике эта культура нигде не возделывалась. Возможно, хлеба населению не хватало и приходилось его ввозить, тем более в VI в., когда в городах и крепостях Лазики были расквартированы византийские войска, для снабжения которых лазам приходилось отдавать последние ресурсы.

Достаточно развитым было в Эгриси и скотоводство. Это подтверждается археологическими материалами из Бори, Клдеети, Цебельды и Сухуми. Эти материалы особенно хорошо иллюстрируют развитие коневодства[37]. На развитие скотоводства указывают и сведения Прокопия о том, что лазы меняли нужные им товары на кожу и кожевенные изделия.

Таким образом, даже те сравнительно скудные данные, которыми мы располагаем для характеристики экономической жизни Западной Грузии в IV — V вв., позволяют констатировать, что производительные силы в этой части Грузии продолжали развиваться, создавая прочную основу для политического и социального прогресса страны.

 


[1] Прокопий Кесарийский. Война с персами. II, 15; II, 28.

[2] Агафий. История, III, 5.

[3] Рамишвили Р. М. Археологические раскопки в Пицунде. — МАГК, III. 1963, с. 72 — 73; Лордкипанидзе О. Д. Предварительный отчет о разведовательно-археологических работах в окрестностях озера Инкит. — Там же, с. 98 — 99 (обе на груз. яз. с рус. резюме).

[4] Апакидзе А. М., Лордкипанидзе О. Д. Материалы к археологии Диоскурии-Себастополиса. — Мацне, 1966, №3, с. 114 (на груз. яз.) ; Бердзенишвили К. И., Путуридзе Р. В. Пицундские амфоры — каталог. — Великий Питиунт, т. I, 1975, с. 273 — 278 (на груз. яз. с рус. резюме).

[5] 3акарая П. П., Ломоури Н. Ю. Краткий отчет Нокалакевской археологической экспедиции 1973 г. — АЭГМГ, т. IV, 1975, с. 109; Леквинадзе В. А., Хведелидзе Л. И. Массовые археологические находки из раскопках в Нокалакеви. — Нокалакеви-Археополис, I, 1981, с. 132—133.

[6] Лордкипанидзе О. Д. Краснолаковая керамика Пицунды. — ВООН АН ГССР, 1962, №1, с. 242 и след. (на груз, яз.); Путуридзе Р.В. Краснолаковая керамика с территории Сухумской крепости. — МАГК, IV,1965, с. 104 — 105; Асатиани Л. В. Краснолаковая керамика из Пицунды, — Великий Питиунт, т. II, 1977 с. 177 — 211 (на груз. яз. с рус. резюме).

[7] Прокопий. Война с персами, II, 15.

[8] Там же.

[9] Страбон, IX, I, 17.

[10] Прокопий. Война с персами, II, 15.

[11] Джанашиа С. Н. Труды, т. I, с. 45—46.

[12] Голенко К. В. Денежное обращение Колхиды в римское время Л., 1964, с. 34 — 35, 49; Дундуа Г. Ф. Монетное обращение и торгово--экономические связи Бичвинты по нумизматическим данным во II в. до н. э. — iv в. н. э. — Великий Питиунт, т. I, с. 280, 427 — 429; Цухишвили И. А. Византийские монеты «Великого Питиунта». — Там же, т. II, с. 305 — 334.

[13] Подробнее см.: Ломоури Н. К вопросу о торговых путях древней Грузии. — ТИИ, т. IV, вып. I, 1958, с. 99 — 100 (на груз. яз.).

[14] Джанашиа С. Н. Труды, т. I, с. 47.

[15] Itineraria Romana, römische Reiswege an der Hand der Tabula Peutingeriana, dargest von K. Miller. Stuttgardt, 1916, S. XXVI – XXIX.

[16] Ravenatis Ananymi et Guidonis Geographia, edidit M. Pinder et G. Parthey. Berolini, 1860, с. 75 – 76.

[17] Капанадзе Д. Г. ПИСПАЭ, 1959, с. 151.

[18] Дундуа Г. Ф. Указ, соч., с. 428 — 429.

[19] Леквинадзе В. А., Хведелидзе Л. И. Указ. соч., с. 125 — 134; Джапаридзе В. М. Археологическое изучение городища Вардцихе. — АПФГ, II, 1974, с. 92 — 93, 97 — 98 (на груз. яз. с рус. резюме).

[20] Шервашидзе Л. А., Соловьев Л. Н. Исследование древнего Себастополиса. — СА, 1960, №3, с. 177; Леквинадзе В. А. Оборонительные сооружения Себастополиса. — СА, 1966, № Г, с. 208—210.

[21] Апакидзе А. М. «Великий Питиунт». — Великий Питиунт, т. III, 1978, с. 19, 62 и след., рис. 324.

[22] Рамишвили Р. М. Археологические раскопки в Бичвинта. МАГК, т. III, 1963, с. 69 — 70; Лордкипанидзе О. Д. Предварительный отчет... — Там же, с. 97—98; Гамбашидзе О. С. Бичвинта. Предварительный отчет археологических работ, производимых в VII раскопе в 1956 — 57гг. — Там же, с. 85 — 86 (все на груз, яз.); Цицишвили И. Н. Комплекс церковных сооружений в. Пицунде. — Великий Питиунт, т. П, с. 101—109.

[23] Леквинадзе В. А. «Понтийский лимес». — ВДИ, 1969, №2, с. 75 — 93; Воронов Ю. Н. Диоскуриада-Себастополис-Цхум. М., 1980, с. 89 — 93.

[24] Апакидзе А. М., Лордкипанидзе О. Д. Новые материалы к археологии Диоскурии-Себастополиса. — ТАИЯЛИ, XXXIII — XXXIV, 1963. с. 221; Лордкипанидзе О. Д. Краснолаковая керамика Пицунды, с. 242 — 245; Бердзенишвили К. И., Путуридзе Р. В. Пицундские амфоры, с. 273 — 275; Асатиани Л. В.. Кухонная керамика Пицунды. — Великий Питиунт, т. I, с. 201—251.

[25] Воронов Ю. Н. Указ, соч., с. 89 — 90.

[26] Рамишвили Р. М. Археологические раскопки в Пицунде. — МАГК, IV, с. 119.

[27] Об идентичности Археополиса и Цихегоджи см.: Ломоури Н. Ю. Нокалакеви-Археополис-Цихегоджи. — В кн.: Нокалакеви-Археополис. Археологические раскопки 1973 — 1977 гг. Тбилиси. 1981, с. 18 — 45 (на груз. яз. с рус. резюме).

[28] О раскопках в Нокалакеви см. вышеназванную книгу, а также: 3 а к а р а я П, П. Тайны Нокалакеви-Археополиса. — СХ, 1980, с. 25 — 33; Закарая П. П., Ломоури Н. Ю., Леквинадзе В. А., Гвинчидзе Г. О. Цихегоджи-Нокалакеви. Тбилиси, 1984 (обе на груз, яз.); Zakaraia P., Lékvinadzé V., Lomouri N. Fouilles des Nokalakévi- Archéopolis. – Revue de Kartvélologie, vol. XXXVII. Paris, 1979, p. 194 – 202.

[29] Бердзенишвили Н. А. ВИГ, т. VIII, с. 460, 467.

[30] Кутаиси упоминается уже в III в. до н. э. у Аполлония Родосского, Шорапани-Сарапанис назван у Страбона, а Мохерезис — в «Географии» Птолемея.

[31] Каухчишвили С. Г. Крепости византийской эпохи в Лазике. — Gеогgiса, т. III, с. 301 — 320; Леквинадзе В. А. Материалы по монументальному строительству в Лазике. — ВГМГ, т. XXII — В. 1961. с. 1 150.

[32] Ломоури Н. Ю. К вопросу о торговых путях..., с. 108 — 109.

[33] Джапаридзе В. М. Археологическое изучение городища Вардцихе, с. 84 — 103.

[34] Georgica, т. IV, вып. II, с. 187 — 188.

[35] Прокопий. Война с персами. I, 12; II, 15; II, 28.

[36] Он же. Война с готами, VIII, 14.

[37] Ломтатидзе Г. А. К социальной и культурной характеристике населения Грузии в I — III вв. н. э. — ТИИ, т. I, 1955, с. 388 — 559 (и груз, яз.); Гумба М. М. Новые памятники цебельдинской культуры. Тбилиси, 1978, с. 114.








§ 3.СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И КУЛЬТУРА ЭГРИСИ.

ПРИНЯТИЕ ХРИСТИАНСТВА

 

Для характеристики социальных отношений Западной Грузии в IV — V вв. фактически не имеется никаких конкретных данных. Однако, учитывая общие тенденции развития и социально-экономический уровень Грузии последующих веков можно с большой долей вероятности предполагать, что в ведущих низменных районах Западной Грузии в это время довольно интенсивно протекал процесс феодализации. Не подлежит сомнению, что из всех социально-экономических укладов, которые сосуществовали здесь в предыдущие эпохи, именно феодальные отношения в ранней стадии своего развития следует признать характерным и определяющим для Западной Грузии в IV — V вв.

Подтверждается это в первую очередь картиной политической структуры Эгрисского царства: являясь вассалом византийского императора, царь лазов имеет и собственных вассалов (князей абазгов и апсилов, вождей сванов и лечхумов), находящихся в различной степени зависимости от сюзерена; вассалы обязаны выплачивать последнему натуральную дань и нести воинскую повинность. Эти отношения указывают на феодальный характер зависимости, свойственный раннефеодальной стадии[1].

Процесс феодализации Западной Грузии в IV—V вв. подтверждается и некоторыми косвенными данными. Как свидетельствует археологический материал из Бичвинты, в I — IV вв., в числе зажиточных слоев горожан значительное место занимали крупные землевладельцы, а с IV в. таковой является и христианская церковь[2].

Натурализация городского хозяйства, рост удельного веса землевладения, в особенности церковного, должны, быть связаны с процессом феодализации, протекавшим в Лазском царстве. С этим же процессом в определенной мере связан и факт объявления христианства государственной религией.

Само собой разумеется, что в горных районах Западной Грузии (в нагорной части нынешних Абхазии и Аджарии, в Сванети и Верхней Раче) признаки феодальных отношений были весьма слабы и общинные отношения здесь в то время, как и в последующие века, все еще были господствующими. Надо полагать, что продолжало существовать и играть определенную роль в хозяйстве и рабство; об этом говорит хотя бы указание Прокопия на наличие у лазов работорговли. Однако основными производителями материальных благ оставались свободные земледельцы-общинники. Следовательно, говоря о процессе феодализации страны, следует иметь в виду лишь основную тенденцию развития общественных отношений.

Культура населения Западной Грузии в IV — V вв. развивается в основном по тому же пути, что и в предыдущую эпоху: местные, восходящие к древнеколхидской культуре традиции органично сливаются с западными, римско-византийскими культурными элементами, причем эти последние хотя и выступают довольно рельефно, но затрагивают лишь верхние слои общества; основными, определяющими в Западной Грузии остаются местные, самобытные, веками выработанные традиции.

Однако в IV — V вв. в культурной и общественной жизни населения Западной Грузии появляется новый, весьма значительный фактор: новая идеология в лице христианства, наложившая свой отпечаток на развитие всех отраслей духовной и материальной культуры.

Влияние местных культурных традиций хорошо видно в орнаментации некоторых керамических изделий, к примеру, в волнообразном орнаменте краснолаковой посуды, а также формах и орнаментации темноглиняной посуды[3].

Отчетливо выступают местные элементы также в мозаиках раннехристианского храма в Бичвинте, которые датируются именно IV — V вв. Мозаики эти, по целому ряду признаков, несомненно, примыкают к кругу эллинистических мозаик Передней Азии, но вместе с тем совершенно очевидны их тесные связи с местным искусством и народными верованиями. Это явственно выступает в одной детали мозаики — в изображении коровы с теленком. Этот мотив, по мнению специалистов, не находит аналогий ни в одной из восточных средиземноморских мозаик и представляет собой явление местного характера, органически связанное с местными (грузинскими и абхазскими) преданиями и верованиями[4].

Привнесение подобного местного элемента в композицию мозаики, а также характерные для бичвинтской мозаики некоторые декоративные детали и общие стилистические признаки, сближающие ее с другими видами искусства на территории всей Грузии, позволяют причислить эту мозаику к числу произведений местной школы мозаичистов[5]. Причем изысканное мастерство исполнения мозаик свидетельствует о достаточно высоком искусстве мастеров этой школы и об ее давнишнем существовании.

Даже христианским храмам раннехристианской эпохи, архитектура которых была насильственно привита требованиями духовенства следовать имевшимся канонизированным образцам из «Святой земли», присущи в Эгриси, как и во всей Грузии, совершенно своеобразные черты. Мы имеем в виду те формы, которые получила на территории Грузии такая широко распространенная по всему христианскому Востоку форма церковных сооружений, как трехнефная базилика. В ранних грузинских базиликах (Старая Шуамта, Матанская Цхракара) сохраняется лишь внешний профиль базилики, самая же сущность этого пространственного образования остается психологически чуждой местным зодчим, воспитанным на традициях «центрального» типа строений. Для эллинистических и раннехристианских базилик Ближнего Востока характерны удлиненность строения по продольной оси, членение пространства на три части длинным ритмичным рядом устоев от входа к алтарю, когда боковые нефы столь узки, что лишены самостоятельных пространственных функций, и играют роль лишь своеобразных коридоров вместе с западным нартексом представляют собой как бы обход вокруг центрального пространственного ядра — центрального нефа[6].

Местные художественные традиции, восходящие к центрально-купольному архитектурному решению и поныне сохранившиеся в конструкции крестьянского жилого дама типа «дарбази», вызвали своеобразное решение даже такого, казалось бы канонизированного, подчиненного требованиям церкви типа церковных сооружений, каким являлся тип трехнефной базилики. В Западной Грузии имеется несколько образцов именно такого типа трехнефных базилик: это базилика IV в. в Бичвинте, базилика конца V — начала VI в. в Нокалакеви, изученная в свое время Н. Г. Чубинашвили[7], и открытая Нокалакевской археологической экспедицией ранее неизвестная базилика в том же Нокалакеви[8].

Наряду с местными, прочно установившимися элементами, в культуре Западной Грузии явственно выделяются влияния римско-эллинистической и византийской культуры, которые были весьма заметны еще в эллинистическую эпоху, а в позднеримский-византийский периоды заметно их дальнейшее проникновение в местную культуру. В античную эпоху в Западной Грузии распространяется греческий язык, который стал для высшего общества и торговых кругов производственным и разговорным, а позднее — церковно-богослужебным и официальным государственным языком[9]. В Западной Грузии (Бичвинте, Цебельде, Археополисе) обнаружено несколько греческих надписей, относящихся к данной эпохе[10].

Выше уже шла речь о тесных связях бичвинтской мозаики с художественными памятниками Сирии, Палестины и вообще эллинистического мира, что также являлось продолжением ранее сложившихся традиций.

Влияние римско-византийской культуры очевидно и в строительном искусстве, в частности в строительных приемах фортификационных сооружений. Как показало изучение городов-крепостей Лазики IV—V вв., здесь повсеместно используется кладка стен, характерная для позднеримской (раннехристианской) архитектуры. Имеется в виду т. н. «смешанная кладка» (opus mixtum), когда стены возводятся из грубообработанных, сравнительно небольших каменных квадратов, чередующихся рядами с плоским кирпичом, образующим своеобразные «кирпичные пояса». Такая кладка засвидетельствована в Себастополисе, Родополисе, Археополисе, Шорапани, Сканде и т. д.[11] Ясно, что местные строители этих укреплений хорошо были знакомы с римско-византийской городской фортификационной архитектурой и широко использовали ее достижения в своем градостроительстве.

Византийская культура активно проникла в быт, домашний обиход, одежду и украшения представителей высших, зажиточных, аристократических слоев населения Лазики. Массовые находки импортной, дорогостоящей керамики, в частности краснолаковой, в приморских городах Эгриси свидетельствуют о широком использовании этой посуды в зажиточных семьях из местной знати. То же самое можно сказать и об импортной стеклянной посуде. Следует отметить, что эта импортная посуда использовалась не только в приморских городских центрах, встречается она и во внутренних районах страны (Цебельде, Парнальском холме близ Кутаиси, Нокалакеви).

Большое количество импортных предметов туалета и украшений (фибул, браслетов, серег, перстней, бус, пряжек и т.д.) свидетельствует о том, что римско-византийские украшения и одежда были обычными для высших слоев не только прибрежных городов, но и внутренних районов Эгриси[12].

В этом аспекте особый интерес вызывает уникальный памятник Западной Грузии, раскопанный в 1961 г. в с. Шухути Ланчхутского района. Это вилла богача, состоявшая из жилого дома, бани и других строений. По своему составу и планировке этот комплекс представляет собой типичную византийскую богатую villа гustiса, т. е. загородную резиденцию представителя господствующего класса. Комплекс датируется IV — V вв.[13] Поскольку в прибрежных городах Эгриси этого времени нельзя предполагать наличие сколько-нибудь значительного количества римлян, то эта вилла, очевидно, принадлежала какому-то богатому эгру. Следовательно, Шухутский комплекс является свидетельством того, насколько зажиточный слой Лазики приобщился к римской культуре, что подтверждается и повсеместным распространением в Западной Грузии римских бань, лучшим образцом которых является т. н. «царская баня» в Нокалакеви-Археополисе, датируемая данным периодом.

При рассмотрении культуры Западной Грузии IV —V вв. необходимо отметить существование близ г. Фазиса высшей философско-риторической школы, т. н. Фазисской академии. Хотя возникновение этой школы следует, как видно, относить к более раннему времени (не позднее III.в.), но сведения о ней имеются именно в IV в., что свидетельствует о ее функционировании и большой популярности в то время. Известный римский философ и оратор Фемистий в одной из своих речей повествует, что он сам и его отец, прославленный преподаватель философии Евгений, получили образование в крайней области Понта, близ Фазиса, в месте, которое было «храмом муз».

Фемистий родился в 317 г., а в 345 г. был уже преподавателем в Константинополе, следовательно, он должен был учиться в Фазисской академии в 30 — 40-х гг. IV в., а поскольку в той же школе получил образование и его отец, то ясно, что она действовала уже в начале IV в., причем была столь известна и авторитетна, что сюда специально приезжали учиться из других стран, в частности из Византии. Следовательно, она должна была быть основана не позже второй половины III в.[14]

Поскольку вряд ли в III — IV вв. не только в Фазисе, но и во всей Западной Грузии было столько греческого населения (если оно вообще было здесь), чтобы для него специально была создана высшая школа, то надо полагать, что здесь училась в основном местная молодежь. Сам факт существования подобной школы в Фазисе доказывает, что для ее организации здесь были все необходимые условия, наглядно свидетельствуя о высоком уровне философской мысли и ораторского искусства Западной Грузии этой эпохи.

И, наконец, еще один важный вопрос — распространение и утверждение в Западной Грузии христианства.

Несомненным свидетельством довольно широкого распространения христианства в Западной Грузии уже в первой четверти IV в. является факт участия в I Вселенском соборе г. в Никее бичвинтского епископа Стратофила[15]. Его резиденцией специалисты считают ту древнейшую зальную церковь с полукруглой апсидой, которая была раскопана в Бичвинте и датируется первой третью IV в.[16] О распространении христианства среди населения Западной Грузии говорит и использование краснолаковой посуды с изображением креста (IV—V вв.)[17], а также бичвинтская мозаика с символами и надписями христианского содержания.

Интересно, что изображения креста встречаются на керамической и стеклянной посуде Цебельдинского некрополя. IV в. датируется серебряный медальон с надписью христианского содержания: «Единый бог, помогающий приносящему», и небольшой золотой крест, обнаруженный в Цебельде[18]. Христианским является и порядок захоронения в большинстве цебельдинских гробниц[19]. Все это свидетельствует о том, что христианство проложило себе путь и во внутренние районы страны.

Интересен в этом отношении и вышеприведенный рассказ Приска Панийского о прибытии лазского царя Губаза в Константинополь. По словам историка, Губаз привлек симпатии византийских царедворцев тем, что носил христианские знаки[20]. Возможно, со стороны Губаза это было простой дипломатической уловкой, но сам этот факт, не представлявший ни для него, ни для византийских сановников ничего необычного, — уже свидетельство того, что к христианству в V в. приобщилась и царская семья Эгриси. Это подтверждает и рассказ о близких отношениях царя Губаза с христианским подвижником из «Жития Даниила Столпника»[21].

Таким образом, факт распространения христианства в Западной Грузии в IV — V вв. уже не вызывает сомнений. Однако в грузинской историографии долгое время господствовала концепция, согласно которой объявление христианства государственной религией в Западной Грузии произошло значительно позже, чем в Картли, а именно — лишь в 20-х г. VI в.[22]

Основанием для подобного предположения является рассказ Феофана исповедника (VIII — IX вв.) об отказе лазского царя Цатэ от союза с Ираном, его прибытии в Константинополь и принятии в 523 г. христианства[23]. Однако хронист VI в. Иоанн Малала, чей труд явился основным источником для Феофана, передает этот эпизод подробнее и иначе. Таким образом, у Феофана рассказ сокращен. Согласно хронике Малалы, царь Цатэ, ранее порвавший с Византией и по политическим соображениям перешедший в язычество, в 523 г. вновь подчинился Византии, явился с повинной в Константинополь и, будучи вторично крещен, вернулся в лоно христианской церкви[24]. Следовательно, царь Лазики еще до разрыва с Византией уже был христианином, и этот эпизод ни в коей мере не может указывать на то, что царский дом Лазики впервые принял христианство в 523 г., более того, именно рассказ Малалы доказывает, что эгрисские цари и до правления Цатэ были христианами.

Определенный интерес в данном аспекте приобретает одно сведение Прокопия Кесарийского. Он пишет: «Апсилы — подданные лазов и с давних уже времен христиане, как и все остальные племена, о которых я упоминал в этом повествовании»[25]. А предыдущий рассказ посвящен в основном лазам и племенам, живущим в Лазике, следовательно, в племенах «с давних времен уже христианских» историк подразумевает именно жителей Западной Грузии. Ясно, что автор VI в. мог назвать издревле христианами народ, принявший христианство лишь в 20-х гг. VI в.

В нашем распоряжении находится еще одно довольно определенное сведение, которое имеет также значение при решении данного вопроса. Это указание церковного историка В. Геласия Кизикского: «В то же время (при Константине I. — Н. Л.) божье учение приняли проживающие в землях у Понта иберы и лазы, ранее не верившие в него»[26]. Основным источником Геласия Кизикского служила «Церковная история» автора IV в. Геласия Кесарийского, однако, как выяснил А. Гласс, сведения об одновременном обращении в христианство иберов и лазов не встречаются ни в одной другой церковной истории, восходящей к произведению Геласия Кесарийского (Сократ, Созомен, Теодорит, Никифор Калист), нет их у переводчика последнего на латинский язык — Руфина[27]. Поэтому, по-видимому, прав И. А. Джавахишвили, считая, что указание на одновременное с иберами крещение лазов не имелось в сочинении Геласия Кесарийского, а было добавлено от себя Геласием Кизикским[28].

Но и в таком случае сведение это говорит о многом: ясно, что в V в. крещение лазов считали давнишним и происшедшим одновременно с обращением иберов фактом и приурочивали его к царствованию Константина Великого, т. е. к IV в.

Все вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что утверждение христианства в Лазике и объявление его государственной религией имело место в IV в., т. е. примерно в то же время, что и в Иберии[29].

Думается, что веский аргумент для такого утверждения дают раскопки последних лет в Нокалакеви. Как было указано выше, здесь была раскопана большая трехнефная базилика, датируемая V в. Однако выяснилось, что эта базилика была построена на развалинах более древней церкви, от которой сохранилась лишь полукруглая апсида, ширина которой совпадает с крайними продольными (северной и южной) стенами трехнефной базилики; последние, как видно, были возведены прямо на соответствующих стенах первоначальной церкви зального типа. Ближайшей по времени аналогией последней специалисты считают самую древнюю церковь в Бичвинте, также имевшую полукруглую апсиду. П. И. Закарая, признавая эту аналогию и опираясь на исследование И. Н. Цицишвили, почему-то считает, что последний датирует древнейшую бичвинтскую и, соответственно, нокалакевскую зальную церковь V в.[30]  На самом же деле И. Н. Цицишвили IV в. датирует не только зальную церковь в Бичвинте, но и выстроенную на ее развалинах трехнефную базилику, причем первую относит даже к первой трети IV в.[31] Следовательно, исходя из этой аналогии, древнейшую нокалакевскую церковь также можно датировать IV в.

А если уже в IV в. христианская церковь строится в столице Эгрисского царства, причем в центральной части города, то это несомненное свидетельство утверждения здесь христианства как государственной религии.


[1] Джанашиа С. Н. Труды, т. I, с. 159 — 161.

[2] Инадзе М. П. Колхидские города античной эпохи — Диоскурия-Себастополис, Бичвинта. — ВООН АН ГССР, 1963, №4, с. 148 (на груз. яз.)

[3] Лордкипанидзе О. Д. Предварительный отчет..., с.103.

[4] Мацулевич Л. А. Открытие мозаичного пола в древнем Питиунте. — ВДИ, 1956, №4, с. 147 — 148; Шервашидзе Л. А. Пицундская мозаика. — Великий Питиунт, т. III. с. 100 — 168; ср.: Вачнадзе Н. З. Из истории христианской символики. — Труды ТГУ № 227, 1982, с. 106 — 113.

[5] Мацулевич Л. А. Открытие мозаичного пола..., с. 152 — 153; он же ; Пицундская мозаика. — Великий Питиунт, т. III, с. 100—168; Шервашидзе Л. А. Указ, соч., с. 185 — 188. Следует отметить, что часть исследователей датирует пицундскую мозаику V—VI вв. (см.: Шервашидзе Л. А. Указ. соч., с. 169—185; ср.: Каухчишвили Т. С. Греческая надпись бичвинтской мозаики. — Великий Питиунт. т. III, с. 218--241), однако в данном случае это не меняет существа вопроса, тем более что в последнем, наиболее подробном исследовании пицундских базилик И. Н. Цицишвили убедительно показал принадлежность мозаики древней базилике IV в. (см.: его. Комплекс церковных сооружений в Пицунде, с. 99 — 100 груз. текста, с. 116 — 117 рус. текста).

[6] Чубинашвили Г. Н. Архитектура Кахети. Тбилиси, 1959. гл. II; он же. К вопросу о начальных формах христианского храма. Доклад на II Международном симпозиуме по груз. искусству. Тбилиси, 1974, с. 8; Беридзе В. В. Древнегрузинская архитектура. Тбилиси, 1974, с. 22 (на груз. яз.).

[7] Чубинашвили Г. Н. К вопросу о Нокалакеви. — Вопросы истории искусства, т. I. Тбилиси, 1970, с. 98 — 99.

[8] Закарая П. П. Тайны Нокалакеви-Археополиса, с. 31; он же. Общий отчет о работах, проведенных в Нокалакеви в 1973—1977 гг. — В кн.: Накалакеви-Археополис, I, с. 104 — 106 (на груз. яз.).

[9] Анчабадзе 3. В. История и культура древней Абхазии. М., 1964, с. 224.

[10] Каухчишвили Т. С. Указ, соч., с. 218—241; Трапш М. М. Некоторые итоги раскопок цебельдинских некрополей. — ТАИЯЛИ, т. 33—3 4, 1963, с. 273.

[11] Леквинадзе В. А. Материалы по монументальному строительству..., с. 137—167; Каухчишвили С. Г. — Georgica, III, с. 301—320.

[12] Анчабадзе 3. В. Указ. соч., с. 218 — 219.

[13] Закарая П. П., Леквинадзе В. А. Археологические раскопки в Шухути. — Мацне, 1966, № 1, с. 120 — 135.

[14] Нуцубидзе Ш. Я. История грузинской философии, т. I, 1956, с. 96 (на груз. яз.); Каухчишвили С. Г. Центр риторического образования в древней Колхиде. — ВГМГ, т. X — В, 1940, с. 337—340 (на груз. яз.). Следует отметить, что О. Зеек в свое время выдвинул предположение, что школа эта находилась в г. Синопе (Sеек О. Вriefe des Libanios, 1867, с. 292), однако Ф. Вильгельм (Zu: Themistios. Ог. 27. — Вуzantinischeugriechische Zeitschrift, 6, Вd, 1927 — 28, с. 451—489) и С. Г. Каухчишвили (см. указ. соч.) доказали, что весь контекст XXVII речи Фемистия указывает именно на окрестности Фазиса (Поти).

[15] Раtrum Nicaеnогum... еd. Н. Gelzег, Н. Нilgеоfeld, О. Сuntz, Lipsaе, 1898, с.57, 75,117; Каухчишвили С. Г. — Georgica, I, с. 2—10. К С. Кекелидзе полагал, что Бичвинтская епархия была основана для религиозных нужд греческих колонистов. (См.: Этюды по истории древнегрузинской литературы, кн. III, 1955, с. 16, п. I), однако греческие колонисты вообще вряд выли в Бичвинте не только в столь позднее время, но и раньше, поскольку Бичвинта не была греческой колонией; во всяком случае, их роль не могла быть здесь столь значительной, чтобы для них создавали отдельную епархию.

[16] Цицишвили И. Н. Комплекс церковных сооружений..., с. 259 — 261.

[17] Лордкипанидзе О. Д. Краснолаковая керамика Пицунды, 259-261

[18] Трапш М. М. Некоторые итоги археологического исследования Сухуми. — СА, т. XXIII, 1955, с. 272 — 273. Д. А. Хахутайшвили любезно сообщил нам, что керамика с изображением креста найдена и на территории Аджарии.

[19] Трапш М. М. О некоторых итогах археологических исследований в с. Цебельде. — ТАИЯЛИ, т. XXXII. 1961, с. 187; Анчабадзе 3. В. Указ. соч., с. 227 — 228.

[20] Приск Панийский. Фр. 34.

[21] Кекелидзе К. С. Историко-агиографические отрывки, ХВ, 1913, II, с. 188.

[22] Джанашиа С. Н. Труды, т. I, с. 229 — 235.

[23] Там же. с. 229; ср.: Джавахишвили И. А. История грузинского народа, т. I, с. 230 — 231.

[24] Иоанн Малала. Хронография, XVII.

[25] Прокопий. Война с готами, VIII, 2.

[26]Georgica, т. I, с. 186.

[27] Glass A. Die Kirchengeschichte des Gelasios von Kaisareia die Vorlage für die beiden letzten Bücher der Kirchengeschichte Rufins. Berlin, 1914, S. 50.

[28] Джавахишвили И. А. История грузинского народа, I. с. 230-231.

[29] Подробнее см.: .Ломоури Н. Ю. История Эгрисского царства, с. 112 120.

[30] Закарая П. П. Тайны Нокалакеви-Археополиса, с. 31.

[31] Цицишвили И. Н. Комплекс церковных сооружений..., с. 118.





ГЛАВА III

 

РАННЕФЕОДАЛЬНЫЕ ГРУЗИНСКИЕ ГОСУДАРСТВА VI —  VIII ВВ.

 

§ 1. УПРАЗДНЕНИЕ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ В КАРТЛИ

 

После смерти Вахтанга Горгасала Картлийское царство оказалось в тяжелом положении. Из всех Закавказских стран, ставших объектом соперничества Византии и Ирана, в это время царская власть сохранялась лишь в Картли и Эгриси. Но если в Эгриси византийцы, так или иначе, еще мирились с суверенитетом этой страны, то в Восточном Закавказье создалась совершенно иная ситуация.

В 428 г. Иран упразднил царскую власть в Армении. До этого (в 391г.) такая же судьба постигла Западную, т.е. Византийскую Армению. В 510 г. шах Кавад I (488 — 531) окончательно ликвидировал царство в Албании. Настала очередь Картли.

К VI в. территориальная экспансия сасанидского Ирана была в основном направлена в сторону Кавказа, завоевание которого и окончательное изгнание отсюда византийцев было заветным желанием и линией внешней политики Сасанидов[1].

Иран не довольствовался вассальным положением Закавказских стран и одну за другой превращал их в иранские провинции. В Картли иранцы начали с проведения своей старой религиозной политики. По сведениям Прокопия Кесарийского, Кавад решил силой обратить иберов в свою веру. Он сообщил царю грузин Гургену, «чтоб они исполняли все обряды персидские ... не хоронили бы в земле мертвые тела, но бросали бы их на съедение птицам и псам»[2].

Царь Гурген начал готовиться к восстанию и с этой целью приступил к тайным переговорам с императором Юстином (518 — 527). Император обещал картлийскому царю, что «римляне никогда не выдадут персам иверского народа»[3].Однако в решающий момент, когда большое войско иранцев вторглось в Картли, вспомогательное войско византийцев оказалось столь малочисленным, что Гурген не посмел дать бой иранцам. Поэтому царь с семьей и участвовавшие в восстании другие сановники были вынуждены укрыться в Эгриси. Иранцы погнались за ними, но успевшие укрепиться в узких ущельях Эгриси грузины сумели отразить натиск врага. Это произошло около 523 г.

Есть основание допустить, что причиной бескомпромиссной религиозной политики Кавада в отношении грузин стало возвращение Картлийского царства к православию во время правления Юстиниана (527 — 565). Как известно, объединенный церковный собор стран Закавказья в 506 г. единственным истинным учением христианства признал монофизитство, а диофизитство и несторианство объявил ересью. Как выясняется из третьего послания армянского католикоса Авраама к картлийскому католикосу Кириону, под постановлением этого собора от Картли подписались 24 епископа вместе с католикосом. Но Вагаршапатский церковный собор был созван по инициативе императора Анастасия, известного своим благожелательством к монофизитам. Поэтому вполне понятно, что в создавшейся ситуации картлийские епископы не могли оставаться нейтральными и вместе с другими с «одобрением» встретили письмо императора. Император Юстиниан, как известно, восстановил православие, что вызвало соответствующие изменения и в картлийской церкви. Иначе Прокопий Кесарийский не смог бы написать, что иберы «соблюдают правила христианской церкви лучше всех, кого мы знаем», когда монофизиты были приравнены к еретикам согласно закону 541г. Нужно полагать, что в это время картлийская церковь отреклась от постановления Вагаршапатского собора и предпочла единоверие с Византией. В такой ситуации шах Кавад, естественно, получил повод для ликвидации царской власти в Картли, которая, хотя и считалась его подданной, но все же тяготела к единоверной Византии. Шах, без сомнения, учитывал, что предъявление таких неприемлемых требований картлийским властям принудит их к восстанию, что обойдется Картли в конечном счете полной потерей независимости.

После поражения восстания, по словам Прокопия, иранцы не разрешали грузинам иметь своего царя[4]. Так упразднили они царскую власть в Картли, которая имела восьмивековую историю непрерывного существования и развития, и установили в стране свое непосредственное правление. «Бессрочным миром» 523 г. между Ираном и Византией фактическое положение, можно сказать, было узаконено. Византийцы не пытались восстановить в Картли царскую власть и позаботились лишь об эмигрировавших с родины грузинах: им разрешили по желанию или остаться в Византии, или возвратиться на родину. Многие грузины вернулись, но немало осталось в Византии. Царь Гурген с семьей, естественно, не вернулся. Его сыновья Перан и Бакур, а также внук Фаза поступили византийскую военную службу и стали известными полководцами.

Но византийский летописец VI в. Иоанн Малала в царствовование шаха Кавада, а затем и хронист VIII—IX вв. Феофан-летописец на восьмом году царствования Юстиниана (535) упоминают об иберийском царе Заманазе (Иоанн), или Дзаманардзосе (Феофан), который со своими вельможами прибыл в Константинополь и объявил себя союзником и другом императора. Трудно поручиться за достоверность этого сообщения, которое противоречит данным Прокопия. Возможно, царствование Дзаманардза было настолько кратким и несчастливым, что оно не нашло отражения у Прокопия, тогда как византийские хронисты расценивали прибытие иберийского царя в Константинополь как успех имперской политики и факт, достойный упоминания.

«Как пресеклась царская власть в Картли, усилились персы», — говорится в летописи «Обращение Картли». Завоеватели в первую очередь заняли кавказские перевальные пути и укрепили их. Этим мероприятием они лишили грузин возможности нанимать кочевников из северокавказских степей, обеспечили безопасность своего государства с севера. В то же время произошла военно-административная реорганизация Ирана: государство было разделено на четыре края, или кустака. Кустак, со своей стороны, объединял более мелкие административные единицы, или «шахры». Картли, Армения, Албания и Атропатакан (Адарбадаган) в качестве шахров были объединены в Северный, или Кавказский, кустак, центром которого был Гандзак (к юго-востоку от Урмийского озера)[5]. Шахрами управляли «марзпаны» (персидское слово, означает «правитель области»), которые подчинялись правителям кустаков «спаспетам» («спахбед»). Главнейшей обязанностью марзпанов было взимание дани и набор войск. Марзпан Картли располагал большими административными и судебными правами. К управлению страной иранцы широко привлекали и местную знать. Материал «Мученичества Евстате Мцхетели» хорошо свидетельствует о том, какая группа местной знати («картлийских мтаваров») окружает иранского марзпана: «картлийский католикос», «картлийский мамасахлиси»[6], «картлийский питиахш» и «иные сепецулы». Эриставам утвердили в наследственное владение пожалованные им картлийскими царями во временное пользование земли. В сочинении Джуаншера сохранилось сообщение о том, что находящийся в Бардаве иранский царевич привлек ласковым словом эриставов: «Начал вести переговоры с картлийскими эриставами, обещал блага премногие и письменно утвердил за ними эриставства их в наследство, и таким образом привлек их»[7]. Широкие права и льготы получили также церкви и монастыри. Ясно, что после этого картлийская знать легче примирилась с упразднением царской власти, и вся тяжесть иранской дани была переложена на трудовой народ.

 


[1] ДжанашиаС.Н. Труды,I. 1949,с.2 (на груз. яз.).

[2] Прокопий Кесарийский. История войн римлян с персами, вандалами и готами. Перевод С. Дестуниса, кн. I.Спб., 1876, с.142.

[3] Прокопий Кесарийский. Указ. соч., с. 142.

[4] Там же, кн. II, с. 208.

[5] Очерки истории ССС,III — IX вв. М., 1958,с. 219.

[6] Какую должность занимал упомянутый в этом сочинении Григол, «картлийский мамасахлиси», неизвестно. Возможно, он управлял бывшим царским домом и царским доменом и как глава и упали» (владыка) этого рода именовался «мамасахлиси». (Об этом более подробно см.: Богверадзе А. А. Политическое и социально-экономическое развитие Картли в IV — VIII вв. Тбилиси, 1979, с. 63 — 68, на груз. яз.).

[7]КЦ, I,1955, с.217 (на груз. яз.).

§ 2. БОРЬБА ПРОТИВ ИРАНСКИХ И ВИЗАНТИЙСКИХ ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ В ЭГРИСИ

 

Перед восстанием в Картли при дворе эгрисского царя случилось одно важное событие. Как передает известный византийский хронист VI в. Иоанн Малала, бывший до этого в подданстве у шаха Кавада, царь лазов Цатэ отошел от иранцев и связался с византийцами. В подданство Ирана, как видно, вступил Замнакс, отец Цатэ[1]. И чтобы не лишиться в будущем престола, Цатэ, как передает Маллала, не гнушался жертвоприношений и выполнял все персидские обряды[2]. Однако, как только умер Замнакс, Цатэ отправился в Константинополь, выразил покорность императору и попросил утвердить его на троне Лазики[3]. Конечно, византийский двор не мог упустить столь благоприятного случая. Цатэ благословили царем, женили его на Валериане, дочери патрикия и апокуропалата Номе, одели в царскую одежду и с богатыми дарами вновь отпустили в Эгриси.

Известие о крещении Цатэ вызвало сильный гнев шаха Ирана.  Кавад обвинил императора в переманивании подданных. Шаха не удовлетворил ответ императора — Империя не вмешивается в дела Ирана и никого не отнимает у него. Во время мирных переговоров между Ираном и Византией остро встал эгрисский вопрос. Посол Ирана с раздражением говорил представителям Византии: «Римляне насильственно и без всякого на то права владеют Колхидою, которая ныне называется Лазикою и которая издревле была подвластна персам»[4]. Со своей стороны, византийцы не скрывали возмущения тем, что теперь Иран оспаривал у них и Эгриси.

Восстание грузин 523 г. помешало намерению Кавада вторгнуться в Эгриси, и сейчас он вынужден был принять срочные меры против восставшей Картли. При серьезной помощи византийцев и изгнании из Картли иранцев, безопасность Эгриси была бы обеспечена: но императорский двор упустил этот случай. Лишь после поражения восстания почувствовали византийцы угрозу, которая возникла для них в Эгриси со стороны Ирана.

Император решил ввести в Эгриси войска и укрепить страну. На пути из Картли в Эгриси стояли две сильные крепости — Шорапани и Сканда, оборона которых издревле была заботой местного населения. Император, учитывая значение этих крепостей, вызвал оттуда эгрисцев и поставил там византийские гарнизоны, а снабжать их провиантом обязал местных жителей. Лазы (эгрисцы) были этим оскорблены. Византийцы оправдывали подобное мероприятие тем, что эгрисцы якобы не желают принять участия в обороне своей страны. Но о какой обороне могла идти речь, когда византийцы не доверяли местным жителям защиту собственных крепостей и действовали изолированно.

Эгрисцы, несмотря на бездорожье и другие невзгоды, первое время все же доставляли византийцам провиант, но затем перестали оказывать эту услугу. Византийцам пришлось покинуть крепости, и тогда иранцы без боя захватили Сканду и Шорапани. Вступление иранцев на землю Эгриси сильно обеспокоило императора, и византийцы сразу же приступили к укреплению остальной территории Эгриси.

В527 г. императором Византии стал Юстиниан (527--565), а чуть позже, в 531г. в Иране воцарился Хосров I Ануширван (531—579). В период их правления обе страны достигли вершин могущества и внешнего блеска. В 532 г. Юстиниан и Хосров заключили «бессрочный» мир, но бессрочными оказались вражда и война между ними.

По упомянутому договору воюющие страны возвратили друг другу завоеванные земли. Сканда и Шорапани остались за византийцами. Конечно, византийцы не слишком уповали на мир и стали энергично готовиться к новой войне, Юстиниан умножил число войск в Эгриси и приступил также к укреплению крепостей, в частности укрепил столицу Эгриси Цихегоджи, или Археополис. Затем на южной границе Эгриси, на морском побережье, на месте незначительного поселения была воздвигнута крепость Петра (нын. Цихисдзири). В ней обосновался главный гарнизон византийцев и их командующий стратег, которому подчинялись все находящиеся в Эгриси войска Византии.

До этого эгрисцы ни дани не платили византийцам и ни в чем ином не повиновались им, хотя и считались их подданными[5]. Введение войск в Эгриси вызвало большое недовольство народа, которое усиливалось еще и самовольством стратега Петры, так как «впал он в сребролюбие и ко всем относился грубо»[6], говорит византийский историк. Император Юстиниан был вынужден его отозвать и вместо него прислать, Иоанна, прозванного Цибе. Византийские чиновники того времени были известны своей жадностью, корыстолюбием и самодурством, но Иоанн Цибе, как видно, превзошел всех Прокопий Кесарийский признает, что последний «достиг военачальства только тем, что был самый дурной человек и самый способный находить средства к получению незаконных выгод. Иоанн смешал и расстроил дела римлян и лазов»[7].

Византийский стратег, который сумел получить от императора право на строительство приморской крепости Петра, превратил ее в источник своего обогащения: он установил монополию на ввоз и вывоз товаров. Обычно из Эгриси вывозили рабов, кожу, меха и другое сырье, а ввозили соль, хлеб, и драгоценности. Народ не мог существовать без внешней торговли, так как она приносила большую пользу местным купцам, самому царю, в чьих руках находился главнейший предмет экспорта — рабы. Деятельность Цибе вызвала общее падение внешней торговли Эгриси. Такое самовольство византийского чиновника переполнило чашу терпения эгрисского царя Губаза и знати, которые с целью избавления от византийцев обратились за помощью к иранцам. Тайно от византийцев Губаз отправил своих послов в Иран к Хосрову. Послы обратились к шаху с такими высокопарными словами: «Изъявите всю свою ненависть жестокому тиранству, воздвигнутому на нас нашими соседями. Вы тем исполните долг справедливости, которую персы по обычаю праотцов всегда защищают. Тот не может еще назваться справедливым, кто не обижает никого, если при том он не защищает обижаемых другими, когда это от него зависит»[8].

Послы объяснили Хосрову, какую пользу получит он от эгриссцев в том случае, если выполнит просьбу Губаза: «Вы присоедините к Персидской державе царство древнейшее и усилите значение вашего господства. Через нашу землю вам можно будет иметь сообщение с римским морем, и, построив на нем корабли, ты, государь, без всякого труда сможешь доплыть до царского двора византийского... Присовокупим и то, что после этого от вас будет зависеть, чтоб соседственные варвары ежегодно опустошали земли римские: ведь и вам хорошо известно, что область лазов была им до сих пор оградою со стороны Кавказских гор. Итак, когда справедливость повелевает, когда польза очевидна, не принять нашего предложения было бы, кажется нам, с вашей стороны неблагоразумно»[9].

Хосров остался весьма доволен словами посланцев Эгриси, так как лучше всех понимал значение Эгриси, но его беспокоила труднопроходимость этой страны. Послы заверили шаха, что предводителями их в этом деле будут сами эгрисцы.

К подготовке к войне Хосров приступил с соблюдением большой тайны — об этом знал весьма узкий круг приближенных шаха. В 542 г., собрав огромное войско, он распустил слух, что собирается идти в поход на Иберию, где якобы гунны напали на иранцев. Иранская армия быстро прошла всю Иберию и через Лихский перевал неожиданно перешла в Эгриси. На границе их ждали эгрисцы, с помощью которых иранцы легко прошли почти непроходимые дороги. Когда они дошли до центра Эгриси, прибыл Губаз, «поклонился» Хосрову, «предал ему себя со столицею и всею Лазскою землею»[10].

Объединенное войско иранцев и эгрисцев атаковало крепость Петра, и после короткой, но ожесточенной битвы город был взят. Иоанн Цибе скончался от смертельной раны, защитники крепости пришли в отчаяние, а иранцы тем временем прорыли подкоп под одной башней и разрушили ее. Перепуганные византийцы приступили к переговорам с Хосровом об условиях сдачи крепости и, получив гарантию сохранения жизни и имущества, оставили город. Хосров действительно не тронул ничего, завладев только огромным богатством византийского стратега. Он недолго оставался в Эгриси. Ему доложили, что известный византийский полководец Велизарий вторгся в Иран, и шах незамедлительно возвратился в свою страну.

Вскоре после этого император Юстиниан предложил шаху заключить твердый мир при условии возврата Эгриси. Коварный шах согласился, хотя сперва пожелал заключить временное перемирие, что, по его мнению, дало бы возможность свободно обмениваться послами и решать спорные вопросы. Византийцы, не подозревая об истинных намерениях шаха, в 545 —5 46 гг. заключили перемирие сроком на пять лет.

Эти годы нужны были иранскому шаху для осуществления своих планов. Хосров решил убить Губаза, выселить его народ из родной страны и заселить Эгриси другими, преданными ему племенами. По словам византийского историка, он мало доверял лазам[11]. Основание для этого у шаха, очевидно, было, ибо он хорошо знал, что его призвали лишь для того, чтобы с помощью иранцев освободиться от византийского ига. С господством иранцев эгрисцы попали в еще более тяжелое положение. Гонения христиан и отрыв от Византии, с которой Эгриси была связана экономически, имели для народа губительные последствия. Политика шаха также оказалась гораздо более жестокой и непримиримой, чем политика императоров.

Чтобы предотвратить восстание, Хосров решил первым нанести удар, и с этой целью направил в Эгриси триста храбрых иранцев, во главе с Фабризом, поручив им убить Губаза, но имя убийцы должно было остаться в тайне. Фабриз связался с одним местным вельможей, Фарсманом, который враждовал с Губазом и поэтому в глазах иранцев был вполне надежным лицом.

Фарсман в то же время известил Губаза о покушении, готовящемся со стороны иранцев. Возмущенный Губаз отвернулся от иранцев и вновь обратился за помощью к Юстиниану с просьбой простить лазам их вину и принять все меры для освобождения из-под иранского господства. Император остался весьма доволен таким оборотом дела и прислал в Эгриси семь тысяч византийских солдат и тысячу чанов. При вступлении войска в Эгриси к нему присоединились эгрисцы во главе с Губазом, и объединенные силы двинулись к крепости Петра.


Осада города затянулась. Иранцы успели укрепить его обеспечить провиантом. Ни в коем случае не желая потерять город, шах прислал на помощь большое конное и пешее войско под командованием Мермероеса. Узнав об этом, Губаз совместно с византийским полководцем составил план действий. Прежде всего, он выслал отборный отряд для перекрытия узкой дороги за рекой Фазис (Риони) и договорился с византийцами, что те ни в коем случае не снимут осаду. Сам же Губаз направился к восточным границам, не пропустить Мермероеса через перевалы.

Византийский полководец Дагисфей, молодой и неопытный совершенно не был знаком с Эгриси. Вместо того чтобы для обороны узких проходов направить большое число воинов, послал туда лишь сотню, а сам с основными силами остался у стен крепости Петра. Но городом овладеть ему не удалось. Защитники крепости терпели большие лишения, но не собирались сдавать ее. Нетерпеливый Дагисфей сообщил императору, что очень скоро возьмет город и даже просил приготовить награды для него и его брата. Этот незадачливый полководец совершенно не чувствовал приближения опасности и в ожидании императорских наград медлил с взятием города. Его бдительность совсем притупилась, когда начальник гарнизона крепости обещал ему сдать город без боя, с целью выиграть время.

Тем временем Мермероес прошел совершенно другой дорогой быстро приближался к крепости Петра. У Риони его встретила сотня византийских солдат, которые, несмотря на отчаянное сопротивление, все же не смогли остановить иранцев. Узнав об этом, перепуганные византийцы незамедлительно сняли осаду и сбежали, оставив у стен города все свое имущество.

Мермероес вовремя подоспел к городу, стены которого наполовину разрушены. Из 1500 защитников крепости в живых осталось лишь 350, из которых боеспособных было 150. Мермероес оставил в крепости Петра 3000 иранских солдат и велел им укрепить город, сам же с оставшимся войском отправился разорять незащищенные эгрисские селения. В поисках этих селений иранцы с трудом доставали провиант. Мермероес оставил в Эгриси 5000 человек, а сам с 25 000 солдат перешел в Армению и образовал лагерь около Двина[12].

Иранское войско недолго продержалось в Эгриси. Эгрисцы и византийцы неожиданно напали на иранцев и всех истребили.

В 550 г. Хосров прислал в Эгриси новое войско во главе с Хорианом, который разбил лагерь на берегу Цхенискали, в области Мохерезис. На военном совете, под влиянием Губаза и его приближенных, было решено напасть на иранцев. Однако позже между союзниками возникли разногласия. Эгрисцы потребовали, чтобы им разрешили первыми напасть на врага при условии, что византийцы не будут им мешать. Византийский историк того времени следующим образом передает настроение эгрисцев:

«Лазы не пожелали стоять с римлянами в одних рядах, выставляя на вид, что римляне вступают в сражение и подвергаются такой опасности не во имя спасения своей родины или своих близких; для них же, лазов, этот бой — защита от опасности их детей, жен и отчих земель. Поэтому им было бы стыдно своих жен, если бы случилось им быть побежденными в этом сражении. Когда лазы говорили это, Губаз радовался сильно и так он обратился к ним: «Я не знаю, воины, нужно ли мне обращаться к вам с речами, возбуждающими смелость. Я думаю, что ни в каком поощрении не нуждаются те, которых возбуждает и воспламеняет к проявлению храбрости тяжелое положение наших дел. Мы подвергаемся опасности во имя наших жен и детей, во имя земли наших отцов, одним словом, во имя всего того, из-за чего подняли на нас оружие персы... Так вот, подумав обо всем этом, исполненные добрых надежд, идите в рукопашный бой с врагами»[13].

Судьбу жестокого боя решила смерть Хориана — пронзенный стрелой, попавшей в шею, он замертво свалился с лошади. Многие иранцы, при виде этого покинувшие поле боя, были перебиты эгрисцами и византийцами, которые завладели всем лагерем. Оставшаяся часть иранского войска также ушла, обеспечив защитников крепости Петра всем необходимым.

После завершения военной кампании того года, эгрисцы по прибытии в Константинополь донесли императору на стратега Дагисфея, что якобы он, так опрометчиво поступивший при осаде крепости Петра, подкуплен иранцами. Император заключил Дагисфея в тюрьму и стратегом назначил Бесса. Прибывшего в Эгриси Бесса встретило новое иранское войско под командованием Набеда. Иранцы изменили тактику войны — они теперь пытались укрепиться в Абазгии, отколовшейся от византийцев и эгрисцев.

Жившие на территории современной Абхазии племена апсилов и абхазов, или по-гречески абазгов, издревле считались подданными Эгрисского царства. Но если апсилы с конца IV в. входили непосредственно в Эгрисское царство, то абхазы сохраняли внутреннюю независимость.

У абазгов было два князя — в западной и восточной Абазгии. По инициативе императора Юстиниана абазги приняли христианство, после чего, возмущенные тиранией своих владетелей, низложили и убили обоих. В Питиунте (Бичвинта) Себастополисе (Цхуми) уже давно находились византийские гарнизоны. Во время первого вторжения иранцев в Эгриси, опасаясь, что те захватят эти крепости, византийцы сами разрушили их.

Когда византийские солдаты и чиновники вновь прибыли в Абазгию, они попытались установить там новые порядки. Прокопий Кесарийский отмечает, что, «боясь, как бы в дальнейшем им не стать рабами римлян, они снова выбрали себе царьков—по имени Опсита для восточной стороны и Скепарну — для западной. Впав в отчаяние, что они лишились прежних благ, они, естественно, восстановили то, что раньше им казалось тяжким»[14].

Скепарна тайно отправился в Иран за помощью. Узнав об том, Юстиниан приказал Бессу направить большое войско для наказания отколовшихся абазгов. Когда войско подошло к Абазгии с моря на судах, Опсит собрал всех мужчин и решил встретить врага. Абазги укрепились в одной неприступной крепости, которая по-гречески именовалась Трахея. Византийцы осадили крепость. Несмотря на самоотверженное сопротивление, абазги вынуждены были отступить. Но они продолжали сопротивляться и тогда, когда византийцы ворвались в крепость. Укрепившись на крышах своих домов, абазги оттуда метали стрелы. Плохо бы пришлось византийцам, если бы они не подожгли дома. Князю абазгов Опситу удалось бежать с немногими людьми, остальные же или погибли в огне, или попали в руки врага. Византийцы пленили княжеских жен с детьми, разрушили до основания крепостную стену и превратили в пустыню всю землю[15].

Почти одновременно с этим откололись апсилы. Эгрисский вельможа по имени Тердат, недовольный Губазом, призвал иранцев на эту землю и изменой сдал крепость Цибиле (Цебельда). Иранцы возомнили себя хозяевами апсилов и совершенно обнаглели. Командующий иранскими войсками оскорбил жену начальника крепостной стражи, из племени апсилов. Возмущенные этим, апсилы полностью истребили находившихся в крепости иранцев. Губаз прислал в страну апсилов отряд византийцев, и апсилы без боя вновь покорились царю эгрисцев.

После того как союзники изгнали иранцев из Абазгии и Апсилии, все свои силы они перебросили для взятия крепости Петра, собрали вдвое больше солдат и ценой больших усилий и жертв взяли город. Последние из защитников крепости Петра (около1500 человек) укрепились в акрополе и предпочли сгореть в огне, чем быть плененными византийцами. Такое самопожертвование весьма удивило последних. Как отмечает Прокопий Кесарийский, «насколько Хосрой считал для себя Лазику важным местом, можно заключить из того, что, отобрав самых славных воинов, он поместил их в гарнизоне Петры»[16].

Город еще не был взят, а к нему с большим войском уже направлялся Мермероес. Узнав о сдаче крепости, он изменил маршрут, переправился через Риони и пошел на «главнейший и крупнейший город» Эгриси — Археополис.

Археополис защищал трехтысячный отряд византийцев. Остальные стояли лагерем около устья Фазиса с расчетом выступить в случае необходимости. Что касается деятельности командующего Бесса, то обратимся к словам византийского историка:

«Бесс, как только взял Петру, больше уже не хотел подвергаться трудам, но, удалившись в область Понта и Армении, всячески заботился собрать доходы со своей провинции, и такой своей мелочностью он вновь погубил дело римлян. Если бы он тотчас же после победы... пошел в пределы лазов и иберов и, захватив находящиеся там теснины, укрепил их, то, по моему мнению, персидское войско не могли бы пройти в область лазов»[17].

Узнав, что главные силы византийцев расположены в устье Фазиса, Мермероес обошел Археополис и направил свои силы против них. Византийское командование испугалось, что не сумеет противостоять врагу, и, немедленно посадив войско на суда, переправило его через Фазис. Иранцы вынуждены были вернуться назад и осадить Археополис. Город вот-вот должен был пасть, когда византийцы сделали неожиданную вылазку из крепости и напали на иранцев. Враг потерял 4000 солдат, трех полководцев, четыре знамени и быстро отошел к Мохерезису. Мермероес укрепил крепость Кутаиси и решил перезимовать там. Тем самым он перекрыл пути в Лечхуми и Сванети и усложнил подвоз провианта в крепость Ухимереос (Ухимериони), где стояли эгрисцы.

В 552 г. византийцы и иранцы вновь заключили пятилетнее перемирие, которым в первую очередь воспользовались иранцы. Правда, царь Губаз придерживался византийской ориентации, но среди эгрисцев вновь появилась идея союза с Ираном, которую можно истолковать желанием избавиться от господства римлян[18]. Византийский историк, как видно, хорошо понял причины такого настроения народа. После того как эгрисский вельможа по имени Феофоб сдал иранцам крепость Ухимереос, они прочнее утвердились Эгриси и подчинили себе также Лечхуми и Сванети. Таким образом, византийцы и царь Губаз выпустили из рук все земли от Мохерезиса вплоть до картлийской границы.

Тем временем настала зима. Губаз с семьей и близкими зимовал в горах. Мермероес прислал ему письмо, в котором, советовал одуматься и подчиниться шаху. Но в намерение Губаза не входило перемирие с Ираном, и он с нетерпением ждал помощи от императора.

Иранцы, наняв большое войско сабиров, направились против эгрисских крепостей подойдя, прежде всего к той, в которой находилась сестра Губаза. Защитники крепости выстояли, и иранцы не достигли цели. Тогда они подступили к крепости Цибиле, в Апсилии, но и здесь остались ни с чем, а у Археополиса даже потерпели поражение. У крепости Телефис Мермероес прибег к следующей уловке: сначала он распространил слух о своей тяжелой болезни, а потом и о смерти. Византийцы, поверив в это, ослабили бдительность: даже ночью спали без дозорных и не принимали никаких мер предосторожности. Мермероес только этого и ждал. Он быстро снялся и неожиданно напал на византийцев. Крепостная стража в страхе и спешке побежала к своим, стоявшим поблизости лагерем. Беглецы с таким шумом и криком ворвались в лагерь, что всех перепугали и вынудили командование отступить. Почти за один день византийцы бегом прошли приблизительно 150 стадий (около 25 км) и прибыли в Несос (нын. Исулети).

Губаз был так возмущен позорным бегством византийцев, что известил об этом императора Юстиниана. Император отстранил Бесса, лишил его всего имущества и отправил в Абазгию, а полководцев Мартина и Рустика временно оставил на местах, хотя и ими был недоволен. Полководцы, возненавидевшие Губаза, который, со своей стороны, ругал их, называл трусами и хвастунами[19], решили избавиться от него. Они сообщили императору о мнимой измене Губаза, на всякий случай, затем призвали его якобы для обмена мнениями на реку Хобисцкали и предательски убили (554 г.).

Византийский историк того периода Агафий Схоластик говорит, что «все войско лазов было охвачено негодованием и скорбью, так что впредь не хотело ни соединиться с римлянами, ни воевать вместе с ними. Похоронив убитого по своему обряду, они не принимали никакого участия в войне, считая себя жестоко оскорбленными и потерявшими отечественную славу»[20]. Историк не может скрыть своего возмущения по поводу этого низкого убийства, и все его симпатии находятся на стороне лазов: «Лазы — народ очень многочисленный и воинственный. Они властвуют над многими другими племенами... среди народов, находящихся под чужой властью, я не видел никакого, столь знаменитого, так осчастливленного избытком богатств, множеством подданных, удобным географическим положением, изобилием необходимых продуктов, благопристойностью и прямотою нравов»[21].

Между тем, византийские полководцы решили незамедлительно выступить против Оногурской крепости, надеясь быстро овладеть ею, рассчитывая на то, что император, даже узнав об их вероломстве, не накажет их. Однако именно в Оногурской битве 3000 иранцев обратились в позорное бегство 50 000 византийских солдат, отобрав у них весь провиант и драгоценности. Так что противник одержал не только блестящую и достойную, но и выгодную победу.

Сами эгрисцы в это время находились в раздумьях о судьбе своей родины. Знать в одном ущелье созвала народное собрание, чтобы решить вопрос — перейти на сторону иранцев» или остаться с византийцами. От имени проиранской группировки выступил Айет, старый враг византийцев, который сказал: «Увяло старое достоинство колхов, и в дальнейшем нам следует уже думать не о том, чтобы повелевать другими, а мы должны довольствоваться, если нас не слишком будут притеснять те, которые когда-то были нашими подданными. Разве не является абсурднейшим делом по поводу таких обид сидеть и обсуждать, будем ли считать их злейшими врагами или друзьями. Как бы я желал, чтобы у государства колхов была прежняя сила, так, чтобы оно не нуждалось в посторонней и чужеземной помощи, но само удовлетворяет бы свои нужды во всех случаях — в мире и войне. Теперь же, когда или вследствие немилости судьбы, или по обеим причинам, мы дошли до такой слабости, что подчинены другим, я считал бы наилучшим покоряться более разумным, которые сохраняют дружбу со своими и верность договорам»[22].

Выступление Айета взволновало народ, и все согласились с ним. Выступили глава другой партии, Фартаз, пользовавшийся большим влиянием и уважением в народе:

«Мы не испытали ничего нового, колхи, возбужденные силой красивого слова. Ибо красноречие — непобедимая сила. Оно воздействует на всех, в особенности на тех, кто никогда раньше не подвергался его воздействию. Но не таково оно для тех, кто может ему противостоять мудрым рассуждением, вытекающим из рассмотрения сущности дела. Поэтому не одобряйте то, что было сказано... Ни римские войска, ни их начальники, ни, меньше всего, сам император не строили козни против Губаза... бесчестной, сверх того, бесполезно из-за вины одного или, может быть, двух дерзко нарушать общественные законы, которые мы привыкли соблюдать, так легко изменить весь образ нашей жизни... Если бы Губаз присутствовал среди нас, то как человек благочестивый и здравомыслящий он, несомненно, осудил бы нас за подобные домыслы и дал бы нам наказ не падать духом и не впадать в расслабление, не скрываться тайно по обычаю рабов, но мужественно противостоять несчастью, придерживаясь в большей степени колхского образа мыслей, свободного от предвзятости, и не допускать ничего позорного, недостойного отечественных нравов... Я думаю, что о случившемся нужно сообщить императору и просить его по справедливости покарать главных виновников этого преступления. Если он пожелает это сделать, раздоры наши с римлянами тотчас же прекратятся... Если же он откажет в нашей просьбе, то тогда только надлежит нам обсудить, не выгодно ли нам вступить на другой путь»[23].

Эти выступления предводителей народа исследователи справедливо считают свидетельством большого государственного опыта и высокого сознания руководящих кругов Эгриси[24].

Мнение Фартаза одержало верх. Представители народа известили императора о случившемся факте и добавили: «Ничего не желаем мы, только не оставляй безнаказанным это злодеяние и не присылай нам царем иностранца, несоплеменника нашего, а пришли к нам Цатэ — младшего брата Губаза, живущего ныне в Византии, чтобы не нарушились обычаи предков и не осквернилась древняя царская фамилия»[25].

Юстиниан незамедлительно удовлетворил их требования. Он прислал сенатора Анастасия, который должен был судить убийц по римским законам. Назначенный царем Цатэ также возвратился на родину. По сведениям византийского историка того времени, Цатэ, вставший во главе Эгрисского царства, приступил к управлению страной так, как этого хотел сам и как ему диктовали обычаи предков[26].Такая независимость эгрисского царя в решении внутренних дел страны — свидетельство того, что византийцы считались с Эгриси и высоко ценили ее как союзника.

Суд над убийцами Губаза был отложен, так как большие войско иранцев под предводительством Нахоргана направлялось в сторону Мохерезиса и союзники должны были приготовиться к встрече врага. В такой ситуации стратег Сотерих, который сопровождал Цатэ из Византии, своим наглым поступком вызвал восстание всего мисимианского племени.

Мисимиане жили к северу от апсилов, в верховьях реки Кодори. Как и апсилы, они были подданными эгрисского царя. В 555 г. Сотерих прибыл в их страну для раздачи союзным Византии северокавказским племенам полагающихся им денег. Поведение Сотериха вызвало у мисимиан подозрение — не хочет ли он передать аланам мисимианскую крепость Бухлоос, расположенную на границе Эгриси, куда должны были явиться представители северокавказских племен для получения жалования. К стоявшему лагерем у этой крепости полководцу мисимиане прислали двух знатных людей и поручили им передать, что, если Сотерих покинет эти места, он будет обеспечен всем необходимым[27].

Стратег счел оскорбительным требования эгрисских подданных и велел избить мисимианских представителей, оскорбив тем самым всех мисимиан. Возмущенные поведением стратега, они в ту же ночь напали на византийский лагерь и всех перебили, после чего мисимиане перешли на сторону иранцев, прося у них помощи. Но иранцы ничего не успели предпринять, так как к мисимианам подошел большой карательный отряд византийцев, не пощадивший ни женщин, ни детей. Мисимиане вынуждены были покориться и вернуть захваченные у Сотериха деньги. В ответ на это византийцы «разрешили мисимианам продолжать жить в своей стране по своему усмотрению»[28].

Вскоре положение иранцев в Эгриси ухудшилось. В том же 555 г. они дважды потерпели поражение — сперва у Археополиса, затем у Фазиса. Нахорган большую часть своего войска оставил в Мохерезисе и сам вернулся в Иберию, чтобы перезимовать там. Но Хосров вызвал Нахоргана в Иран и за неудачи в Эгриси казнил его.

Когда военные действия утихли, посланцы императора приступили к разбору дела убийц Губаза. Судебные заседания проводились с большой торжественностью, чтобы поразить эгрисцев. Известные юристы из Константинополя под председательством сенатора Анастасия разбирали дело по византийским законам. Византийский историк Агафий писал, что это был аттический (греческий) суд у подножья Кавказа[29]. Император Юстиниан желал обезглавить убийц Губаза, если виновность будет доказана судом, в присутствии народа, завершение дела показалось эргисцам более значительным, а наказание удвоенным[30]. Полководца Рустика и его Иоанна, непосредственных убийц Губаза, суд признал виновными и вынес им смертный приговор. В отношении полководца Миртина, который, по мнению историка, должен был понести такое же наказание, Юстиниан поступил более лояльно, приняв во внимание одержанные им победы. Отстранив от должности, он фактически простил его, назначив полномочным стратегом Эгриси и Армении своего близкого родственника Юстина.

Хосров I Ануширван убедился, что он проиграл кампанию в Эгриси и поэтому сперва заключил перемирие, а затем в 562 г. в г. Даре заключил с византийцами и более длительный, 50-летний мир. Иран отказывался от Эгриси, но не желал уйти из Сванети, мотивируя это тем, что народ, который по своей воле и желанию примкнул к Ирану, должен с ним и остаться.

Сваны издревле были подданными эгрисских князей, которые назначали им князя из их среды. Во время мирных переговоров византийские послы представили иранцам соответствующие документы, из которых явствовало, что сваны, вопреки утверждениям иранцев, всегда подчинялись власти колхов. Как иранцы, так и византийцы хорошо понимали значение Сванети, и если первые не собирались покидать ее, то вторые не могли мириться с потерей. Византийский представитель говорил шаху:

«После того как пламя войны погашено нами, и мы как будто отдохнули, остается еще одна искра: искрою бедствий называю Суанию, грозящую нам великим пожаром неприязни»[31].

В конце концов, Иран и Византия заключили мир, так и не договорившись по этому вопросу, и спор этот был решен опять-таки оружием. В 575 г. византийцы вторглись в Сванети и пленили князя, сторонника Ирана, после чего в Западной Грузии иранцев фактически не осталось.

Однако в конце VI в. иранцы вновь попытались завладеть Сванети. После победы над тюрками в 582 г. Ормизд IV перебросил в Западную Грузию большие силы во главе со знаменитым полководцем Бахрамом Чубиным. Иранцы вторглись в Сванети неожиданно для византийцев, но не остались там. Византийский историк Феофан летописец не указывает, какие конкретные цели ставил этот поход Бахрама в Сванети. Возможно, иранцы посадили там князем своего сторонника, после чего не сочли нужным оставаться в Западной Грузии, так как это непременно вызвало бы войну с Византией. По-видимому, Ормизд IV не признавал политического акта 575 г. и стремился восстановить на этой земле права Ирана.

Как только император Маврикий узнал о походе иранцев в Сванети, он незамедлительно направил туда войско во главе со стратегом Романом. Бахраму Чубину удалось заманить византийцев во внутренние провинции Ирана, и, тем не менее, в битве с ними он потерпел поражение. Разгневанный Ормизд отстранил его, на что Бахрам Чубин ответил восстанием против шаха.

 


[1] Как и в каких условиях произошло это политическое сближение Эгриси с Ираном, неизвестно. Этот важный для Византии политический факт не отражен в источниках и поэтому о нем можно говорить лишь предположительно. Сомнительно, чтобы Иран этого успеха в Эгриси добился оружием, или он имел место задолго до этого. Сообщение Малалы о том, что вместо умершего царя лазов нового царя назначал и возводил на престол персидский шах, по-видимому, не надо понимать в том смысле, что создалась соответствующая традиция, исходившая из ирано-лазских отношений. Вступление Эгриси в подданство Ирана уже означало, в первую очередь то, что наследника и преемника престола непременно утверждал шах (как известно, также поступали и византийцы в отношении своих подданных). Думается, что эгрисский царь связался с Ираном в началеVI в., когда шла ирано-византийская война, что, возможно, и вызвало перестановку между подданными воюющих государств. Думается, что вступление Эгриси в подданство Ирана произошло для Византии сравнительно безболезненно потому, что сюда не вступали войска Ирана. В противном случае византийцы так легко не расстались бы с Эгриси и благословленный императором на царство Цатэ также не смог бы столь обласканным вернуться на родину. (Интерпретация справки Иоанна Малалы в контексте политических взаимоотношений в последней трети V в. между Иберией, Эгриси и Византией на основании древнегрузинских, древнеармянских и византийских источников дана в монографии Д. Л.Мусхелишвили «Основные вопросы исторической географии Грузии».Тбилиси, 1977, т. I, гл. III, §3. — Ред.).

[2] Иоанн Малала. — Georgica, т. III, 1936, с. 264.

[3] Там же.

[4] Прокопий Кесарийский. Указ. соч., с. 132.

[5] Прокопий Кесарийский. Указ. соч., кн. II, с.106.

[6] Там же, с. 107.

[7] Там же, с. 108.

[8] Прокопий. Указ. соч., с. III — 112.

[9] Там же.

[10] Прокопий. Указ. соч., с. 119

[11] Там же, с. 209 — 210.

[12]Прокопий Кесарийский. Указ. соч., с. 240.

[13] Егоже.Войнас готами. Перевод С. П .Кондратьева.М., 1950, с. 395-396.

[14] Прокопий Кесарийский. Указ. соч., с. 400.

[15] Там же, с 412.

[16] Прокопий Кесарийский. Указ. соч., с. 414.

[17] Там же, с. 417.

[18] Прокопий Кесарийский. Указ. соч., с. 427.

[19] Агафий. О царствовании Юстиниана. Перевод М. В. Левченко. М., 1953, с. 71.

[20] Агафий. Указ. соч., с. 73.

[21] Там же.

[22] Агафий. Указ. соч., с. 78.

[23] Агафий. Указ. соч., с. 81 — 85.

[24]История Грузии. Учебник для средней школы, 1950, с.127.

[25] Агафий. Указ. соч., с. 85 — 86.

[26] Агафий. Указ. соч., с. 86 — 87.

[27]Там же, с. 87.

[28] Там же, с. 124.

[29] Агафий. Указ. соч., с.103.

[30] Там же, с.102.

[31] Менандр. Продолжение истории Агафиевой «Византийские историки». Перевод С. Дестуниса. Спб., 1861, с. 208 — 209.








§ 3. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ В КАРТЛИ

 

После упразднения иранцами царства в Картли идея восстановления национальной власти постоянно жила в широких слоях картлийского населения. Это хорошо отметил Прокопий Кесарийский:

«С тех пор как знатнейшие из иверов вместе с царем Гургеном замышляли об отколе от персов..., персы не позволяли им иметь своего царя, и иверы покорствовали персам против воли. Между теми и другими царили подозрение и недоверчивость. Иверы, недовольные, ясно показывали, что при первом благоприятном случае восстанут против персов»[1].

Заключенный в 562 г. «пятидесятилетний» мир был нарушен гораздо раньше срока. Поводом, для новой войны, которая с небольшими перерывами длилась 20 лет, явилось крупное восстание Армении и Картли, направленное против Ирана, которому, без сомнения, дало толчок поражение иранцев в Эгриси. Это восстание Феофан византийский датирует 572 г., а армянский историк Себеос — 571 г. Во главе восставших армян стал Вардан Мамиконян, по прозвищу «Красный», к которому примкнули и грузины под предводительством некоего Гургена, упоминаемого Феофаном: «...иберов вел Гурген, а столицей иберов тогда был Тбилиси»[2].

Предводители восстания хорошо понимали, что только собственными силами они не смогли бы избавиться от иранского гнета, и поэтому послали в Константинополь к императору Юстиниану II (565 — 578) послов с просьбой о помощи. Для Византии настал удобный момент. Новый император давно искал повода, чтобы нарушить мир562 г., одним из условий которого он особенно тяготился. Дело касалось тех 30 тысяч рублей золотом, которые Византия обязалась выплачивать Ирану ежегодно для укрепления северных проходов через Кавказский хребет. Эта обязанность империи была похожа на дань. Поэтому император благожелательно встретил просьбу, посланцев Армении и Картли и, как указывает Менандр Протиктор, клятвенно обещал им помощь. При поддержке византийцев это восстание закавказских народов превратилось в крупное народное движение. В 572 г. восставшие армяне напали в г. Двине на карательный отряд иранцев во главе с марзпаном Суреном и разбили его. Грузины, со своей стороны, нанесли поражение иранскому полководцу Голонмихрану. О дальнейшем развитии событий нет достаточных сведений. По словам Менандра, солдаты в Персармении и Иберии были рассержены и постоянно ругали своего командующего. Очевидно, в 70-х гг. в Иберии уже стояли византийские солдаты, и по этой причине тот же Менандр считал территорию Закавказья к северу от р. Куры к 576 г. римскими (византийскими) землями[3]. В частности, он отмечает, что, после того как иранцы неожиданно для византийцев вторглись в Персармению, эти последние, со своей стороны, вступили в Албанию и вынудили сабиров и албанцев переселиться на эту сторону р. Куры и впредь оставаться жить на римской стороне[4]. Но иранцы не хотели отказываться от Картли и Армении. В 576 — 577 гг. византийцы предпочли вновь начать с иранцами мирные переговоры, на этот раз на более выгодных условиях. Но иранцы не согласились менять условия договора 562 г. и, кроме того, потребовали передачи им и заслуженного наказания организаторов восстания. Во время переговоров иранцы отказались от этого требования, и пошли на определенные уступки. Император, со своей стороны, по словам византийского историка, «был расположен уступить персам Персармению и самую Иверию. Он был убежден, что персы даже тогда, когда упали духом и дошли бы до крайней слабости, не согласились бы лишиться столь заманчивой страны»[5]. Зато император не соглашался на выдачу организаторов восстания и требовал не препятствовать армянам и грузинам, желающим отправиться в Византию.

Из сведений Менандра следует заключить, что в 571 — 577 гг. Картли находилась под покровительством Византии, но Иран не уступал своих позиций и, как мог, вел борьбу против Византии и ее союзников. По этой причине византийцы готовы были уступить Персармению и Иберию, но обязывались принимать всех, кто пожелал бы принять имперское гражданство. Таковы были в свое время и обещания императора Юстина II, но он давал их на тот случай, если ему не удастся завоевать эти страны оружием. А император Тиберий (578 — 582) соглашался даже вернуть завоеванное.

Византийский историк писал, что условия, выдвинутые императором, для Хосрова оказались даже выгодными. Главным для него было то, что византийцы отказывались от Армении и Картли. Что же касается населения, по словам того же историка, Хосров «знал, что кроме весьма немногих начальников, виновников восстания, никто из персарменов и иверов из-за врожденной любви к земле, их вскормившей, не переселится в чужие края»[6].

Мирные переговоры подходили к успешному завершению когда византийцы потерпели в Армении поражение, после чего шах вновь выставил дополнительные условия. В 579 г. Хосров I Ануширван умер, и на престол вступил его сын Ормизд IV (579 — 590). В 580 г. византийско-иранская война возобновилась. Менандр отмечает, что дела посланного в Двин и Иберию византийского войска шли настолько плохо, что полководец Маврикий, будущий император, еле спасся. После этого византийцы вновь приступили к переговорам и согласились возвратить Персармению и Арзанене взамен на получение от иранцев г. Дара. В условиях, предлагаемых византийцами, не упоминается Иберия, что следует объяснить или извращением текста, или же тем, что император не соглашался возвратить Картли, т. к. в 580 г. византийцы продолжали там войну.

О дальнейшей политической судьбе Картли нет никаких прямых указаний и поэтому следует довольствоваться косвенными сведениями и аналогиями. Известно, например, что шах Ормизд IV отошел от политики отца в отношении Армении и старался переманить на свою сторону армянских нахараров. Результатом этой политики было то, что правителем (ишханом)Армении он назначал Давида Сааруни (586 — 601), на которого были возложены функции гражданского управления, а военные дела оставались в руках марзпана.

В 70-х гг. Картли пребывает в сфере византийского политического господства, несмотря на то, что в течение всего этого периода Византии приходилось оружием отстаивать Картли. По этой причине политическая ситуация здесь была изменчивой. И хотя участие грузин на стороне византийцев должно было облегчить положение последних в этой борьбе, все же война для Империи была тяжелым бременем, и поэтому она соглашалась уступить Картли иранцам. Можно полагать, что в 80-х гг. VI в. Картли вновь подвластна Ирану, но теперь страна уже не та, какой она была до восстания. Ормизд, по-видимому, признал Гургена правителем Картли. Со своей стороны, этот правитель также должен был быть заинтересован в урегулировании отношений с Ираном, так как император уже был согласен возвратить иранцам подвластную ему Картли, хотя лично Гургена, при надобности, готов был приютить у себя.

Материальным свидетельством компромиссного соглашения между, шахом и правителем Картли явились отчеканенные в Картли от имени Гургена монеты, несколько экземпляров которых дошли до нас. Монеты отчеканены в 80-х гг. монограммой Гургена — предводителя восставших в 571 г. грузин. Таким образом, если Хосров Ануширван одним из условий мирного договора поставил выдачу главарей восстания, его преемник Ормизд IV признал предводителя восставших грузин верховным местным правителем Картли, так как убедился, что грузины ни в коем случае не примирились бы с уничтожением национальной политической организации, созданной в результате восстания. Интересно, что первая монета, отчеканенная от имени Гургена, датируется 586 г. (седьмой год правления Ормизда). Именно в этом году, как было сказано, шах назначил ишханом Армении Давида Сааруни. По-видимому, в том же 586 г. он назначил, вернее признал, Гургена правителем Картли, и в том же году Гурген отчеканил монету от своего имени[7].

На этой первой монете помещено грубое изображение Ормизда IV с пехлевийской легендой — Ормизд августейший, (на оборотной же стороне — божественный огонь с приставленными к нему стражами[8]. Изображение Ормизда и священный огонь на алтаре наглядно свидетельствуют о том, что лицо, отчеканившее монету, находится в подчинении у Ирана. Вместе с тем, при тщательном рассмотрении над плечами царя можно различить очертания креста. В связи с этим Д. Капанадзе справедливо указывал, что для наших предков этот религиозный символ являлся также национальной эмблемой, а появление его на грузинской монете было и политическим шагом[9].

На грузинских монетах, относящихся к 80 — 90-м гг. VI в. отражена не только правдивая картина политических взаимоотношений Картли и Ирана, но и главные моменты изменений в этих отношениях. На первой монете Стефаноза, наследника Гургена, главное место вновь занимает изображение Ормизда, а на краю монеты грузинским заглавным письмом выбито имя Стефаноза. Этот единственный дошедший до нас экземпляр, думается, отчеканен не позднее 590 г. (в этом году низвергли царя Ормизда IV) и свидетельствует, о том, что Стефаноз все еще остается зависимым от Ирана правителем[10].

С 591 г. во внешнеполитическом положении Картли произошел перелом, что, как и следовало ожидать, отразилось и на грузинских монетах. Вокруг изображения царя имя Стефаноза написано полностью (а не сокращенно, как на вышеупомянутой монете), что указывает на независимое положение государя, отчеканившего монету.

В последние годы царствования Ормизда IV в Иране произошли важные события. В 589г. восстал Бахрам Чубин и попытался сбросить царя с престола. Этим воспользовались недовольные правлением Ормизда вельможи и низвергли его, но на престол все же возвели его сына Хосрова II Апарвиза (590 — 628). Молодой шах не смог справиться с восставшим полководцем и в поисках поддержки бежал в Византию. Император Маврикий с вниманием отнесся к просьбе шаха и дал ему в помощь большое войско. Хосров подавил восстание. За эту помощь в 591г. он уступил Византии большую часть Армении и Картли вплоть до Тбилиси[11].Основываясь на этом сведении армянского историка VIIв., думается, что Тбилиси, Эрети и Кахети остались в руках Ирана временно, так как с начала же VII в. вся Картли объединена под властью опять-таки Ирана и его местного представителя — картлийского эрисмтавара.

Восстание Картли 571 г. указывает на то, что азнауры и широкие слои общества вознамерились освободиться от господства Ирана и восстановить более или менее суверенное государство. Следует думать, что ими же был избран руководитель восставших Гурген, который в грузинских источниках именуется «Гварамом эриставом (геsр. эрисмтаваром) Картли». Вопрос об их (Гварама-Гургена) идентификации в грузинской историографии окончательно решен положительно[12].

В «Обращении Картли» назначение Гварама «эриставом Картли» представляется как результат воли и решения всей Картли, что повторяет Сумбат Давитисдзе. Историк Джуаншер в этом акте подразумевает участие, в основном, византийского императора. Если сопоставить сведения этих источников и принять во внимание общеполитическое положение Картли, то возникновение той политической организации, которая выразилась в установлении института картлийского эрисмтаварства, можно представить приблизительно следующим образом: в 571 г. картлийские азнауры поставили «эрисмтаваром» Гургена и восстали. Восставшие попросили императора утвердить эту кандидатуру и прислать соответствующую помощь. Император Юстин II с энтузиазмом отозвался на эту просьбу и их предводителю, приемлемому для Византии лицу, потомку грузинских царей, Гургену пожаловал титул куропалата, признав его верховным местным правителем Картли. С международной и византийской точки зрения это означало, что во главе восставшей против Ирана Картли встал не суверен, «царь», а носивший звание куропалата представитель и сановник императора. По этой причине картлийские правители в грузинских источниках именуются «эрисмтаварами», «великими эриставами». Выявленная недавно фресковая надпись Стефаноза Мампала из Атенского сиона содержит новое, до сих пор неизвестное звание одного из этих правителей «упали» («владыка», «патрон») эриставов[13], которое по своему содержанию адекватно «эрисмтавару». Несмотря то, что права картлийских эрисмтаваров были довольно ограничены даже во внутренних делах, установление в Картли этого института с точки зрения организации управления, означало восстановление грузинской государственности, которая выполнила важную роль в деле дальнейшего развития феодального социально-экономического строя[14].

Институт картлийского эрисмтавара, можно сказать, окончательно оформился при наследнике Гургена, Стефанозе I (правил приблизительно в 529 — 602-603гг.), который от императора Маврикия получил звание патрикия, а представители его дома — брат Деметре и сын Адарнасе — титулы ипата. Если этот византийский титул и представлял собой реальную ценность для Стефаноза, так как он был эрисмтаваром Картли с титулом патрикия, то для его родичей эти титулы имели лишь символический характер.

Стефаноз I проявил себя сильным и энергичным властителем. Он стремился к царской власти, но выйти сначала из шахского, и затем формального императорского подданства ему не удалось. В «Картлис Цховреба» поэтому поводу отмечено: «Не осмеливался назваться царем из-за опасения персов и греков». Т. н. «Чудеса Шио» сохранили нам слова Стефаноза, сказанные с гневом монахам Шиомгвимского монастыря: «Я восседаю на престоле царей», а вы «не оказали мне чести, соответствующей властелину».

Неуважение со стороны монахов, по объяснению писателя, было вызвано тем, что «человек этот был гордецом и преисполненным злости и весьма плохо относился к церкви[15]. Разгневанный Стефаноз отнял у Шиомгвимского монастыря два «агараки», пожалованные царем Фарсманом, но, в конечном счете, проиграл борьбу с церковью (писатель это объясняет одним из чудес св. Шио). «С той поры, — пишет он, — стал Стефаноз жаловать церковь и уважать епископов, священников и монахов и многое совершил для построения церкви Джвари»[16].

Бессмертным памятником созидательной деятельности Стефаноза I и его дома является великолепный Мцхетский собор Джвари, в котором проявилась творческая энергия освобожденной от иранского порабощения и восстановленной в национальное государство Картли. Строительство храма, по всем признакам, началось в 90-х гг. VI в. и завершилось к началу VII в.[17]

Картли недолго оставалась в сфере влияния Византии. Положение малых стран, ставших предметом политического спора двух великих держав, никогда не было прочным. Еще во время правления императора Маврикия правительство Хосрова II старалось пересмотреть условия тяжелого для Ирана мира 591 г. Поводом для войны с Византией стало свержение и убийство восставшим войском Маврикия и объявление императором сотника Фоки (602 г.). Шах объявил себя мстителем за императора Маврикия и начал с Византией войну. Военные действия начались в 604 г. Иран умело воспользовался тяжелым внутренним положением Византии и за короткое время, одну за другой, захватил Сирию, Финикию, Армению, Каппадокию и Палестину. Невосполнимой для Империи утратой была потеря Египта, что лишило население Константинополя хлеба. В создавшейся ситуации правящая партия сената сбросила Фоку и на императорский трон возвела бывшего правителя Африки Ираклия (610 — 641). На первых порах его правления военное положение Византии оставалось тяжелым. Между тем, судьба Восточной Грузии была решена: Картли вновь оказалась в руках Ирана.

Главным источником для изучения политического и культурно-церковного положения Картли этого периода является дошедшая до нас на армянском языке т.н. «Книга посланий», которая содержит также письма, отражающие церковный раскол 606 — 608 гг. между армянами и грузинами[18]. Из ответного послания Кириона, картлийского католикоса, армянскому католикосу Аврааму выясняется, что Картлийская земля и ее власти считают себя «рабами» (вассалами) «царя царей» (шахиншаха) и служат ему[19]. Фактически эта страна в то время была независима, так как пользовалась широким самоуправлением и религиозной неприкосновенностью. Это следует объяснить тем, что Хосрову II Апарвизу в ту пору было не до Картли, и он удовольствовался формальным повиновением. Выясняется, что шах щедро награждал католикоса Кириона, эрисмтавара Адарнасе и других вельмож. В этой ситуации произошел раскол между грузинской и армянской церковью, которому сопутствовали разногласия между церковными властями, получившие отражение в широкой письменной полемике.

После Двинского церковного собора 506 г. картлийская официальная церковь недолгое время была промонофизитской, но, как было отмечено, в правление Юстина грузины стали уже диофизитами.

Кирион, который до этого жили подвизался в Армении[20], вступил на трон католикоса в 599 г. после смерти католикоса Варфоломея. Кирион оказался дальновидным и широкообразованным деятелем. В его лице грузинская церковь нашла твердого защитника халкидонизма, его энергичного пропагандиста. Когда Хосров II вступил в войну с Византией, своей церковной политике он придал явно выраженный антихалкидонистский, антивизантийский характер. Правительство шаха и на этот раз объявило себя покровителем монофизитов. Но если в бывших византийских восточных провинциях, недовольных политикой религиозной нетерпимости Византии, шах прибрел много новых сторонников, то государственное и церковное направление политики Картли и в этой ситуации оставалось православным (диофизитским).


Разногласия, возникшие между армянскими и грузинскими церковными властями в 606 — 608 гг. и завершившиеся окончательным расколом этих церквей, наглядно проявили свою как догматическую, таки политическо-культурную сущность. Недовольные политикой Византии армяне по обыкновению поддержали восточную церковную традицию и учение (монофизитство), тогда как светские и церковные власти Картли явно стали на сторону греко-римского христианства (диофизитства).

Причиной начала конфликта стало выступление цуртавского епископа Моисея в 605 г., который стал обличать знать и народ в халкидонистском исповедании. Армянин по национальности, он выступил по наущению армянской церкви[21]. Но в Картли проповеди Моисея окончились провалом, после чего он вынужден был бежать в Армению. Кирион посадил другою епископа и, более того, церковную службу среди армяноязыческой части Цуртавской епархии велел вести на грузинском языке[22]. Бежавший из Грузии Моисей обратился с письмом к наместнику армянского католикоса Вртанесу Кердолу и пожаловался на католикоса Кириона и картлийские власти. Армянские церковные власти выступили в защиту епископа Моисея и монофизитства и начали обширную полемику с грузинскими представителями церкви.

Политическая ситуация в Закавказье на сей раз была более благоприятной для армян, так как они защищали учение, осужденное в Византийской империи и, следовательно, в глазах иранских правящих кругов были более надежными поданными. Хотя шах словесно пожаловал Картлийской земле права церковной терпимости, при дворе Хосрова II, естественно, желали бы, чтобы и грузины перешли в монофизитство.

Инициатива в этом вопросе принадлежала армянским церковным кругам, которые использовали это настроение шаха для воздействия на светские и церковные власти Картли. В первом же послании армянского католикоса Авраама ставился весьма щекотливый и сложный для грузин вопрос: есть что-то, во что трудно поверить, когда один из рабов царя царей установит полюбовное единство с чужим царством и отойдет от естественного единомышленника, это действительно весьма тяжело[23]. Крупный сановник шаха, по национальности армянин, марзпан Гиркани и Смбат Багратуни, которого шах прислал в Армению для упорядочения веры и церковных дел, в воем письме католикосу Кириону напоминал о тех временах, когда «мы, находясь под властью царя царей, были едины и в вере, и ныне также необходимо ваше присоединение к нам»[24]. Католикос Кирион и картлийские власти, как могли, отвергали эти требования, стараясь воздерживаться от прямого ответа.

Когда не удалось склонить на свою сторону картлийского католикоса и правящие круги, армянский католикос Авраам предпочел полный раскол. В 608 г. он издал «Всеобщее послание», которым запретил армянам всякие (кроме торговых) сношения с грузинами и албанцами. В связи с этим фактом И. А. Джавахишвили отмечал: «С этой поры исчез и тот религиозный союз, который прежде соединял и так или иначе придавал им силу: вместе с расхождением политическо-культурного пути и симпатий разошлись также и пути их религиозного поприща»[25].

Религиозная политика Хосрова II в отношении халкидонистской Картли вскоре изменилась. После взятия Иерусалима (614 г.) он созвал церковный собор подвластных Ирану христиан, который постановил: все христиане, которые повинуются шаху, должны принять армянскую веру[26]. Следует думать, что в такой ситуации католикос Кирион, эрисмтавари Адарнасе и их сообщники были вынуждены оставить Картли. Картлийским эрисмтаваром, думается, стало то лицо из рода картлийских мтаваров, которое, по сведениям албанского историка Мовсеса Каланкатваци, во время осады Тбилиси в 627— 628 гг. вместе с иранским полководцем руководило обороной этого города, и, возможно, Варсамусе, который находился в иранском войске и при сражении у Ниневии попал в плен к византийцам[27]. Феофан именует его «мтаваром (князем) иберов», и не исключена возможность, что именно он был назначен взамен Адарнасе. Что касается самого зрисмтавара Адарнасе, то можно предположить, что он перешел в Кахети и там укрепился. На это указывают слова летописца о том, что он был эрисмтаваром в Кахети перед походом Ираклия в Картли.

В 20-х гг. VI в. политическая ситуация на Ближнем Востоке и Южном Кавказе вновь изменилась. Император Ираклий оказался энергичным правителем и способным полководцем. В тяжелые для Империи дни он прибег к смелым контрмерам. В 622 г. император оставил Константинополь и направился со своим войском в Каппадокию, где нанес первое серьезное поражение войскам Ирана. После этого Ираклий совершил победоносные походы в Армению и Адарбадаган. Растерявшаяся было шахская власть пришла в себя и отправила войска вслед за императором. Но к императору подошли вспомогательные войска картлийцев, эгрисцев и абхазов. Часть грузин, без сомнения, во главе с Адарнасе, сначала же стала на сторону Ираклия, а остальные, по всей вероятности, во главе с вышеназванным Варсамусе, оставались в подчинении у Ирана. Однако до выявления победившей стороны закавказские народы колебались в выборе политического союзника: то переходили на сторону императора, то отказывали ему в помощи. Так поступили, к примеру, картлийцы, эгрисцы и абхазы: когда Ираклий выдвинул смелый и рискованный план вторжения в Иран, грузины не поддержали его[28]. А когда императора догнало иранское войско, то в такой критический для византийцев момент эгрисцы и абхазы вовсе отказались выполнять союзнический долг и отправились домой[29].

Результаты этого первого похода в Иран убедили императора Ираклия в том, что Византия нуждалась в более надежных и сильных союзниках, и поэтому византийские власти обратились за помощью к хазарам.

Хазары с готовностью откликнулись на призыв византийцев, и пока император готовился к возобновлению войны с Ираном, под предводительством Шати, племянника хакана напали на Албанию и Адарбадаган[30]. Захваченная там огромная добыча разожгла аппетит у самого хакана Джибгу, и он решил сам выступить против Ирана. Огромные полчища хазар в начале напали на Дербент и с равнялись землей этот славный город. После разорения Албании хазары направились в Тбилиси. «И двинулся сорвавшийся поток и разбушевавшаяся река на страну грузин, подошел и окружил вольный, торговый и знаменитый великий город Тбилиси», — писал Мовсес Каланкатваци[31]. У Тбилиси хазар встретил пришедший из Лазики с большим войском Ираклий. Было это осенью 627 г.

Однако, несмотря на все старания осаждавших, Тбилиси выстоял. Иранские власти успели ввести в город тысячу отборных воинов во главе с известным полководцем Шаргапагом. Защитниками города командовал местный мтавари, который вместе с Шаргапагом удачно организовал оборону. Как хазары, так и византийцы понесли большие потери и, наконец, убедившись в тщетности осады, оставили город. Тем не менее, храбрый император направился прямо в Иран.

В конце 627 г. у Ниневии произошло решающее сражение, в котором иранцы потерпели сокрушительное поражение. В этой битве, как было отмечено, в плен попал грузинский мтавари Варсамусе.

Вскоре при дворе Ирана произошел переворот, Хосров II Апарвиз был убит, и на престол вступил его сын Кавад Шируйе, который незамедлительно приступил к мирным переговорам. В апреле 628г. между воюющими сторонами был заключен мир с учетом крупных военных успехов византийцев за последнее время.

Судьба Тбилиси также была решена: после двухмесячной ожесточенной борьбы в 628 г. хазары, наконец, взяли город. Ворвавшись в Тбилиси, они безжалостно перебили население города и принялись за грабеж. В руки хазар попали оба предводителя — наместник шаха и местный мтавари. Пленных привели к императору, который вынес им страшный приговор: несчастные были сперва ослеплены, затем повешены, после чего с них содрали кожу,  тела набили соломой и подвесили к стене города[32].

Большую жестокость проявил император и в отношении язычников и огнепоклонников. По сведениям грузинской летописи, «все маги или поклонники огня или приняли крещение или были истреблены»[33]. Наказали и еретиков (монофизитов) «Потоки крови потекли в церквах»[34]. По свидетельству летописца, Ираклий таким образом «очистил веру Христову и ушел»[35].

После походов императора Ираклия в Закавказье надолго установилась политическая гегемония Византии. Эрисмтаваром вновь стал Адарнасе. Как передает Моисей Каганкатваци, Адарнасе получил от императора тройной титул[36]. Вообще в эпоху Ираклия византийские титулы получили широкое распространение во всем Закавказье. «Формальной основой для указанного явления было мнение, что единственным верховным сувереном является император... Другие же его заместители и вассалы пребывали в разной зависимости от своего патрона»[37]. Естественно, что заместительство императора способствовало усилению картлийских эрисмтаваров и укреплению их власти внутри страны.

Если в Картли византийские титулы имели определенное значение для успехов эрисмтаварской власти, ибо эрисмтавары объявлялись представителями императора на местах, то в Западной Грузии, в Эгриси, в этом отношении создалась другая ситуация. Начиная с 60-х гг. VII в. правители Эгриси в византийских источниках упоминаются под титулами «патрикия» и «магистра», и, думается, установилось это именно со времен Ираклия. Трудно сказать, было это результатом такого сильного ограничения византийцами прав эгрисского царя, что «царь» был унижен до «патрикия»[38], или же результатом византийской политики, согласно которой единственным верховным сувереном был император, а правители всех стран, находящихся в его подчинении, должны были носить лишь титулы византийского двора. При этом, возможно, что замена «патрикием» «царя» имела и внутреннюю основу. В условиях дальнейшего развития феодальных отношений в Эгриси царская власть постепенно превращалась в институт типа эрисмтавара, что, несомненно, ускорялось политикой Византии. С другой стороны, возможно, такая политика византийцев в какой-то степени отражала создавшуюся в Эгриси ситуацию.

В 60-х гг. VII в. как видно из письма Анастасия Апокрисиария к Феодосию Гангрскому, всего за два года поселения в Лазике этого византийского церковного деятеля одного правителя вообще отстранили от управления страной, а замещавший его другой правитель в течение года дважды лишался власти[39]. Думается, что такая слабость центральной власти и внутренние неурядицы в Эгриси были обусловлены развитием крупного феодального землевладения с возникновением отдельных княжеств разной величины, владетели которых (эриставы) значительно ограничивали и оспаривали власть эгрисских патрикиев внутри страны.

 


[1]Прокопий Кесарийский. История войн римлян с персами, кн. II, с. 208 — 209.

[2]Georgica, Ш, с. 257.

[3] Менандр, с. 412.

[4] Там же.

[5] Менандр, с. 427 — 428.

[6] Там же, с. 428.

[7] Хотя нумизматы не совсем уверены в дате этой первой монеты Гургена (рядом с изображением Ормизда IV пехлевийским письмом выбита цифра 7, что должно указывать на 7-й год правления Ормизда), но, учитывая вышеуказанную политическую ситуацию, следует считать, что монета отражает реальное положение вещей.

[8] Пахомов Е. А. Монеты Грузии, Тбилиси, 1970, с. 18.

[9]КапанадзеД. Грузинская нумизматика. Тбилиси. 1950,с.36.

[10] Г. Дундуа считает эту монету отчеканенной в 593—595 гг., что нам не представляется убедительным. (См.: его. Проблема т. н. грузино-санидских монет. —  Мацне, 1976, № I, с. 105 — 106, на груз. яз.).

[11] История епископа Себеоса. Ереван, 1939, с.41.

[12] Чубинашвили Г. Н. Памятники типа Джвари. Тбилиси, 1948, с. 25; Ломоури Н. Ю. К объяснению одного сведения Константина Багрянородного. — Труды ТГУ. 59. Тбилиси, 1955, с. 137 — 140.

[13]Абрамишвили Г. Фресковая надпись Стефаноза Мампала в Атенском сионе. Тбилиси, 1977, с. 35 — 36.

[14] Ломоури Н. Ю. (Указ. соч., с. 143) и В. Н. Гоиладзе (К вопросу о датировке восстановления Картлийского государства в VI в. — Мацне, 1979, №1) восстановление грузинской государственности в Картли датируют пятидесятыми годами VI века. (Ред.).

[15] Абуладзе И. Древние редакции книг жития сирийских отцов. Тбилиси, 1955, с. 204 — 205 (на груз. яз.).

[16] Там же. Сохранившиеся в церковных книгах сведения о личности Стефаноза в летописях приняли почти фантастический образ: «Сей Стефаноз был неверующим и не страшился бога, не служил богу и не возвеличил веру в церковь» (КЦ, 1, с.222).Вызывает удивление, что некоторые историки слепо верят этому «неверию» Стефаноза и не относятся к нему критически.

[17] Чубинашвили Г. Н. Памятники типа Джвари. Тбилиси. 1948, с. 85 — 86, 155. Храм построен в устье р. Арагви, на высокой скале. До этого там под открытым небом стоял крест, воздвигнутый св. Ниной, который на протяжении двух с половиной столетий оставался местом величайшего почитания грузинского народа. Замысел архитектора — крестообразное строение — был продиктован именно этим крестом, который зодчий превратил в символ и главную святыню своего нерукотворного памятника. Отсюда происходит и название храма — «Джвари», «Джвари мцхетисай» («Крест», «Мцхетский крест»).

[18] Книга посланий. Армянский текст с грузинским переводом, исследованием и комментариями издал 3. Алексидзе. Тбилиси, 1968.

[19] Там же, с. 71.

[20] Книга посланий, с. 213.

[21] Там же, с.7. Цуртави находился в Южной Картли. (Ред.).

[22]Там же, с. 70.

[23] Книга посланий, с. 68.

[24] Там же, с.74.

[25] Джавахишвили И. А. История грузинского народа, I, с. 391. (на груз. яз.).

[26] Книга посланий, с. 251.

[27] Гоиладзе В. И. Является ли картлийским эрисмтаваром упомянутый у Феофана хронографа Варсамусе? — Мацне, 1976, № 1, с. 133 — 140 (на груз. яз.).

[28] Gеогgiса, т. IV, вып. I, 1941, с. 95.

[29] Артамонов М. И. История хазар. М., 1962, с. 147.

[30] Артамонов М. И. Указ. соч.

[31] Цит. по: Налбандян В. Тбилиси в древнеармянской литературе. Тбилиси,1959, с. 96 (на груз. яз.). Подробнее см: Гоиладзе В. И. Упомянутые в сочинении Джуаншера «царь тюрок Саба» и «эристав Джибга». — Мацне 1977 №2, с.82 — 102.

[32] История агван Моисея Каганкатваци писателя X в. Перевод с армянского. Спб., 1861, с. 120; Обращение Картли. — В сб.: Источники грузинских летописей. Перевод Е. Такаишвили. Тбилиси, 1900, с. 44.

[33] Там же, с 45.

[34]Там же.

[35] Там же.

[36] История агван..., с. 112.

[37] Джанашиа С. Н. Труды, I, с. 86.

[38] Там же.

[39] Gеогgiса, т. IV, ч. I, 1941, с. 44 — 45.



§ 4. АРАБСКИЕ ЗАВОЕВАНИЯ И БОРЬБА ПРОТИВ АРАБОВ В VII — VIII ВВ.

 

В первой трети VII в. на Аравийском полуострове образовалось государство арабов, во главе которого стоял Мухаммед, с чьим именем связано распространение среди арабов новой веры.

Переход от многочисленных местных культов к строгой монотеистской религии ускорил процесс консолидации арабских племен и образования государства. Вначале последователями Мухаммеда были представители беднейших слоев Мекки, но за успехами последовало изменение социальной основы нового учения. Когда-то ратующий за равенство и защищавший угнетенных Мухаммед, сам становится главой государства и, тем самым, защитником интересов господствующего класса.

При наместниках Мухаммеда, или халифах, Арабское государство, или халифат, как его называют, необычайно быстро выросло. Первые большие завоевательные войны арабы провели при халифе Омаре (634 — 644). Они ставили себе целью расширение пределов халифата, захват добычи и получение дани.

В последние годы правления императора Ираклия Византийская империя в борьбе с арабами потерпела ряд поражений и потеряла Сирию и Палестину. В начале 40-х гг. пал Иран, после чего путь арабам в Закавказье был открыт.

Такие быстрые успехи арабов объяснялись не только отличной организацией и высокими боевыми качествами арабского войска, но и их политикой веротерпимости и введением простой, сравнительно легкой налоговой системы. Все это способствовало победе арабов в восточных провинциях Византийской империи, население которых в этническом и религиозном отношении сильно отличалось от населения центральных районов. В источниках отмечается, что даже фанатичные монофизитские монахи Сирии и Палестины в массовом порядке оставляли монастыри и присоединялись к арабским отрядам. После этого становится понятным, почему многие города этих стран без боя сдавались арабам.

В 640 г. арабы вторглись в Армению и взяли ее столицу Двин. В 642 — 643 гг. арабы уже направились к границам Картли, но успеха не добились и возвратились к себе. По сообщению арабского историка Табари, арабы под командованием Хабиба ибн-Масламы возобновили поход на Картли, взяли Тбилиси и выдали населению фирман о безопасности, или «защитную грамоту». Этот поход арабов в Грузию датируется 644 — 645 гг.[1], а по сведениям армянского историка Себеоса, поход ибн-Масламы имел место в 654 — 655 гг. Поэтому в грузинской историографии «защитная грамота» Хабиба ибн-Масламы соответственно датируется 644 — 645 или 654 — 655 гг.[2]

Навстречу вступившим в Картли арабам картлийский эрисмтавари, носящий титул патрикия, выслал своего посла с дарами и просил у них мира. Арабский полководец Хабиб остался доволен поступком эрисмтавара, принял дары в счет будущей дани и с грузинским послом отправил в Тбилиси своего человека с письмом и вышеуказанной «защитной грамотой». После этого Хабиб вступил в Тбилиси и лично подтвердил населению выдачу этого известного документа.

В нем были определены права и обязанности завоевателей и завоеванных:

1. Грузины признают верховенство арабов и выплачивают джизию в размере динара на один дым. При этом им запрещается объединение дымов для уменьшения дани. Со своей стороны, арабы не расчленяют их для увеличения дани.

2. Население обязано помогать арабам против их врагов советом и делом, т. е. взять на себя военные повинности; приютить и оказать помощь отставшим мусульманам и затем доставить их в ближайший арабский отряд.

3. Принявший ислам становится братом арабов и пользуется общими со всеми мусульманами правами.

4. Арабы обязуются оказывать помощь грузинам в борьбе с общим врагом, однако, если арабы не смогут это сделать, подчинение грузин врагу не будет осуждено арабами.

В случае согласия и принятия этих условий местным населением арабы гарантировали ему безопасность и не прикосновенность имущества и религии, в противном случае объявляли войну именем аллаха и его пророка[3].

На этот раз арабы не задержались в Картли. В халифате началась междоусобная война, которая тянулась до тех пор, пока единственным властелином не стал первый халиф Омеядов Моавия I (661 — 668). Ясно, что в этот период арабам было не до Картли. Новый халиф прибег к жестоким мерам, чтобы подчинить отложившиеся страны Закавказья, но и после этого на Кавказе политическое положение было изменчивым.

При наследниках Моавии I в халифате не утихала смута. По сведениям армянского историка Ованеса Драсханакертци, во времена католикоса Исраэля (667 — 677) арабы под предводительством некоего Барабы вторглись в Армению, но потерпели там поражение и направились в Картли. Здесь их встретил эрисмтавари Версе, который «рассеял их, безжалостно истребляя, и обратил в бегство»[4]. По сообщению другого армянского историка Гевонда, в царствование халифа Абд-аль-Малика (685 — 705), точнее, на второй год после его воцарения грузины и албанцы отказались платить дань арабам. Их неповиновение длилось три года[5].

Такой ситуацией решила воспользоваться и Византийская империя и со своей стороны предъявила старые счеты. В конце концов, оба завоевателя договорились между собой; по словам Феофана хронографа, в 686 г. халиф и император заключили мир и в условиях договора указали, что дань, поступавшую из Албании и Картли, следовало делить поровну[6].

В 687 г. император Юстиниан II направил в Закавказье большое войско во главе с Леонтием, чтобы восстановить там византийское господство. Византийцы сумели нанести поражение арабам и временно подчинить себе Армению, Картли и Албанию[7].

Такую политическую нестабильность решили использовать и хазары. Эти непримиримые враги арабов не упускали случая, чтобы напасть на страны Закавказья. В 684 г. хазары вторглись со стороны Дербента, но в битве с объединенным войском армян, албанцев и грузин потерпели поражение[8]. Спустя несколько лет хазары возобновили набеги на Закавказье. В боях с ними погибли многие знатные албанцы, армяне и грузины.

В конце концов, преимущество на Кавказе осталось за арабами. При халифе Абд-аль-Малике арабы энергично приступили к расширению владений ислама. Брат халифа, Мухаммед ибн-Мерван, в 701—702 гг. надолго подчинил Армению, а также Грузию и Аран (Албанию). В результате этих завоеваний окончательно образовалась провинция халифата Арминия[9], в которую вошла и Картли (по-арабски Джурзан) в качестве отдельной административно-политической единицы. В конце VII в. арабы сумели проникнуть уже и в Западную Грузию, чему способствовали происшедшие там события. По сведениям Феофана хронографа, патрикий Лазики (Эгриси) Сергий, сын Барнука, восстал против византийцев и подчинился арабам[10]. Арабы вместе с Эгриси захватили и Абазгию, так как из сведений того же историка выясняется, что в 709 г. вместе с Лазикой они владели и Абазгией[11]. В этом году император Юстиниан II прислал сюда с большим количеством денег будущего императора Леона Исаврийского, которому было поручено, подкупить аланов и натравить их на абазгов, союзников арабов. Видимо, вместе с лазами (если не в том же 697 г., то вскоре) от византийцев отложились и абазги. В этом сообщении Апшилети (Апсилия) не фигурирует в качестве отдельной политической единицы, но упоминается как страна. В западногрузинских крепостях стояли арабские гарнизоны и войска. Например, охрана главной крепости мисимиан Дзахар, по словам Агафия, из-за своей неприступности называлась «железной» (как предполагают, это крепость Чхалта в верхнем течении Кодори, у слияния Чхалтской речки и Кодори)[12], была поручена арабами некоему Фарсману. Леон Исаврийский для ее взятия прибег к хитрости, после чего крепостные стены сравнял с землей. При взятии крепости Леону очень помог некий Маринос, «первейший среди апсилов», как называет его Феофан. Сей знатный апшилец вначале поддерживал арабов, но, т. к. Леон прибыл с большим войском, предпочел перейти на его сторону.

Примечательно, что еще при пребывании Леона в Апшилети, по сведениям Феофана, римляне и его союзники армяне[13] вторглись вглубь Лазики, очевидно, из Фазиса (Поти) и осадили Археополис, где, по всей вероятности, укрепился патрикий Лазики. Но арабы вовремя подоспели на помощь, и византийцы со своими союзниками возвратились назад. Благодаря сведениям Феофана хронографа, создается впечатление, что внутренней частью Западной Грузии владеют арабы, а приморскими портами — византийцы, откуда они время от времени выступают для изгнания арабов.

Таким образом, в 709 г. на территории Западной Грузии шла арабо-византийская война, которая, очевидно, продолжалась и после, пока Леон Исаврийский по всему фронту войны не достиг решающих успехов.

Не совсем ясно, какое положение создалось в этом крае после изгнания арабов. Неизвестно также, когда это случилось. Можно только сказать, что позиции Византии в Эгриси восстановлены в 30-х гг. VIII в., если не раньше, как это, возможно, произошло в Абхазии и Апшилети. Неизвестна и судьба отложившегося от Византии Сергия, сына Барнука, и наследников — противопоставил им византийский двор кого-нибудь возведением в ранг патрикия Эгриси или вовсе упразднил здесь аппарат местного управления. В источниках об этом нет никаких данных. Учитывая ряд сообщений 30-х гг. VIII в., выясняется, что титул «патрикия лазов» император пожаловал картлийскому эрисмтавару Стефанозу.

С начала VIII в. арабы ведут непрерывную борьбу с хазарамиза Закавказье. Хазары выступают или самостоятельно или в союзе с византийцами. В 709 г. наместником северной области был назначен брат халифа Валида — Маслама ибн-Абдал-Малик, который оставался на этой должности до 732 г. С небольшими исключениями[14].В713—714гг. он организовал большой поход против хазар, который завершился поражением арабов.

В 720-х гг. в Картли прибыл новый наместник севера Джарах ибн-Абдаллах, которому была поручена организация похода против хазар. Картлийские власти предъявили новому наместнику «защитную грамоту» Хабиба ибн-Масламы, которую он обновил, внеся в нее некоторые новые условия. В частности, были добавлены обязанности уплаты хараджа и с земель вокруг Тбилиси[15]. Харадж был поземельным налогом, которым, надо полагать, было обложено и население других районов Картли[16]. Таким образом, население Картли с VIII в. платило арабам, наряду с джизией, и харадж.

Джарах выступил в большой поход на Хазарскую землю, взял Дербент, но на этом его успехи кончились. Халиф отставил Джараха и заменил его Масламой. В727—728 гг. Маслама через Дарьяльские ворота выступил в Хазарию, но из-за проливных дождей вынужден был вернуться назад. В 729 г. халиф вновь прислал на Кавказ Джараха, который и том же году из Тбилиси через Дарьял вторгся в Хазарию и взял город Аль-Байду, расположенный по нижнему течению Волги[17]. В ответ хазары организовали большой поход в Закавказье. По сообщению Табари, инициатором этого похода был грузинский «малик» (обычно это слово обозначает царя, но в этом случае подразумевался картлийский эрисмтавари), который послал человека к хакану Хакасру и призвал его против мусульман[18]. Под командованием сына хакана Барджика большое войско хазарвступило в Азербайджан и перебило стоявшие там отдельные отряды арабов. У города Ардебия произошло большое сражение, в котором погибли Джарахи его войско[19]. По сведениям Ал-Балами, картлийский эрисмтавари давал предводителю хазар полезные советы, указывал на расположение арабов, чем оказал большую помощь в деле изгнания арабов из Закавказья[20]. Такой поступок картлийского эрисмтавара, как справедливо отмечают, следует объяснить теми изменениями в налоговой системе, которые произошли при халифе Хишаме (724 — 743) и которые резко ухудшили экономическое положение завоеванных народов Закавказья[21].

Имеющиеся в нашем распоряжении сведения дают возможность считать, что упомянутый в арабских источниках картлийский эрисмтавари, по всей вероятности, был Стефаноз, который, по сведениям фресковой надписи из Атенского сиона умер в 739 г. Стефаноз в этой надписи упоминается «владыкой эриставов» не только Картли, но и Эгриси, что дает право предполагать, что от императора он получил в управление и Эгриси. Это предположение подкрепляется тем обстоятельством, что грузинский летописец[22] подчеркивает права наследников Стефаноза на Эгриси, которые были им пожалованы византийским императором. Видимо, бежавший от арабов в Эгриси картлийский эрисмтавари получил от императора также титул патрикия Эгриси или Лазики (известный нам последний правитель этой страны упоминается под титулом патрикия).

Византийский двор этим актом, несомненно, старался превратить картлийского эрисмтавара в верного союзника византийцев и непримиримого врага арабов. А на патрикиев Лазики в этом отношении уже нельзя было надеяться, ибо известно, что один из последних патрикиев сам пытался с помощью арабов избавиться от византийского господства, в результате чего в начале VIII в. последовала большая война между арабами и византийцами на территории Западной Грузии. Возможно, что еще в 730 г., когда Стефаноз призвал хазар в Закавказье, он выступал и от имени императора.

После гибели Джараха выбор халифа вновь остановился Масламе. Когда в 732 г. его вызвали в Дамаск, своим наместником на Кавказе он оставил двоюродного брата халифа — Мервана ибн-Мухаммеда, а этот новый правитель в определенной степени изменил и смягчил политику халифата в отношении Армении и стал энергично готовиться к походу на хазар, для чего попросил у халифа 120-тысячное войско. Мерван прежде всего намеревался примерно наказать перешедших на сторону хазар византийцев и грузин, и поэтому в 735 г. направил это огромное войско в Грузию, что подтверждается и сведениями грузинского летописца[23]. Мерван отличался необычайной жестокостью и бесчеловечностью, за что грузины прозвали его Глухим (Мурван Кру).И действительно, он обрушил на грузинский народ большие несчастья. По словам летописца, «прошел Глухой весь Кавказ, и захватил врата Дарьяльские и Дербентские, и разрушил все города и большинство крепостей в пределах всей Картли».

Эрисмтавари Стефаноз был вынужден со своими домочадцами и приближенными перейти в Эгриси, но арабский полководец намеревался разорить и Западную Грузию. Арабы сперва вторглись в западную провинцию Картли — Аргвети, где пленили мтаваров Давида и Константина и замучили их. Затем Мерван разрушил эгрисские города и крепости, в том числе столицу Цихе-Годжи (Археополис). Наконец арабы подошли к Анакопийской крепости в Абхазии, где укрепились сыновья картлийского эрисмтавара— Мир и Арчил. По сведениям Джуаншера, указанные мтавары одержали большую победу над врагом, хотя Мир был смертельно ранен в бою. Однако, по свидетельству «Мученичества Давида и Константина», победа и здесь осталась за арабами, что выглядит более правдоподобно.

Затем арабы направились в Южную Грузию. Вследствие арабских нашествий Грузия была так разорена, что, по словам летописца, «нигде не осталось ни строения, ни пропитания для людей и животных».

Этот поход Мервана оставил такой след в памяти народа, что в грузинских летописях он считался вообще первым вторжением арабов в Грузию. В Западной Грузии арабы не смогли удержаться даже после этого похода, а Картли сломили надолго. После этого Мерван совершил победоносный поход и на Северный Кавказ. В 737 г. арабское огромное войско одновременно через Дарьял и Дербент двинулось на Хазарскую страну. Сам Мерван шел по Дарьяльскому пути. Это был последний поход арабов за Кавказский хребет. Хазары были разгромлены, хакан изъявил покорность и попросил мира.

По сообщениям Феофана Византийского, в 738 г. Арабы, на этот раз под командованием Сулеймана ибн-Исама, вновь выступили против Апшилети и Мисимианети (область мисимиан), где разрушили «железную крепость» и пленили Евстафия, сына патрикия Мариноса[24]. Этот новый поход в Западную Грузию, который последовал сразу же после большой войны с хазарами, византийский историк считает мероприятием, направленным против Византии, так как земли эти к указанному времени полностью входили в сферу византийского политического влияния. Несомненно, в Константинополе так же рассматривались и предшествующие походы арабов в эти страны.

В 744 г. завоеватель Грузии Мерван ибн-Мухамед с Кавказа окончательно ушел в Сирию, где в течение пяти лет был даже халифом. Страна получила небольшую передышку.

После окончательного завоевания Картли арабы во главе страны поставили своего чиновника, который носил звание эмира. Местом его постоянного пребывания был Тбилиси. «Захватили город Тбилиси агаряне, превратили в дом пребывания своего, получали дань из страны этой, называемую харадж»[25], — писал грузинский летописец. Эмир был и командующим войском, и правителем страны, и верховным судьей. Должность эрисмтавара арабы тогда не упразднили, но превратили эрисмтавара в зависимого от эмира правителя. По предположению С.Н. Джанашиа, обязанностью эрисмтавара было собирание дани и организация местного войска[26].

Для управления страной эмир располагал достаточно большим штатом арабских чиновников. Хотя и нет прямых указаний, но в более поздних грузинских источниках засвидетельствованы арабские названия городских чиновников: шурта, мухтасиб, амид, райс, которые должны были функционировать в Грузии в эпоху арабского владычества. Шурта в городах Востока считался начальником полиции и был обязан соблюдать в городе порядок[27]. Мухтасиб следил за религиозным и бытовым порядком, базаром, благоустройством улиц, выплатой долгов и т. д. Во главе канцелярии эмирского двора стоял амид. Райс же был представителем мусульманского населения города при эмирском дворе[28]. Вообще в VIII в. в Тбилиси умножилось мусульманское население, которое строило здесь свои мечети.

Содержание этого громоздкого штата было обязанностью местного населения[29], так как именно с периодом арабского владычества связано установление тех эмирских, амидских, мухтасибских и других подобных налогов, которые в поздних грузинских документах представлены уже в местном содержании, ибо после воссоединения Тбилиси с остальной Грузией указанные чиновники органически вошли в городской строй Грузии.

Особенно тяжелым и невыносимым стало арабское господство после того, как власть в халифате перешла к династии Хасидов (749 г.). Аббасиды сильно увеличили налоги, как с местного арабского населения, так и с завоеванных народов. Созданный на иранский лад огромный государственный аппарат и разросшийся двор требовали больших средств, что в первую очередь легло на плечи порабощенных стран. К этому прибавились гонения на немусульман[30]. Горести измученного народа хорошо передал грузинский писатель второй половины VIII в. Иоанэ Сабанисдзе: «Некоторые из верующих, порабощенных насилием, скованные как бы железом, бедностью и нищетой, мучимые и изнывающие под тяжестью их дани, безжалостно истязаемые, подавлены страхом и колеблются как тростник от сильного ветра»[31].

От дани не был освобожден ни один слой населения Картли, но, естественно, главное бремя несло производительное общество. Это обусловило тот факт, что арабы не смогли здесь создать себе опоры, и господство их в Картли опиралось лишь на голую силу[32]. Хотя владычество арабов, господство менее развитых общественных отношений замедляло рост производительных сил страны, тем не менее, оно не смогло причинить Грузии невосполнимый ущерб. Общественный организм феодальной Грузии оказался прочным и выдержал трудное испытание. Из внутренних районов Картли, где завоеватели обосновались более прочно, очаги народного сопротивления переместились в пограничные районы, в горы и ущелья. Именно там сосредотачивались главные внутренние силы народа, которые и начали великое дело освобождения родины от захватчиков.

В 50-х гг. VIII в. из арабского повиновения вышли цанары, жители горной части Восточной Грузии. Правитель Арминии Хасан ибн-Кахтаба не сумел справиться с ними и обратился за помощью к халифу. После тяжелых боев арабы смогли одолеть цанаров[33]. В 60-х гг. VIII в. хазары возобновили свои нападения на Закавказье, поэтому новый правитель Арминии Язид ибн-Усаид (759 — 769) занял Дарьяльское ущелье и укрепил его. Но в 764 г. хазары вторглись в Закавказье через Дербент, разорили Албанию, Картли и на некоторое время завладели Тбилиси. Язид с большим войском выступил против них, но потерпел поражение и спасся бегством[34].

С этим вторжением хазар историки связывают рассказанную грузинскими летописцами историю любви хазарского хана к дочери Арчила. В вопросе о времени царствования самого Арчила, которого летописец именует«царем», среди исследователей существуют большие расхождения, но более приемлемыми кажутся 40 — 50-е гг. VIIIв.[35] Арчил, который приступает к самостоятельной деятельности, по всей вероятности, с 739 г. потерял как Эгриси, так и сан картлийского эрисмтавара. Не совсем ясно, как все это произошло. После этого Арчил, видно, переходит в Эрети и Кахети, так как его деятельность более связана с этими областями[36]. Арчил стал жертвой политики одного из арабских правителей или полководцев (летописец называет его Асимом, поэтому существует мнение об его идентификации с правителем Арминии в 744 Асимом ибн-Абдаллахом)[37], который потребовал, чтобы Арчил принял ислам, обещая сохранить ему жизнь. Наследник Арчила, Джуаншер, приблизительно в 60 — 70-х гг. VIII в. должен был быть правителем Эрети и Кахети[38]. По сведениям грузинских источников, Джуаншер попал в плен к хазарам во время их похода в Закавказье, причиной которого летописец считает вышеуказанную трагическую любовь хакана к сестре Джуаншера — Шушан.

Как выясняется, вместо наследников Стефаноза арабы посадили картлийским эрисмтаваром Адарнасе, которого Иоанэ Сабанисдзе именует даже «куропалатом», что свидетельствует о расположении Византии и к этому эрисмтавару. В сочинении Иоанэ Сабанисдзе больше сведений о его наследнике Нерсе.

В 772 — 773 гг. халиф Мансур призвал Нерсе в Багдад и, как видно, обвинив в антиарабской деятельности, заключил в тюрьму. Три года спустя новый халиф Махди освободил Нерсе и в прежнем звании отослал в Картли. Но картлийский эрисмтавари не сумел угодить и новому халифу и, не надеясь более на его милость, вступил на путь прямой борьбы с арабами. После жестокой битвы с арабами, где он потерпел поражение, Нерсе был вынужден с семьей и тремястами воинами уйти из Картли через Дарьял к хазарам, где он естественно, надеялся получить помощь для борьбы против общего врага — арабов. Но хазары дальше теплого приема не пошли. Разочарованный Нерсе вновь собрался в путь и, в конце концов, прибыл в Западную Грузию.

На должность Нерсе арабы назначили его племянника Стефаноза, сына эристава Гургена. Это случилось приблизительно в 781г. Нерсе направил послов к эмиру и попросил разрешения вернуться в Картли. Нерсе, лишенный поддержки хазар, уже не был опасен для арабов. Более того, как неудачливый политик он мог оказаться полезным в Картли для усмирения других. Поэтому ему разрешили вернуться на родину на правах частного лица[39].

С этими главными моментами биографии Нерсе тесно переплелась трагическая судьба его слуги, араба Або, личность которого стала основой для создания глубоко патриотического художественного произведения писателя второй половины VIII в. Иоанэ Сабанисдзе. Сочинение это является ценнейшим историческим источником о Картли времен арабского владычества.

Або сблизился с Нерсе в Багдаде и последовал за ним в Картли. Он умел изготовлять благовония. В Тбилиси юный араб познакомился с христианской верой и сблизился с христианами. Когда Нерсе ушел на Хазарскую землю, Або сопровождал его и принял там христианство. По возвращении вместе с Нерсе в Тбилиси, он был обвинен своими же соотечественниками в том, что оставил «отчую веру» и перешел в христианство. Або схватили. Арабы приложили много усилий, чтобы возвратить его в веру отцов, но тщетно. Тогда Або вывели из тюрьмы и в январе 786 г. обезглавили. Мученическая смерть Або оставила неизгладимое впечатление на современников.

Передовые деятели Картли хорошо поняли огромное значение этого факта для пробуждения национального самосознания грузин. Устами Самоэла, картлийского католикоса, они обратились к Иоанэ Сабанисдзе как выдающемуся писателю того времени. Католикос хотел, чтобы он, наподобие прежде написанных мученичеств, описал историю их современника Або, «чтобы поминали его в церквах все те, кто будет после нас». Иоанэ Сабанисдзе блестяще справился с просьбой и создал шедевр древнегрузинской литературы «Мученичество Або Тбилели». Для целых поколений грузинского народа жизнь Або была поучительным примером в борьбе против иноземных захватчиков, пробуждая гордость и самосознание. «Сочинение Иоанэ показывает, насколько глубоко проникли корни национальной идеи, и на какую высоту поднялась она», — отмечал К. С. Кекелидзе.

В сочинении все помыслы автора направлены на то, чтобы довести до общественного сознания значение мученической смерти Або. Если так поступил Або, «семя аравийское по отцу и матери», позволено ли нам, «грузинам, ошибаться и отступаться от праведного пути», даже «насилием», «обманом или «коварством»? Автор ставит себе целью пробудить и подбодрить малодушных. Иоанэ Сабанисдзе глубоко задумывается над политической и религиозно-моральной картиной нашей страны того периода и с гневом произносит: «Смешались мы с народом чужим, веры нашей поругателем». Он напоминает грузинскому народу, имевшему пятисотлетнюю историю большой христианской культуры, о его превосходстве над варварскими «властителями» и «господствующими».

В результате призывов Иоанэ Сабанисдзе и других проповедников, говоря его же словами, «колеблющиеся укреплялись, укрепившиеся радовались».

Неизвестно, как долго продолжалось правление Стефаноза в Картли, но в 790 г. он все еще был картлийским эрисмтаваром. Какова была ситуация в Картли после него, неясно. Как передает арабский историк Якуб, в правление халифа Гаруна ал-Рашида (786 — 809) назначенный на пост правителя Арминии Хузаима ибн-Хазим (803 — 806) схватил здесь батриков (эриставов и мтаваров) и их сыновей и обезглавил их, что вызвало восстание в Картли и в земле цанаров. Думается, жертвами этих кровавых мер стали если не сам Стефаноз, то его сыновья (возможно, Стефаноза уже не было в живых), а также другие представители эриставских родов Картли. Этим, очевидно, следует объяснить, что в царствование халифа Мамуна (ок. 813 г.) эрисмтаваром Картли назначается Ашот Багратиони, сын Адарнасе. Халифат все еще пытался сохранить в Картли власть эрисмтавара, но, после того как Тбилисский эмират сформировался в самостоятельную политическую единицу, естественно, что эмир в своих владениях не мог терпеть такого правителя, который олицетворял бы единство Картли. Поэтому Ашот Багратиони был вынужден оставить Картли и укрепиться в своих владениях в Кларджети. Оттуда он старается отнять Картли у эмира, но в этой борьбе Ашот терпит поражение от эмира и его союзника, кахетского мтавара Григола.

Таким образом, к началу IX в. на территории бывшего Картлийского царства имеются три самостоятельных княжества (Эрети, Кахети и Тао-Кладжети) и Тбилисский эмират, который постепенно освобождается от зависимости халифата.

В Западной Грузии на территории бывшегоЭгрисского царства и зависимых от него политических единиц в середине VIII в. образовалось Абхазское княжество, которое в конце того же столетия становится Абхазским царством. В это объединение попало также Аргветское эриставство, которое со времени образования Картлийского царства считалось его провинцией.

Основные этапы политического усиления и территориального роста Абхазского царства представляются примерно так. Вначале правитель Абхазии присоединяет приблизительно в 740-х гг. бывшие провинции Эгриси — Апшилети, Мисимианети. В 709 г., как было сказано, Феофан хронограф упоминает «первейшего среди апсилов» некоего Мариноса, который примкнул к Леону Исаврийскому. Однако это еще не означает, что он был правителем Апшилети, так как в таком случае Феофан представил бы его в соответствующей роли.

Феофан еще дважды упоминает этого Мариноса в связи с его сыном Евстафием (под 738 и 740 гг.), но в обоих случаях под титулом патрикия, который, как известно, получали правители стран, находящихся в вассальной зависимости от Византии. Следовательно, можно допустить, что получение Мариносом титула патрикия обозначало выделение Апшилети в самостоятельную политическую единицу. Маринос этот титул получил, очевидно, от Леона за ту службу, которую он оказал будущему императору во время пребывания его и этих землях, когда правящая верхушка Эгриси явно действовала против византийцев. Поэтому было бы естественно, чтобы в ответ на такие настроения эгрисцев византийские власти прибегли к выделению Апшилети в самостоятельную единицу. А если это соответствует истине, то самостоятельность Апшилети, по всей вероятности, длилась лишь во время царствования императора Леона, что примерно совпадает с годами правления Мариноса. После этого, очевидно, византийские власти сочли нужным признать права на Апшилети их союзника, правителя Абхазского княжества.

Вслед за этим, не позднее 70-х гг. VIII в., правитель Абхазети Леон присоединил и Эгриси («Матиане Картлиса» связывает этот политический акт со смертью последнего правителя Эгриси, сына царя Арчила — Иоанэ, не оставившего наследника).

Возникновение Абхазского княжества не влекло за собой изменения этнографической картины данного региона и не означало установления политического господства абхазов[40]. Первоначально Византия настолько способствовала усилению абхазского князя, что он смог при помощи той же Византии объединить под своей властью всю Западную Грузию. Как видно, политическое объединение Западной Грузии соответствовало планам императорского двора, поскольку она преградила бы путь господствовавшим в Картли арабам, оставаясь при этом в подчинении Византии. Эгрисские патрикии в результате своих действий, направленных на достижение независимости, потеряли доверие византийского правительства, (правители Картли также не оправдали, в конечном счете, возлагаемых на них надежд), поэтому-то в Константинополе решили, что их целям более соответствует подвластный им архонт или князь Абхазии[41]. После того как византийцы признали власть абхазских князей над всей Западной Грузией и объединение было реально осуществлено, совершенно естественно, что вся Западная Грузия в политическом смысле превратилась в «Абхазию», а ее население, соответственно, стало именоваться «абхазами»[42].

В течение всего времени правления в Картли эрисмтаваров, длившегося полных два с половиной века, несмотря на отрицательные последствия господства иноземных захватчиков, Картли в области развития феодальных отношений сделала дальнейший шаг вперед.

По сей день не достигнуто единого мнения относительно того, была ли Картли в течение этого времени политически раздроблена или же власть эрисмтаваров олицетворяла собой реальное единство страны.

Грузинский летописец, касаясь учреждения эрисмтаварства, особо отмечает, что первый же правитель Картли «не смог сместить эриставов Картли с их эриставств, ибо имели они от царя персов и от царя греков грамоты, утверждающие неприкосновенность их власти в эриставствах[43].

По словам того же летописца, за это право эриставы вели борьбу еще с царями Картли, но благоприятные условия для них сложились лишь после упразднения царской власти, когда их претензии на присвоение земель, входивших в их эриставства, были удовлетворены грамотами, выданными иранскими и византийскими властями, утверждавшими их наследственное право на владение эриставством. Если же в дальнейшем эриставы восстали и против персов, пожелав иметь своего «царя», то было оговорено условие, согласно которому последний не должен был лишать их основного завоевания. По мнению летописца XI в., этот вопрос был главной причиной противоречий между царем и эриставами, и он был разрешен после учреждения в Картли эрисмтаварства. Не вызывает сомнений, что эриставы владели землями своих административных областей по принципу наследственности еще задолго до этого времени, но их права перестали оспариваться лишь после упразднения в Картли царской власти. В этом деле определенную роль сыграли и внешние силы в лице иранцев, а затем византийцев. Таким образом, факт получения эриставами «грамот собственности» от персидских и греческих царей в VI в. представляется в достаточной степени достоверным. Учреждение эрисмтаварства означало, что правитель страны фактически оказывался в одном ряду с остальными эриставами. Не случайно, что с целью выделить этих правителей из числа остальных эриставов их называют «великими эриставами», «мтаварами эриставов» или «владыками эриставов».

С. Н. Джанашиа совершенно справедливо определил сущность эрисмтаваров как «рrimus intеr раrеs» («первый среди равных»)[44]. Прекрасной иллюстрацией этого является армянская «Книга посланий», сохранившая переписку времен грузино-армянского церковного раскола. В письмах картлийского католикоса Кириона и в ответных посланиях армянских священнослужителей картлийский эрисмтавар Адарнасе, как правило, упоминается первым, но всегда вместе с другими картлийскими правителями, которые или названы поименно, или же фигурируют под общим именем мтаваров.

Имел ли эрисмтавар высшую военную и исполнительскую власть в масштабах всей страны, или же Картли распадалась на владения эриставов, где эристав обладал политической, военной и судебной властью, исполняя в то время и функции административного управления землями эриставства? До конца VIII в. страна формально представлялась единой, чему способствовало и господство арабов: Картли являлась отдельной административно-политической единицей, входившей в провинцию халифата — Арминию, и управлявшейся эмиром Джурзана (Картли), которому подчинялись и эрисмтавары. Правда, эриставы стали уже фактическими собственниками своих эриставств, но в силу феодальной иерархии все же были подвластны картлийским эрисмтаварам, являвшимся высшим и чиновниками иранских и византийских царей, а затем и халифата. Высшая политическая и военная власть в стране находилась формально в руках тех же эрисмтаваров, но отнюдь не была неограниченной и бесспорной.

Так называемые «реформы» Арчила, согласно изложению летописца, выражались в следующем: выполняя завещание своего брата Мира, Арчил выдал замуж его дочерей за влиятельных эриставов, выделив в приданое половину земель эриставства. В результате этого мероприятия, по представлению летописца, эриставы превратились в т. н. «детей» и «братьев» царя. По сведениям того же летописца, в период между царствия эриставы добились «неизменности» своей должности. Таким путем эриставы стали уже не наследственными управителями своих эриставств, а бесспорными собственникам и половины земель бывших эриставств, т. е. мтаварами и владыками, но находящимися в вассальной зависимости от царя (его «сыновьями» и «братьями»).

Таким образом, если следовать изложению летописца, в результате мероприятий Арчила система эриставств была упразднена, так как вся страна оказалась собственностью царя и эриставов. Однако имеется достаточное количество данных, ставящих под сомнение эти сведения. Другое дело, насколько сохраняла система эриставств свое былое содержание. Надо полагать, что общая картина «реформ» Арчила вполне соответствует реальной исторической ситуации на рубеже VIII — IX вв., что в этих мероприятиях принадлежит самому Арчилу, сказать трудно[45].

Пока арабы располагали в Картли достаточной силой и властью, они, как видно, оставляли неприкосновенным тот административный строй, который сложился при первых эрисмтаварах. Более того, опираясь на тех же эрисмтаваров, они всемерно старались сохранить этот порядок. Со своей стороны, и эрисмтавары были не в состоянии лишь собственными силами изменить ту традиционно сложившуюся систему, которая фактически означала узаконение политической раздробленности Картли (устройство страны по принципу вассальной зависимости эриставов). В то же время не вызывает сомнений, что процесс распада страны, являвшийся результатом ее социально-экономического развития, достаточно углублялся. Но, пока Картли являлась единой административной единицей в системе арабского государства, страна оставалась, во всяком случае, формально, единой, и это единство олицетворяли местный арабский правитель и картлийский эрисмтавари. От Картли во второй половине VIII в. отделились лишь Кахети и Эрети.

Окончательное политическое раздробление Картли и превращение эриставов в независимых владетельных князей произошло, очевидно, уже после того, как тбилисский эмир фактически вышел из подчинения халифу, и власть эрисмтавара, олицетворявшая единство подчиненной арабам страны, оказалась для него неприемлемой.

Летописец, описав жизнь и мученическую смерть Арчила отмечает, что вслед за этим стало «ослабевать господство великих царей Хосроианов... Затем размножились мтавары в стране Картли, начали бороться и стали врагами друг другу»[46].Такое положение, по мнению летописца, продолжалось до Ашота куропалата, то есть до утверждения в Картли правителей из рода Багратиони. Мысль летописца совершенно ясна: после Арчила, которого он считает царем, страна оказалась политически раздробленной, так как увеличение числа князей (мтаваров), как отмечал Н. А. Бердзенишвили, влекло за собой увеличение количества княжеств и наоборот.

Говоря о «множестве князей», летописец, несомненно, подразумевает то обстоятельство, что бывшие эриставства превратились в княжества и, соответственно, сами эриставы стали князьями. Это новое социально-экономическое явление кажется довольно реальным для конца VIII в., когда институт эрисмтаваров временно прекратил свое существование и наступил период повсеместного господства владетельных князей. Этот процесс, который не мог быть приостановлен временным восстановлением эрисмтаварства в первом десятилетии IX в., выражался не только в превращении бывших эриставств в княжества. Несомненно, бывшие эриставства оказались поделенными на различной величины княжества, во главе которых, в соответствии с их величиной, оказались «князья» различных рангов. Эти последние стали группироваться вокруг более крупных владетелей, превратившихся в князей эриставов, или «великих князей», подчиняясь последним как «дети (вассалы) «отцу-владыке» (верховному сеньору) и входя под их покровительство со своими землями, деревнями и угодьями. Так создавалась та социально-политическая организация, которая была в состоянии противостоять как классовой борьбе свободной бедноты и закрепощенных крестьян, так и захватническим стремлениям соседних князей[47].

Разделение Картли на множество княжеств было политической формой, соответствующей уровню социально-экономического развития страны. Дальнейший прогресс ставил в порядок дня вопрос объединения этих княжеств в более крупные политические единицы, что в конечном счете, должно было завершиться полным объединением всей феодальной Картли.


[1] Джавахишвили И .А. История грузинского народа, кн. II, Тбилиси,1948, с. 70 (на груз. яз.); Силагадзе В. К датировке «защитной грамоты» Хабиба ибн-Масламы. — Мацне, 1971, № 1, с. 78 (на груз. яз.).

[2]Джанашиа С. Н.Труды,II, 1952, с.362—363 (нагруз.яз.).

[3] Лордкипанидзе М. Д. «Защитная грамота» Хабиба ибн-Масламы. — МИГК, вып. 29, Тбилиси, 1951; Сихарулидзе Э. Из арабо-грузинских отношений. — Труды ТГУ, т. 73. 1959, с. 170—172 (на груз. яз.).

[4] Джанашиа С. Н.. Труды, II, с. 367; Тер-Гевондян А. Н. Армения и Арабский алифат. Ереван, 1977, с. 51.

[5] Джанашиа С. Н. Труды, II, с. 366.

[6] Gеогgiса, т. 1V, ч. I, с. 104; Джанашиа С. Н. Труды, II, с. 366.

[7] Тер-Гевондян А. Н.Указ. соч., с. 52.

[8] Очерки истории СССР, III — IX вв.М., 1958,с. 484.

[9] Тер-Гевондян А. Н. Указ. соч., с. 77.

[10] Georgica, т. IV, вып. I, с. 105.

[11] Там же, с. 107.

[12]Ингороква П. И. Георгий Мерчуле. Тбилиси, 1954, с. 127 (на груз. яз.); Мусхелишвили Д. Л. Основные вопросы исторической географии Грузии, I, 1977, с. 121.

[13] Очевидно, это были армяне, которых во главе с куропалатом Смбатом Багратуни расселил император в окрестностях Поти, и пока они пребывали там, считались на службе Византии. Сбежавших от арабов армян император превратил в надежную опору против отложившихся западногрузинскнх правителей и их союзников арабов.

[14] Тер-Гевондян А. Н. Указ. соч., с. 86.

[15] Лордкипанидзе М. Д. Характер арабского владычества в Грузии. — МИГК, 35,1963, с. 80 (на груз. яз.).

[16] Там же, с. 81.

[17] Артамонов М. И. История хазар, с. 209; Тер-Гевондян А. Н. Указ. соч., с. 87.

[18]Силагадзе В. Указ. соч., с. 107.

[19] Там же, с. 107 — 108.

[20] Там же, с. 114.

[21] Там же, с. 110 — 114.

[22] КЦ, I, с 239 — 241.

[23] Там же, с. 235.

[24]Georgica, т. IV, ч. I. с. 112.

[25] КЦ, I ,с. 250.

[26] Джанашиа С. Н.Труды, II, с. 391.

[27] Джавахишвили И.А. Экономическая история Грузии, 1907, с.23 — 24; Лордкипанидзе М. Д. К вопросу о городских чиновниках в феодальной Грузии. — МИГК, вып. 30, 1954, с. 148 — 149.

[28] Там же, с. 152 — 153.

[29] Лордкипанидзе М. Д. Характер арабского владычества в Грузии, с. 85.

[30] Джанашиа С. Н.Труды, II, с. 393.

[31] Мученичество Або Тбилели. Памятники древнегрузинской агиографической литературы. Грузинский текст перевел, исследованием и примечаниями снабдил К. С. Кекелидзе. Тбилиси, 1956, с. 44.

[32] История Грузии, I. Уч. пособие, с. 122.

[33] ЛордкипанидзеМ.Д. Политическое объединение феодальной Грузии. Тбилиси, 1963, с. 139 — 141 (на груз. яз.); Тер-Гевондян А. Н. Указ. соч., с. 127.

[34] Там же; Очерки истории СССР, III — IX вв., с. 705.

[35] История Грузии. I. Уч. пособие, с.124; Богверадзе А. Политическое и социально-экономическое развитие Картли в IV — VIII вв., 1979, с. 100 — 104.

[36] Мусхелишвили Д. Л. Крепость Уджарма, 1966, с. 95.

[37] Там же, с. 94 — 95.

[38] Там же, с. 95.

[39] Мученичество Або Тбилели, с. 47 — 51.

[40] Для этнографической картины этого периода и понимания «господства абхазов» см.: Мусхелишвили Д. Л. Основные вопросы исторической географии Грузии. Тб., 1980, II, гл. II,§ 7 и гл. V,§ 3.

[41] По сведениям «Матиане Картлиса», это был Леон I, в реальности существования которого сомневался еще С. Н. Джанашиа. В списке абхазских царей, т. н. «Диване царей», упоминается лишь один Леон, соответствующий Леону II из «Картлис цховреба». Согласно «Дивану», он был одиннадцатым царем, правил после своего брата Константина и был сыном того царя Феодосия (в тексте ошибочно дано имя «Феодор»). Сведениям «Дивана царей» следует отдавать предпочтение, так как, во-первых, он составлен раньше «Картлис цховреба», а во-вторых, он был создан по поручению царя Баграта III лицами, которым, очевидно, был доступен архив «абхазских царей», следовательно, составители «Дивана царей» были лучше осведомлены, чем авторы «Жития картлийских царей» и «Летописи Картли» («Матиане Картлиса»), писавшие в Восточной Грузии. «Диван царей», как было указано, предшественником Леона называет его брата Константина, а не дядю Леона. Реальное существование деятеля VIII в. Константина Абазга не вызывает сомнений благодаря дошедшей до нас его вислой печати. Если на всем протяжении второй половины Ш в. княжил Леон II, который непосредственно наследовал Леону I, деятельность которого приходится на 30-е гг.VIII в., то когда же правил брат Леона II — Константин? Неужели авторы «Дивана царей» настолько ошибаются, называя предшественником Леона царя Константина, а еще раньше их отца Феодосия? Не вызывает сомнений, что во время пребывания в Западной Грузии картлийского эрисмтавара Стефаноза и его детей правителем Абхазии был Феодосий.

[42] См.: Анчабадзе 3. В. Из истории средневековой Абхазии. Сухуми, 1959, с. 156 — 159; Очерки истории Грузии, II, с. 420 — 421 (на груз. яз.).

[43] КЦ, I, с. 221.

[44] Джанашиа С. Н. Труды, I, с. 107.

[45] Следует указать на существование другой точки зрения, в частности у Д. Л. Мусхелишвили (см.: его. К вопросу о периодизации истории Грузии феодальной эпохи (IV—X вв.). — Мецниереба, 1980. № 2, а также:Вступление, § 1 настоящих «Очерков»).

[46] Матиане Картлиса. Перевод, введение и примечания М. Д. Лордкипанидзе. Тбилиси, 1976, с. 28.

[47] История Грузии, I. Уч.пособие, с. 124.